Будь что будет! Невозможно догадаться, что Таня "откровенничала" с
электронными шкафами. Да, Таня всегда может это отрицать! Нельзя же шкаф
считать живым существом, да еще и таким, которое выдает сокровенные тайны!
Кунегин распорядился перенести рояль в лабораторию, где помещалась
Машенька. Таня пригласила известную певицу, сама аккомпанировала ей,
готовясь к концерту.
Евгений Кунегин явился на концерт с иголочки одетый (как на премьеру в
консерватории, шутил он). Даже принес два букета цветов. Один он вручил
певице, а другой...
- Это вам с Машенькой, - передал он второй букет Тане.
Певица положила свой букет на рояль и спела первое произведение Машины
на музыку Шопена.
Оно прозвучало откровением и для Тани и для Кунегина. И нежданно, к
величайшей радости Тани, сблизило их, снесло какие-то преграды, стоявшие
между ними.
Кунегин был оживлен, галантен, весел! Он торжествовал первую победу.
- Это ведь по-настоящему поэтично! - не уставал повторять он, провожая
певицу. - Конечно, это еще не Блок, но...
- Признаться, я не прочь познакомиться с этим поэтом, - смеясь,
отвечала та.
В лабораторию Кунегин вернулся, едва не приплясывая.
- Ну, дорогая моя подопечная! Приглашаю вас отпраздновать нашу
победу... в Абрамцево. Знаю там одно чудесное местечко, есть там парк и
маленькая речка.
Речка, протекавшая через знаменитую усадьбу Аксакова-Мамонтова, была
действительно маленькая.
- Наша Воря, не река, а горе! - шутил Евгений Кунегин, гуляя с Таней
по заросшим берегам. Представьте-ка себе Аксакова, который сидел вот тут и
писал свой трактат о рыбной ловле.
Таня наслаждалась хорошим настроением Евгения Кунегина, она была
счастлива. "Ах, если б навеки так было!" И по особенному пленяли ее русские
просторы, бугристые поля с лесистой каймой, извилистая зеленая поросль, за
которой угадывалась невидимая речка.
Они забрели в лес. Запах был там пьянящий, у Тани кружилась голова.
Они собирали незабудки. Таня восхищалась их голубой россыпью, а верный себе
Евгений Кунегин принялся подсчитывать, сколько незабудок можно найти на
одном гектаре абрамцевского леса.
- Сколько же? - смеялась Таня.
- 107 штук, - серьезно ответил профессор.
Они вернулись в Москву на электричке вместе с веселыми туристами и
пели с ними смешные песни.
- Ну, дорогая моя подопечная, - прощаясь, говорил Тане Кунегин. -
Давайте-ка теперь знакомить Машеньку с каким-нибудь композитором, более
близким нам по времени. Найти бы этакую глыбу чувств, новатора, фантазера...
- Скрябин! - обрадовалась Таня. - Вы вспомнили, что я назвала его в
числе своих любимых.
- Допустим, допустим. Может быть, я это и имел в виду.
- Хорошо, я буду знакомить Машеньку со Скрябиным.
- Валяйте. С каждым своим шагом вы приближаетесь к степени кандидата
наук и вместе с тем приближаете человечество к передаче им эстафеты разума
не просто умным компьютерам, а тонко чувствующим эмоциональным машинам типа
Машеньки. Они воспримут все богатства человеческой культуры, а Машенька
будет у них "прародительницей" Евой.
- Ева? - смеялась Таня. - Нет, она Машенька!
И начался второй этап работы Тани в лаборатории Кунегина, вторая часть
ее ненаписанного романа. Освещена она была музыкой Скрябина, которой
наслаждалась Таня, насыщая машину. Смелые его фантазии о сочетании музыки и
цвета увлекали ее.
С трепетной надеждой ждала Таня следующего выходного дня, почему-то
решив, что Кунегин снова пригласит ее в Абрамцево. Прошлая поездка казалась
ей сном.
Но Евгений Кунегин молчал. Пришлось пойти ему на помощь:
- Евгений Петрович, - робко обратилась она к нему.
- Да? - отозвался он, перебирая ее бумаги с формулами.
- Вы помните незабудки?
- Какие там еще незабудки? - недовольно отозвался профессор.
- Ну, такие маленькие-малюсенькие цветочки.
- Извините, не знаю. Я плохой ботаник.
- Евгений Петрович! Да что вы, право! Вы еще подсчитывали, сколько
можно найти незабудочек на одном гектаре абрамцевского леса. 107 штук.
- Ах, 107 штук! Так бы сразу и сказали, а то "незабудки". Чертовня
какая-то! Кстати, не забудьте, что в научных экспериментах нужно быть
смелее. А то вы скоро превратитесь в рабыню скромности.
- Рабыню скромности? - удивилась Таня. И вдруг отчаянно покраснела. Ей
показалось, что Евгений Кунегин о чем-то догадался, самом запретном. Но,
по-видимому, он просто ничего не помнил! Это было так обидно, что Таня, едва
профессор ушел, готова была плакать. Но нужно было работать, насыщать
Машеньку. А как ее было насыщать, когда Таня была полна обиды на ничего не
помнящего Евгения Кунегина?
И тогда Таня стала "беседовать", правда, на математическом языке, со
своей Машенькой, как с близкой подружкой, поверяла ей девичьи тайны и
обиды...
Евгений Кунегин ничего этого не знал. В назначенный день он явился
прослушать новое произведение машины на музыку Скрябина. Но букетов, как в
прошлый раз, не принес, забыл.
Знакомая уже певица спела Пятую прелюдию из 11-го сочинения Скрябина с
такими стихами:
ТЫ НЕ ПОМНИШЬ
Ты не помнишь!
Ничего не помнишь!
Ни "Царицы скромниц",
Ни всего, что сон лишь...
Дух берез и мяты
Надышаться просит.
На траве примятой
Незабудок проседь.
Мы бежим к реке,
Я держу в руке
Милый твой букет.
Вещих незабудок
Вечно не забуду.
Ты же не помнишь!..
Кунегин нахмурился и проворчал:
- Чертовня какая-то...
- Вам не понравилась музыка? - тревожно спросила Таня.
- Нет, музыка чудесная, тонкая, проникновенная. А ну-ка прочтите-ка
мне еще раз это Машино стихотворение.
Таня послушно прочла стихи.
- Ошибка, - сказал профессор.
- Какая ошибка? - испугалась Таня.
- Я говорил "рабыня скромности", а тут царица скромниц. И вообще мы с
вами с букетиками к речке не бегали.
- Вы считаете, что Машенька слишком поверхностно воспринимает
поэтическую ситуацию? Я думала, Евгений Петрович, что, возможно, полезно
будет насытить машину мыслями такого тонкого психолога, как Стефан Цвейг.
- Стефан Цвейг? - удивился Кунегин. - Он ведь не писал музыки.
- Зато писал о музыкантах и вообще тонко понимал человеческую душу,
все ее изгибы, горечь, страдания, поэзию...
- Ну что ж, - задумчиво протянул профессор. - Пожалуй, это будет
приемлемее, чем пересказ машине путевых впечатлений о посещении одной
подмосковной усадьбы.
Таня не знала, куда деться от смущения, и пролепетала:
- Тогда я тотчас принесу Цвейга.
- Допустим, допустим. Какой математический вывод следует из этого
сделать?
- Я имела в виду, что, может быть, появится когда-нибудь "Память
сердца". - И добавила: "Память электронного сердца".
- Вы все еще надеетесь на электронное сердце?
- Но ведь это же тема моей диссертации!
- Диссертации, диссертации, - проворчал Кунегин. - Диссертация Царицы
скромниц о букете незабудок в 107 штук. Как бы это "дитя" не оказалось
мертворожденным. Ладно. Готовьте Машеньку к Цвейгу.
И он удалился, оставив Таню в полной растерянности.
И Таня стала насыщать машину произведениями Стефана Цвейга, а в
лаборатории продолжала звучать музыка Шопена, параллельно с текстом
воспринимаемая машиной.
В назначенный срок Евгений Кунегин задал Тане вопрос:
- Чем теперь вы с Машенькой меня ошеломите?
- Письмом Незнакомки.
- Вы с ума сошли, Таня! - возмутился Кунегин.
- Это же соавторство Машеньки со Стефаном Цвейгом.
- Чертовня какая-то! В средние века вас сожгли бы на костре.
- Разве вы на коне и в латах не отбили бы меня?
- Напротив. Подбросил бы смолистых дров в огонь.
- Не сердитесь, Евгений Петрович. Лучше прослушайте. Певица уже ждет.
Евгений Петрович уселся на стуле посередине комнаты:
- Будем считать - полный аншлаг, - объявил он. - Какая музыка?
- Четвертая прелюдия Шопена, - ответила Таня. - О ней говорится, что
исполнена глубокой печали.
- Что ж, - вздохнул Кунегин, - печальте меня, печальте...
Певица спела:
Ты не знал, кто скрыт вуалью тонкой, не знал, что ты - избранник
Незнакомки.
Но, как в ее безумном сне, ты вместе с ней в шальную ночь забыл все
сны.
У вас был сын!
Нет жарче страсти!
Нет ярче счастья!
Ведь в нем жил ты!
Но сын наш мертв.
И путь мой стерт.
Прощай!..
Тягостной была последующая тишина. Открывшаяся в коридоре дверь словно
всхлипнула, застонала. Певица поспешно ушла. Таня провожала ее, а Кунегин не
двинулся с места.
Когда Таня вернулась, он накинулся на нее:
- Ну, знаете ли! Вы еще и ребеночка сюда приплели! Мне нельзя слова
вымолвить, чтобы вы с вашей Машенькой не подцепили бы его и не всунули в
свою "поэзию".
- Разве вы говорили о ребеночке?
- Я говорил о вашей диссертации, которая подобна мертворожденному
дитяте. И вот вам - пожалуйста. Ребенок в мертвом виде по Цвейгу подается на
самых высоких нотах. Нет, дорогая моя! Так у нас дальше не пойдет. Вы
превращаете машину в электронное зеркало собственных чувств. Кончать пора,
закругляться, закольцовываться с вашей темой. Древние мудрецы еще в Греции
говорили, что кольцо, окружность - воплощение геометрического идеала.
- Евгений Петрович! - взмолилась Таня. - Не выгоняйте меня из
лаборатории. Я уже не могу без нее, без Машеньки, без... вас, - добавила она
почти шепотом.
Кунегин смягчился:
- Ну так что вы еще хотите?
- Разрешите мне самый последний эксперимент. Еще с одним великим
композитором трагической судьбы. Он так мало жил, но так много оставил людям
шедевров: симфоний, песен, баллад. В том числе на слова Гете.
- Вы что ж, хотите, чтобы Машенька состязалась с Гете?
- Ну что вы! А помните:
Кто скачет, кто мчится
Под хладною мглой?
Седок запоздалый,
С ним сын молодой...
- Представьте себе... Допустим, помню. Перевод Жуковского "Лесной
царь".
- Тогда позвольте насытить Машеньку Шубертом.
- Валяйте. Пусть выдаст балладу с сюжетом. Но покороче.
- Я не могу влиять на машину, Евгений Петрович.
- Знаем мы, как вы не влияете. Все вы тут заодно!
И он ушел.
Таня принялась за работу.
В "машинном зале" зазвучал Шуберт, начиная с "Лесного царя", кончая
неоконченной симфонией.
И под эту музыку Таня звонила Кунегину по телефону:
- Евгений Петрович, Машенька совершенно неожиданно выдала балладу для двух голосов, мужского и женского.
- Скажите пожалуйста! Какую еще там балладу?
- Балладу о перстне.
- Час от часу не легче! Стоило вам сказать о закольцовывании
диссертации, об окружности, как ваша "работающая без суфлера" электронная
поэтесса выдает вам дуэт о перстне.
- Но мне нужно пригласить двух артистов. Как их оплатить?
- Какая проза рядом с поэзией! Обращайтесь к директору.
- Я уже обращалась. Александр Сергеевич разрешил.
- На то он и добрая душа, чтобы разрешать. А я тут при чем?
- Вам слушать надо завтра утром.
- Приду. Забронируйте мне единственное место в вашем зале.
И он пришел, поставил стул на середину лаборатории и уселся на него
верхом, положив подбородок на спинку стула.
Таня, севшая за рояль, певица и приглашенный вновь баритон тихо
переговаривались, устанавливая ноты.
- Публика неистовствует! - сказал профессор. - Нет программок. На
какую музыку будет исполняться баллада, о которой Франц Шуберт не имел
представления?
- Экспромт ля-бемоль мажор, - пояснила Таня. - Но в этом замечательном
экспромте заложены все те мысли, которые расшифровала
электронно-вычислительная машина.
- Допустим, допустим, - пробурчал Кунегин.
- До сих пор не могу в это поверить, - заметил баритон.
- Нам не привыкать. Боюсь, ЭВМ скоро совсем завладеет нашей
лабораторией и выставит отсюда людей, раньше, чем это произойдет
когда-нибудь со всем человечеством.
- Вы шутите, профессор? - изумился баритон.
- Нимало. Это мнение выдающихся умов науки.
- Но ваша машина, судя по ее произведениям, чувствует не вместо
человека, а как человек, - сказал баритон. - Зачем ей это, если предстоит
заменить слабые человеческие особи более холодным, железным, что ли,
началом.
- Пока не берусь ответить на ваш вопрос. Мы экспериментируем.
Отрицательный результат - тоже результат опыта. Поэтому послушаем.
И певцы исполнили:
БАЛЛАДА О ПЕРСТНЕ
Вприпрыжку, девчушкой
Я по лесу шла.
В лесу на опушке
Я перстень нашла.
В нем щурился камень
Кошачьим глазком,
Играл огоньками,
Как в глади морской.
Я перстню сказала
Желанье свое,
И мне показалось:
С тобой мы вдвоем.
Нет большего счастья,
Чем вместе кружить,
Чем быть твоей частью.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг