С самолета заметили сигналы. Пилот положил машину на крыло и стал
делать круг. Юко, радостно глядя на Андрея, показал ему ракету.
- Последняя, - прошептал он.
Последняя ракета взвилась в воздух.
Самолет продолжал делать круги, вероятно, выискивая место для посадки.
Какое счастье! Торосов не было. Всюду простиралось гладкое снежное поле. Но
ведь с самолета могли этого не видеть! Света звезд было совершенно
недостаточно. Юко пропитал тряпку бензином и поджег ее. Огонь замерцал,
отражаясь в ближних льдинах.
Теперь было совершенно очевидно, что самолет шел на посадку.
- Вот и ваши друзья пришли за нами,произнес Юко, пожимая Андрею руку.
В его голосе было что-то вопросительное.
- Мои и ваши друзья!- воскликнул Андрей.
Самолет уже бежал по льду. Андрей и Юко бросились к нему, перепрыгивая
через мелкие льдины.
Было видно, как из кабины на лед выскочили три человека. Они заметили
Андрея и Юко и махали им руками. В висках у Андрея стучало, голова
кружилась. Он остановился рядом с Юко.
Люди с самолета приближались. Юко сделал шаг вперед, пристально
вглядываясь в подходивших. Потом в нем произошла странная перемена. Он
как-то вытянулся, подобрался, пошел навстречу к идущим чеканным, военным
шагом.
Улыбающийся Андрей шел следом за ним.
Все с той же улыбкой наблюдал он, как этот смешной, милый Юко стал
по-военному во фронт, отдал честь и что-то проговорил.
Летчик. Сказывается профессия. Не хочет ударить лицом в грязь.
Андрей подошел поближе, протягивая руки, чтобы заключить в объятия
первого же человека с самолета. Вдруг он услышал сказанное по-английски
слово: "Пленник". Андрей узнал голос Юко.
- Пленник, - повторил японец.
Андрей понял, что стоящие перед ним люди - англичане или американцы.
Продолжая улыбаться, Андрей слабо крикнул: - Хэлло!
Один из спасителей приблизился к Андрею и сказал, перекладывая во рту
резиновую жвачку: - Эй, вы, неизвестный! Мистер Муцикава рассказал нам про
ваши штучки. Мы лихо довезем вас до электрического стула, на который вас
посадит американский суд.
- Что такое, сэр? - отшатнулся Андрей.Я не понимаю вас...
Долговязый пилот обмотал шею шарфом, развевающимся на ветру, и сказал
усмехаясь: - Понимать здесь нечего, мистер Неизвестный! Я вот не понимаю,
как это вы умудрились влезть в отправляющийся самолет на Алеутских
островах? Как это мои ребята вас проглядели?
- Юко, Юко! -вскричал Андрей. - Что такое? Помогите нам
договориться... Видимо, вас не так поняли.
- Вас прекрасно поняли, - прервал его грубо американец.- Господин
Муцикава, служащий нашей американской трансполярной воздушной компании,
сообщил нам все. Вы проникли на отправляющийся с Алеутских островов самолет
с целью помешать устройству ледового аэродрома. Во льдах вы совершили
диверсию, взорвав самолет и убив двух американцев и одного японца, служащих
нашей компании. Храбрый мистер Муцикава вел вас для передачи русским
властям как преступника.
- Вы с ума сошли! - попятился Андрей.
- Ничуть! Ну, мистер Неизвестный, отправляйтесь за мной. До
электрического стула мы вас доставим в целости и сохранности.
- Ложь! - крикнул Андрей вне себя от гнева. - Юко! Юко! Идите скорее
сюда! На вас клевещут!
Юко вошел в кабину самолета, даже не обернувшись. Двое американцев
стали по обеим сторонам Андрея.
- Это ложь! Мой друг просто сошел с ума от счастья. Я - инженер
Корнев, начальник строительства Арктического моста. Мне удалось спастись.
Долговязый улыбнулся.
- Эй, вы! Не бросайте тень на хорошего парня. Нет ни одного американца
в Америке, который не уважал бы русского инженера Корнева. Не присваивайте
его имени. Берите его, ребята!
- Отойдите! - закричал Андрей, но не успел он и двинуться, как два
дюжих американца повисли на его руках.
Андрей сделал невольную попытку освободиться, но противники были
сильны. Едва ли американцы хотели его повалить, скорее всего он упал сам,
обессиленный, потрясенный. КогДа ему связывали руки, он вдруг почувствовал
тупую, знакомую боль в позвоночнике. Его толкали, заставляли идти, но тело
Андрея стало чужим, ничего не чувствующим, ноги не слушались. Тогда его
грубо поволокли по снегу и бросили в кабину самолета.
Недвижный, беспомощный, лежал он на полу. Слух воспринимал лишь
обрывки фраз. Заревел мотор. Кабину качнуло. Тело Андрея откатилось в угол.
Самолет подпрыгивал на неровностях поля. Потом вдруг стало спокойно.
Американец и Муцикава разговаривали.
Сквозь гул пропеллера до Андрея иногда долетали отдельные слова: -
Преступник!.. Электрический стул!..
Он узнал голос Юко.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ТАЙНА УСУДЫ
В углу выращенного своими руками садика О'Кими соорудила маленький
храм.
Высокие деревья отгораживали его от внешнего мира, и через их густые
ветви, казалось, не проникал даже шум города. Отделенный от остального сада
крошечным прудом, этот уголок своей тишиной и прохладной тенью навевал
безотчетную печаль.
О'Кими любила бывать здесь.
Она подолгу мечтала, сидя на каменных ступенях миниатюрного храма,
похожего на игрушечный домик. Иногда она писала изящные, полные
таинственной грусти стихи или читала книги.
Все в лунном серебре...
О, если б вновь родиться
Сосною на горе.
Но сегодня Кими-тян направилась сюда со смешанным чувством
торжественности и привычного, смягченного дымкой времени горя.
Горе ее было подобно Фузияме. Оно было так же огромно, всегда было
видно, где бы ни находилась Кими-тян, и в то же время было несказанно
далеко, скрытое прозрачной ширмой дождя.
Несколько лет назад похоронила О'Кими свои смутные девичьи мечты.
Шуршащий лист газетной бумаги разбил ее сердце, сделал ненужным, пустым ее
существование.
В тот день она не захотела жить. Она не смогла выполнить своего
решения только потому, что горе слишком ослабило ее, уложило в постель. Она
не хотела сопротивляться, хотела тихо угаснуть, но молодой организм
оказался сильнее болезни.
Тогда она стала искать себе в жизни цель, связанную с его памятью, и
вступила в Союз новой молодежи. В новых, далеких прежде интересах, в
обществе незнакомых людей вновь искала она себя, вспоминая Париж и мечты
юности.
Она доставляла много огорчений отцу.
Родственники были возмущены деятельностью О'Кими. Но старый профессор
не протестовал.
Он видел, как угасала его Кими-тян, и был рад любому ветерку, который
мог раздуть в ней пламя жизни. Может быть, он даже знал, что в ее маленьком
сердечке помещалась огромная Фузияма горя.
...Это случилось в январе. Зима в тот год была суровая. Погибали
голодные, раздетые крестьяне. Той страшной весной явился где-то пропадавший
Муцикава. Еще слабая после перенесенной болезни, она не захотела его
видеть, словно он был виновен в происшедшем несчастье.
Известие о гибели Кото прошло как-то мимо О'Кими. Ее не интересовали
пересуды родственников, видевших теперь только одного претендента на руку
О'Кими. Но когда о замужестве заговорили с О'Кими всерьез, она испугалась.
Ей это показалось кощунством.
Непонятное упорство сбило с толку родственников, вызвало возмущение.
Но на помощь О'Кими снова пришел отец. Его финансовое положение и научная
репутация настолько укрепились, что он мог позволить себе не считаться с
японскими традициями и родней.
О'Кими не вышла замуж за Муцикаву.
Взбешенный категорическим отказом, жених скрылся. Говорят, он уехал не
то в Индонезию, не то на Филиппины, поступив на службу в иностранную
авиационную компанию...
Кими-тян опустилась на ступеньки. Храм ее горя был построен в
утонченном японском стиле. Крохотные ворота из двух столбов с изогнутой
перекладиной вели в маленькое помещение.
Дождавшись, когда тень от ближайшего дерева достигла ступенек, О'Кими
вошла в храм и приблизилась к алтарю.
Здесь, в нише, стоял полированный деревянный ящик прекрасной работы,
покрытый, как решеткой, полосами красного лака и золота. Буддийские
религиозные традиции были соблюдены в мелочах.
Никто из родственников О'Кими, из любопытства заглядывавших в этот
храм, не мог заподозрить, что внутри этого красивого ящика не стоит в
окружении золотого блеска маленький Будда в темно-синем платье с
позолоченным лицом.
Содержимое ящика было совсем другим.
Оно вполне могло привести в священный тре. пет всякого
благопристойного японца.
Убедившись, что она одна, Кими-тян осторожно открыла лакированную
крышку.
Там, в траурной рамке, была помещена большая фотография, вырезанная из
какого-то иллюстрированного журнала. Молодой человек с худощавым, немного
скуластым лицом и энергично сдвинутыми бровями шагал по мокрому от дождя
тротуару. Рядом с ним шла маленькая японская девушка в европейском платье.
Ее миловидное лицо было опущено, в позе ощущалась робость.
Печально смотрела О'Кими на фотографию. Как давно это было!
Всего лишь несколько минут они были вместе. Их автомобили остановились
рядом перед подъездом нью-йоркского отеля, где должно было состояться
учредительное собрание общества его плавающего туннеля. Они шли с ним
плечом к плечу, говоря об Арктическом мосте, а кто-то из репортеров снял
их. Как благодарна она неизвестному репортеру! Как много счастливых и
вместе с тем горьких минут доставила О'Кими эта фотография!
Кроме фотографии, в ящике лежала красивая тетрадь-альбом в деревянном
переплете, покрытая красным лаком с черными и золотыми цветами.
Стихи О'Кими... Ее несбывшиеся грезы, жившие лишь на бумаге!
Встретились с ним мы
Впервые, как осенью
Падали листья...
Снова сухие летят,
Летят на его могилу!
Стихи были написаны на первой странице.
Это были те строки, которые в виде тени отбросил на землю небольшой
качающийся фонарик на склоне Фузиямы.
О'Кими опустилась на колени перед своим алтарем - алтарем своих
наивных грез и сентиментальных мечтаний, глядя на дорогое ей лицо человека,
может быть, никогда и не вспоминавшего о ней.
Вдруг девушка вздрогнула. Она почувствовала, что сзади нее кто-то
стоит. Не оборачиваясь, она сжалась в комочек, втянула голову в плечи.
Большая рука легла на худенькое плечо О'Кими.
-- Кими-тян, моя маленькая Кими-тян, - тихо сказал старый Усуда.
Девушка быстро обернулась. Она испуганно смотрела на отца.
Усуда стоял перед ней и качал коротко остриженной головой. Он смотрел
на фотографию, где Кими-тян шла рядом с русским инженером.
Они долго молчали.
Шум большого города проникал сюда приглушенным, похожим на рокот
прибоя.
Медленно закрыл Усуда крышку ящика и повернулся к дочери. Она сжалась
еще больше, словно ожидая удара.
Усуда сказал все тем же тихим, даже печальным голосом: - Неужели, моя
маленькая Кими-тян, это было так серьезно?
О'Кими наклонила голову.
- Да, отец.
- И поэтому ты не хочешь выйти замуж?
- Да, отец... - Кими-тян заплакала. - Я никогда, никогда не буду
теперь счастливой.
Старик задумался. Его широкий львиный нос сморщился. Может быть, он
хотел улыбнуться, но это больше походило на гримасу.
- Я был слеп, - сказал он и повернулся.
Уже отойдя несколько шагов, он бросил через плечо сухим, черствым
голосом: - О'Кими, этот храм - кощунство... И если бы кто-нибудь узнал... -
Он передернул плечами и пошел по дорожке.
Кими-тян окаменела. Она ждала взрыва, но отец сдержался. Теперь можно
было ждать самого худшего.
Бережно взяла она из ящика драгоценную фотографию, тетрадь стихов и
газету - проклятую, зловещую газету, принесшую весть о его гибели...
Усуда прошел в кабинет и сказал: - Сегодня день совпадений, а может
быть, знамения. Дайте мне это письмо из Сиэтля.
- Какое письмо, Усуда-сударь? - почтительно справился секретарь.
- Письмо от моего друга, психиатра.
- Окажите благодеяние, Усуда-сударь, оно лежит у вас на столе.
Усуда заперся в кабинете.
Месяц прожила в страхе О'Кими. Отец желал ее видеть, но и не позволял
ей никудв отлучаться из дому.
... Однажды к особняку Усуды подъехала санитарная карета. О'Кими
вместе с Фуса-тян видела белые халаты, носилки. К изумлению девушки,
больного доставили прямо в кабинет к Усуде. Раньше профессор никогда не
имел дела с такого рода больными.
Усуда стоял у дверей, наблюдая, как сани тары перекладывали больного
на широкий европейский диван.
- Спасибо, - сказал человек на носил ках, - теперь я уже могу сидеть.
Он откинулся на спинку дивана, провел рукой по седеющей бороде, и
равнодушно оглядел незнакомую обстановку. Санитары, низко кланяясь Усуде,
вышли.
- Это вы - профессор? - спросил человек, сидевший на диване.
- Будем знакомы,-сказал Усуда, потирая руки и усаживаясь за стол.
Несколько минут длилось молчание.
- Мой друг,- начал тихим голосом Усуда,- вы представляете несомненный
интерес для психиатра.- Он вскинул глаза на своего гостя. Тот сидел не
шевелясь.- Передо мной, продолжал Усуда,- лежит история вашей болезни. Не
знаю, насколько вы осознаете теперь, что несколько лет назад там, в Сиэтле,
только обострение вашего недуга, паралич на почве старого ранения
позвоночника и провал памяти спасли вас от электрического стула. - Пациент
нахмурился. - Известны ли вам все обвинения?
- Память полностью вернулась ко мне вместе со способностью
передвигаться, профессор,- прервал Усуду незнакомец, пытаясь подняться с
дивана.
- Не надо, не надо, - остановил его Усуда вставая.
Больной сел, а Усуда прошелся по комнате, внимательно вглядываясь в
осунувшееся бородатое лицо незнакомца, опустившего полуседую голову.
- Вы будете у меня на излечении.
- -Почему мне не дают связаться с советским консульством? - спросил
больной.
- Подождите, - поднял руку - Усуда.Окажите благодеяние и поймите меня.
Вы попадете в лучшее в Японии лечебное заведение, будете восстанавливать
свое здоровье в чудесной горной местности вовсе не потому только, что вы
представляете собой интересное медицинское явление. Меня до некоторой
степени интересует та личность, за которую вы стали выдавать себя, когда
память якобы вернулась к вам.
- Что вы имеете в виду? - снова нахмурился пациент.
- Я не могу связать вас с советским консульством, потому что это
немедленно станет известно в американском консульстве, а больной,
находившийся под специальным прокурорским надзором в Сиэтле и вдруг
неизвестно как очутившийся в Японии...
- Я не просил, чтобы меня доставили сюда. Но я давно уже понял, что я
пленник.
- Вы - мой пациент, но в вас я хотел бы узнать господина Корнева, с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг