Аня рассмеялась: - Я вам все объясню. Он изобретатель. А это лечение.
- Почему доской изобретателя лечишь? Что за медицина?
- А смотрите, как он окреп, как повеселел!
- Чего он там делает под доской, в подполье?
- Он чертит.
- Слуший, смеяться хочешь, пойдем на палубу. Там громче можно. Зачем
больного тревожить?
- Нет, вы посмотрите, что он начертил.
Сурен недоверчиво подошел к койке, заглянул под доску.
- Где тут матросик, который нас из воды тащил? Ва! Замечательный
парень! Слуший, что это у тебя нарисовано?
- Железнодорожный мост-туннель в Америку,- сказала Аня.
Сурен дипломатично закашлялся.
- Посмотрите, пожалуйста, - попросил Андрей.
Сурен сел на корточки и заглянул на доску снизу: - Постой, подожди.
Что такое? Ай-яй-яй!.. Это что? Под водой труба плавучая? Так ведь я же на
такой трубе верхом сидел. Ай-яй-яй! Зачем же не я, а ты изобрел? Для чего
меня инженерному делу учили, когда матрос мне чертежом горбатый нос
утирает! Аи, матрос! Замечательный глатрос!
- Ну, конечно, - за Андрея объясняла Аня. - Через весь Ледовитый океан
от Мурманска до Аляски, прямо по меридиану протянется металлическая труба
размером с туннель метро.
- Плавающий туннель, говоришь? Всплыть захочет. Чем держать будешь?
- Стальными тросами и якорями, брошенными на дно океана. Труба будет
идеально прямой. Из нее легко можно удалить воздух.
- Конечно, можно. Зачем нам воздушное сопротивление!
- И никаких поворотов, уклонов, подъемов! - с воодушевлением
продолжала Аня.
- Ва! - вскочил Авакян. - Понимаю! - и он протянул к Ане изогнутый
крючком палец. - Прямое железнодорожное сообщение из СССР в Америку по
плавающему подо льдом Арктики туннелю. Подводный понтонный мост!..
- На глубине ста метров,- вставила Аня.
- И поезда, как пули в стволе... Скорость тысяча...
- Две тысячи, - перебил теперь Андрей.
- Верно, браток! Две тысячи километров в час, и два часа езды. В
Америку можно будет к теще чай пить ездить. Слуший, - он взъерошил черные
волосы. - Очень просто, гениально просто! И, честное слово, осуществимо!
Возьми к себе помощником!
Андрей, счастливый, закрыл глаза. Он выслушал первую экспертизу
инженера, рассмотревшего его проект!
- Слуший, - продолжал Авакян. - Знаешь, у этого американского инженера
не голова, а фонарь в две тысячи свечей. Попрошу капитана, чтобы позволил
ему прийти к тебе. Идея у тебя - международная!
Возбужденный Андрей сделал попытку приподняться на локте.
Аня бросилась к нему: - Что ты! Андрюша, милый! - А глаза ее сияли.
Разве мог больной несколько дней назад сделать такое движение! Произошло
чудо.
...Сурен Авакян сидел в салоне капитана н дымил трубкой. Грузный,
седой Иван Семенович сердито расхаживал перед ним.
- Американцу? - остановился он перед Суреном. - Это ты подожди. Зачем
американцу?
- А почему не показать ему корневскую идею? Ведь вы же говорите, что
она выеденного яйца не стоит.
- Ты брось меня цитировать. Другими цитатами пользуйся. Видно, забыл,
в какой обстановке живем. Холодная война! Самого только что в море
искупали. Американцы!.. Видать, мало с ними дела имел.
- Знаю, знаю... враги и так далее... Простые люди везде хорошие.
Сближаться с ними надо, общие интересы искать... Мост-то мы ведь к
американскому народу строить хотим, а не к какому-нибудь сенатору. С врагом
общих интересов не бывает! Понимаешь?
- Очень понимаю! - совсем рассвирепел капитан.--Так ты что же? - он
выпрямился во весь свой гигантский рост и угрожающе подбоченился. - Ты что
же, решил советские идеи разглашать, иностранцам передавать? Ты знаешь,
какие у меня тут инструкции? - и он показал рукой на сейф.
Авакян отмахнулся.
- Ну, вот! Теперь сразу опасность разглашения. Чего? Бреда?
- Не знаю чего. Там разберутся. Важно, что разглашение.
Aвакян в сердцах засунул горящую трубку в карман и поднялся: - Далеко
пойдешь, капитан. Ба-алыииы начальником будешь... Инструкции умеешь
выполнять!
И Сурен выбежал из салона...
Слепая ярость накатилась на Ивана Семеновича. Он мог бы сейчас
заломать медведя, а не то что этого "горца кахетинского". Но как это ни
странно, больше всего Иван Семенович негодовал на себя самого...
Американский самолет делал круг над "Дежневым".
От лежавшего в дрейфе советского корабля только что отошел катер с
американского эскадренного миноносца, увозя инженера Герберта Кандербля...
...У реллингов стоял Сурен Авакян. Он долго мучился, не решаясь
рассказать американцу о замысле Андрея Корнева. Всем своим существом Сурен
понимал нелепость наложенного капитаном запрета, но внутренняя дисциплина
сдерживала его. Капитан на корабле был высшим представителем советской
власти. И все же Сурен не сдержался, намекнул американцу, чтобы узнать, как
он будет реагировать на предложение построить мост между СССР и Америкой.
- Через Берингов пролив? - спросил он.
- Нет. Через Северный полюс.
Американец холодно сказал: - Я инженер, а не психиатр.
А подробнее рассказать американцу о проекте Андрея Сурен не решился,
сам себя ругая проклятым перестраховщиком.
Спускаясь на присланный за ним катер, американец вдруг вспомнил: -
Хэлло, Сурен! Если не мост, то добрые отношения нам построить было бы
неплохо.
- Мы еще создадим Общество дружбы материков,- многозначительно сказал
Сурен.
- О'кэй! - усмехнулся американец. - Я предпочел бы, чтобы оно было
инженерным.
- Оно таким и будет!
- Без психиатров! - уже с катера крикнул Кандербль.
Американские офицеры с катера смотрели хмуро и, видимо, не одобряли
дружелюбных реплик Кандербля...
За кормой катера осталась лепная дорожка.
"Дежнев" стал разворачиваться, и пенная дорожка холодной чертой
отделила советский и американский корабли.
Из труб эсминца повалил черный дым.
В небе назойливо кружил истребитель.
- Сдуший, - говорил Сурен, сидя вместе с Аней около койки Андрея. -
Кандербль сильно жалел, что тебя не увидел. Понимаешь, энтузиаст оказался.
Мы с ним договорились, что создадим Общество друбжы материков. Инженерное
общество, конечно. Ты поступишь в институт, начнешь изучать английский
язык. Станешь инженером, без этого тебе теперь нельзя. Возглавишь общество.
Оно и поднимет твой проект!..
Андрюша был счастлив, силы возвращались к нему, он уже верил, что все
это действительно будет так. Он - инженер... и много других инженеров -
друзей проекта. И даже в Америке появятся такие друзья...
- Общество дружбы материков, - задумчиво повторил он.
Аня смотрела на Сурепа благодарными глазами.
- И уже есть три члена общества, - с улыбкой сказала она.
- Нет. Три с половиной! - поправил Сурен.
- Кто же наполовину?
- Американец.
- Будет когда-нибудь и он .полностью с нами. А мы, Андрюша, уже сейчас
с тобой...
- Всей душой, - торжественно подтвердил Сурен. - Давайте руки!
Соединим материки.
И три руки соединились под самодельной чертежной доской: смуглая
волосатая рука Авакяна, нежная рука Ани и худая, нервная рука Андрея
Корнева.
Неужели эти руки могут соединить не только сердца друзей, но и
континенты!?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СТАРШИЙ БРАТ
Случай с Андреем Корневым, как известно, описан в медицинской
литературе. Можно указать номер журнала, где сообщается, как воля к жизни,
проснувшаяся у больного вместе с творческим порывом, повлияла на ход
болезни; там же приведен и перечень физических упражнений, которые в
течение почти одиннадцати месяцев с исступленным упорством проделывал
обреченный на паралич человек.
К сожалению, в медицинском журнале ничего не сказано о самой мечте,
вернувшей юношу к жизни.
Одиннадцать месяцев шла борьба. Болезнь сковывала Андрея, мечта дарила
ему крылья...
Списанный с корабля на берег новым капитаном "Дежнева", Андрей лежал в
портовой больнице во Владивостоке. День ото дня, сантиметр за сантиметром
отвоевывал он свободу движений и вместе с тем изучал английский язык и
готовился к приемным испытаниям в институт, куда обязал себя поступите
ближайшей осенью.
Аня с отцом давно уехали в Москву. Девушка поклялась Андрею в вечной
преданности его идее... Она аккуратно писала ему письма, полные робкой
ласки, наивных чувств и маленьких школьных новостей. Уехал к своему дяде
академику Овесяну и Сурен Авакян.
Прощаясь с Андреем, Сурен сказал, что для плавающего туннеля
непременно нужно построить атомные электростанции. И он, Сурен, с помощью
академика Овесяна, когда-нибудь построит такие станции: одну в Мурманске,
другую на Аляске.
Болезнь и мечта преобразили Андрея. Из коренастого порывистого
паренька, чуть упрямого, но мягкого и общительного, он превратился в
замкнутого, худощавого, негнущегося человека с пристальным, смущающим
взглядом, одержимого, упорного, непреклонного. Но только таким смог выжить
Андрей Корнев, сразу став взрослым, даже постарев.
Изменившимся, почти неузнаваемым, возвращался после выздоровления
Андрей Корнев в Светлорецк к брату Степану. Степан писал ему в больницу
теплые письма и даже хотел приехать за ним, как в былую военную зиму, но
задержали заводские дела.
Андрей думал о Степане. Авторитет брата по-прежнему был для него
велик. Степан был несомненно выдающимся инженером. Он справился с
обязанностями главного инженера комбината, до сих пор работал на этом посту
и был известен на Урале как способный руководитель.
Мнение Степана о плавающем туннеле было для Андрея особенно важным. Он
нервничал, подъезжая к знакомым местам, представлял себе встречу со
Степаном, их беседу о проекте.
В свое время братья расстались холодно.
Все произошло из-за упрямства Андрея, который перед институтом
непременно хотел поплавать по морям. Степан соглашался, что не стоит сразу
после десятилетки поступать в институт, но считал необходимым Андрею
поработать у него на заводе. Сейчас Степан в письмах был по-старому ласков,
радовался Андрюшиному решению учиться...
Но что он скажет об идее плавающего туннеля?..
Андрей сошел с поезда на знакомой станции Вязовка. Отсюда надо было
проехать по широкой колее до станции Прудовка, а дальше пойдет знакомая с
детства узкоколейка с милыми, будто игрушечными паровозиками и вагончиками,
смешными, но совсем как настоящими: "классными" - для пассажиров, товарными
- для грузов.
Комок подступил к горлу Андрея, когда он увидел узкоколейный поезд на
станции Прудовка.
За низким зданием вокзала виднелись две доменные печи старого завода -
еще демидовских времен, где не так давно руда к колошникам завозилась
подводами... На Степановой заводе не так! Там все по последнему слову
техники!..
Андрей неуклюже сошел с подножки, - ноги еще плохо гнулись.
Неестественно прямой, затянутый в жесткий корсет, Андрей, держа в руке
небольшой чемодан, пошел через ширококолейные пути к заветному маленькому
поезду, с которым связаны были воспоминания детства.
Билета в кассе брать было не нужно: узкоколейка принадлежала заводу, а
не Министерству путей сообщения. Старичок-кондуктор, он же проводник, он же
кассир, обойдет вагончики и продаст всем пассажирам билеты, как в
трамвае...
- Андрей Григорьевич! Здравствуйте, Андрей Григорьевич! Никогда вас не
видел, а вот сразу узнал. Ну - брат! Прямо, брат! Походка... посадка
головы!.. Позвольте представиться. Инженер Милевский, Лев Янович Милевский.
Работаю со Степаном Григорьевичем.
Пользуюсь доверием. Начальник бюро рационализации завода.
Андрей остановился, чтобы пожать руку рыхлому, суетливому человеку,
преградившему ему путь.
- Куда же вы, Андрей Григорьевич! Позвольте ваш чемоданчик. Я ведь
выехал встречать замминистра. У меня свой вагон. Места хватит.
- Свой вагон?
- То есть, конечно, не свой, служебный. Комфорт! - поднял палец
Милевский. - К счастью, замминистра прилетает на самолете, так что
служебный вагон свободен. Кроме того, Степан Григорьевич говорил мне о вас,
просил помочь...
Андрею было неловко воспользоваться предложением инженера, но тот был
так настойчив, что пришлось согласиться.
Служебный вагон представлял собой довольно просторное купе с большим
столом посередине и мягкими клеенчатыми диванами с четырех сторон. Из
коридорчика вела дверь в купе проводницы, срочно ставившей самовар.
- Очень удобно! Не правда ли? Как на пароходе,- потирал мягкие руки
Милевский.- Можно и в картишки перекинуться вчетвером, можно и вдвоем
проехаться... - он сладко сощурил глазки,- можно и выпить, и закусить...
- Я ничего не хочу, - сказал Андрей.
- Как можно? -ужаснулся Лев Янович.Чайку с вареньем... Специальное,
директорское... Коньячок? Ром? Ликерчик? У меня полный набор.
Андрей выпил только стакан горячего крепкого чаю, поданного высокой
старухойпроводницей, и стал смотреть в окно.
Служебный вагон был прицеплен в хвосте поезда. Через заднее зеркальное
окно открывался все время меняющийся вид.
Узкоколейка вилась причудливой лентой среди гор. И каждый крутой,
немыслимый для нормальной железной дороги поворот открывал то долины с
серебристой речкой Светлой, то скалистые обрывы природных бастионов, то
совсем близко подступавшие ели с протянутыми ветвями, словно хотевшими
преградить паровозику путь.
На подъемах паровозик отчаянно пыхтел и еле полз. По этому поводу
местные жители любили рассказывать, как машинист предложил однажды подвезти
ходившую по грибы старушку, а она сказала, что ей некогда, она торопится.
Если бы не последствия ранения, Андрей сейчас соскочил бы на ходу, прошел
лесом, собрал ягод, вскарабкался вон на ту кручу, - и поезд как раз подошел
бы туда.
Прежде, мальчишкой, он так и делал, а теперь...
- Вы уж извините, Андрей Григорьевич. "Зим" и "Победу", конечно,
послали на аэродром, за замминистра с его свитой. А нам с вами рысака,
полагаю, подадут. По старинке, по уральским традициям! В Москве, небось, и
не прокатишься теперь на лихаче. А здесь... Поверите ли, дух захватывает...
Цоканье подков, ветер в лицо, элегантная коляска, словно на машине времени
в прошлый век перенесся.
Андрей не слушал своего спутника, блаженно развалившегося на диване.
Прильнув лицом к стеклу, он смотрел на берега речки, все капризные изгибы
которой повторяла узкая колея. Андрей вспоминал, как они впервые ехали
здесь зимой со Степаном.
И вот - последний поворот. Туннель...
Близкий гул колес... Темнота... потом яркий свет и впереди - широкий,
полуторакиометровый пруд. На далеком берегу - скалы, поросшие лесом, над
ними - высокая гора, округлая, как и все уральские горы, но с обнаженным
каменистым хребтом.
А впереди, отражаясь трубами в глади пруда, - завод Степана, завод,
который Андрей считал и своим, родным.
Когда-то здесь только плавили чугун... А теперь! Сколько цехов
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг