Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Ты думаешь, я сама была виновата?
     - Еще бы! Ты, без сомнения, кокетничала  с  этим  франтом,  похожим  на
крысу.
     - Был грех, - вздохнув, сказала Ива. - Но он очень красивый и похож  на
бабочку, а не на крысу. Знаешь что, давай-ка лучше спать. Вася  сказал,  что
завтра надо встать в шесть утра, а это для меня  сложная  задача.  И  потом,
продолжала она, залезая в спальный мешок и устраивая Кота  под  боком,  -  а
вдруг это правда, что  Вася  действительно  уже  жил  когда-то,  да  еще  не
где-нибудь, а в Венеции? Тем более  что  насчет  пылинок  и  паспортистки...
Конечно,  все  возможно.  Но  мне  почему-то  кажется,  что   кому-то   было
необходимо, чтобы он появился на свет. Не знаю кому. Но  не  только  Платону
Платоновичу. Мне, тебе, всем людям на свете и даже растениям и животным.
     Как немногие счастливые  люди,  Вася  умел  засыпать  и  просыпаться  в
назначенный час.
     - Неужели предсказание исполнится во сне? И мне станет ясно, о  чем  он
говорил? И почему он считает, что  для  меня  еще  не  пришло  время  узнать
подлинное имя того, кто так страшно отомстил ему?  И  что  это  за  странное
существо, которое существует с тех пор, как существуют люди?
     Он уснул, но, к сожалению,  увидел  не  Венецию,  а  захламленный  двор
какого-то незнакомого дома. По  огромным  мусорным  кучам  бродили  злобные,
важные, неторопливые крысы. Во  сне  ему  не  удалось  бы  превратить  их  в
бабочек, хотя  он  ненавидел  крыс.  Но  вот  чья-то  неведомая  рука  стала
торопливо раскрашивать этот двор, и мусорные  ямы,  и  крыс  с  их  длинными
резиновыми хвостами. Перед  ним  уже  был  не  двор,  а  дворик,  выстланный
черно-белыми плитками в шахматном порядке. Высокий юноша,  в  котором  он  с
удивлением узнал себя, стоял на балконе, обнесенном мраморными  перилами,  и
незнакомые люди проходили мимо него - монахи, вельможи в малиновых кафтанах,
обшитых  золотом  и  отделанных  мехом,  девушки  в  маленьких   треуголках,
вызывающе сдвинутых набок. Смеются, громко разговаривают, снова смеются.  "А
ведь это, в сущности,  весело",  -  подумал  во  сне  Вася,  хотя  ему  было
почему-то тревожно и грустно.
     Но вот перед ним горбатые мостики над полусонной водой, фасады дворцов,
украшенные драгоценными коврами, сотни гондол, покрытых алым шелком.
     Смеркается. Снова дворик, но уже другой, напоминающий зал жилого  дома.
Выложенный широкими черными плитами, он выглядит мрачно под быстро темнеющим
небом. В  глубине  -  двухэтажное  здание.  На  открытом  балконе  прячется,
мелькает красное пятно - кто-то спит на диване,  набросив  на  себя  красное
покрывало? Очень тревожно. Надо проснуться. И  он  просыпается  потому,  что
какая-то птица, может быть ворон, громко каркая,  кричит  над  его  головой:
"Лор-ренцо, откр-рой глаза! Лор-ренцо, опасность!"
     Человек в синем плаще осторожно несет в руке свечу, прикрывая ее полой,
чтобы пламя не задуло ветром. За ним шагает еле  заметная,  но  тоже  чем-то
грозящая тень. И ничего изменить нельзя. Кто-то будет убит, и об этом узнает
только последний отблеск  заката,  скользящий  по  окнам.  Надо  торопиться,
скрыться, уйти. Но поздно: свеча мерцает  еще  далеко,  потом  все  ближе  и
ближе.
     "Так, значит, все это  было?"  -  прислушиваясь  к  сильно  забившемуся
сердцу, но не просыпаясь, думает Вася.
     Не веря глазам, он видит молодую женщину, белокурую, похожую на Иву,  с
большими испуганными глазами. Она шепчет кому-то: "Беги". И вдруг сверху,  с
неба, на землю, бесшумно планируя, падает и низко летит над  землей  большая
черная птица. Сейчас она начнет кричать и биться о стены. Но она не  кричит.
Пролетая над человеком, идущим по дворику, она крылом гасит свечу. И  кто-то
прыгает с балкона со шпагой в руке. И все исчезает.
     Вася очнулся, услышав свой собственный голос:  "Тот,  кого  я  не  смею
назвать". И снова уснул. Венеция превратилась в Сосновую Гору и растворилась
в снегу. Тишина, зимний покой,  звездное  небо.  В  эту  полумертвую  тишину
стремительно врывается буря. Кто знает, может быть, она началась потому, что
молодой человек, похожий на бабочку, явился к  Ивановым  и  получил  обидный
отказ? Но  что  же  общего  было  между  взмахом  крыла,  погасившего  свечу
четыреста лет назад, и прошлогодней  бурей  в  Сосновой  Горе,  переломившей
десятки мачтовых сосен?
     Долго, долго ворочался с боку на бок Вася и в конце концов снова уснул,
так и не связав эти два происшествия, бесконечно далеких друг от друга.
     Весь следующий день Ива молчала. Ни  Кот,  ни  даже  Вася  не  пытались
разговаривать с ней - догадывались, что она сочиняет  стихи.  Но  к  вечеру,
когда они остановились на берегу какой-то широкой  реки,  развели  костер  и
поужинали, Ива повеселела.
     - Прочтешь? - как бы между прочим спросил Вася.
     - А откуда ты знаешь, что я его написала?
     - Догадался.
     Кот мгновенно заснул после ужина, и пришлось его  разбудить.  Возможно,
что, если бы этого не  случилось,  чтение  обошлось  бы  без  саркастических
замечаний.
     Стихотворение было короткое. Однако оно убедило Васю, что Ива,  так  же
как он, задумалась над загадками, которые заставили его  провести  тревожную
ночь.

     Я сон о фиолетовом растенье
     И о свече, что не горит, но светит,
     В глубоком сохраню полузабвенье:
     Его никто из близких не заметит.
     Сон вышит гладью на ковре, подобно
     Венецианской шелковой галере.
     И он рассказан чересчур подробно:
     Что это сон, никто уже не верит.

     Кот зевнул.
     - Так себе, - сказал он. - Сон нельзя вышить на ковре, да  еще  гладью.
Добро бы крестиком - это проще. Свеча не горит, но почему-то светит. Здравый
смысл говорит, что это невозможно.
     - Поэзия и есть возможность невозможного, - возразил Вася.  -  Мне  эта
строчка как раз очень нравится. Во сне  трудно  довести  до  конца  то,  что
видишь. Все мерещится, ускользает, плывет.
     - Если трудно довести до конца, не надо и начинать, - возразил Кот.
     - Вот и видно, что ты ничего  не  понимаешь  в  поэзии.  Как  раз  надо
начинать, как бы это ни было трудно.
     Кот фыркнул.
     - Я сам сочинял стихи, - сказал он. - И  если  бы  умел  писать,  давно
издал бы собрание своих сочинений. В поэзии самое главное - здравый смысл. И
польза. Для себя и других. Я бы сравнил поэзию с ловлей мышей. Когда я лювлю
мышей? Когда хочется есть. И писать стихи надо, когда хочется есть.
     Вася покраснел.
     - Я очень сердит, -  сказал  он.  -  И,  откровенно  говоря,  с  трудом
удерживаюсь, чтобы не надрать тебе уши. Может быть, ты хочешь узнать, почему
я удерживаюсь?
     - В самом деле, почему? - спросил заинтересованный Кот.
     - Потому что ты старик в сравнении со мной и  я  почувствовал  бы  себя
неловко, надрав старику уши.
     - Мяу! Если тебе так уж хочется, пожалуйста, - надменно сказал Кот. - И
меня, кстати, еще нельзя назвать стариком. Мне только что минуло девять.  Но
я спросил "почему?" в смысле "за что?".
     - Ты действительно не понимаешь или  притворяешься,  киса?  -  спросила
Ива.
     - Во-первых, я тебе не киса. А во-вторых,  с  какой  стати  стал  бы  я
притворяться? То, что я сказал, это современный  взгляд  на  поэзию.  А  вы,
ребята, даром что вы ребята, живете в девятнадцатом веке. Ну вот,  например,
ты пишешь:
     ...подобно
     Венецианской шелковой галере.
     Между тем галера - военное  судно,  на  котором  обычно  гребцами  были
каторжники.
     - Гондола не рифмовалась.
     - Почему? На "гондолу" сколько угодно рифм. Например, "радиола".
     - Не  обращай  на  него  внимания,  Ива,  -  сказал  Вася  с   досадой.
Стихотворение  хорошее.  Тебе  не  кажется,  что  каждый   раз,   когда   мы
встречаемся, между нами что-то происходит? И хотя  сегодня  четвертый  день,
как мы не расстаемся, тоже что-то произошло.
     - Может быть, мне удалиться? - иронически улыбаясь, спросил Кот.
     - Я видел сон, который как будто шагнул ко мне из первой, давно забытой
жизни. И ты угадала его в своем стихотворении. Неужели старый  Ворон  сказал
правду и я четыреста лет  назад  действительно  был  молодым  венецианцем  и
ухаживал за девушкой с золотыми волосами, на которую, как  на  тебя,  нельзя
было смотреть не улыбаясь?

      ГЛАВА XVI,

     в которой Коту не удается отведать свежей рыбки, а лодочнику не удается
отделаться от Васи. С незнакомца слетает шляпа, и лоза бьет его по лицу

     Это было свежее сентябрьское утро - осеннее равноденствие, когда  ночь,
которая долго гналась за днем,  наконец  догнала  его  и  стала  неторопливо
перегонять минута за минутой.
     Дорога шла вдоль какой-то речки, по высокому  берегу,  спускавшемуся  к
воде ровными террасами, которые как будто просили,  чтобы  их  назвали  этим
полузабытым словом.
     Филя, давно соскучившийся по свежей  рыбе,  попросил  остановиться.  Он
заметил лодку у противоположного  низкого  берега,  а  в  лодке  человека  в
кожухе, очевидно ловившего рыбу.
     - Точнее сказать, наловившего, - облизнувшись,  сказал  Филя.  -  Держу
пари,  что  здесь  водятся  щучки.  Он  наловил  их  на  блесну,  а   теперь
направляется прямехонько к нам.
     Вот уже стал виден и человек, сидевший в  лодке,  -  худой,  с  длинной
шеей, с голой грудью. Вася различил даже крестик под распахнувшимся тулупом.
Для теплого осеннего дня лодочник был одет очень странно;  но  еще  страннее
показалось то, что, уже  приблизившись  к  берегу,  на  котором  остановился
"москвич", лодка круто развернулась и пошла обратно, пересекая реку.
     - Забыл что-то, шляпа! - с досадой заметил Кот. -  Эй  ты,  дядя!  Рыбу
продаешь?
     Но пришлось ждать  долго.  Часа  полтора,  не  трогаясь  с  места,  они
наблюдали за этой  переправой,  даже  Ива,  которой  не  терпелось  поскорее
тронуться в путь, замолчала, быть может надеясь  на  новую  неожиданность  -
ведь прошло два дня после встречи со  старым  Вороном  и  она  уже  начинала
скучать. И надежда оправдалась.
     Туда и  обратно!  Что-то  не  только  бессмысленное,  но  непоправимое,
обреченное было в этом повторяющемся движении. Туда и обратно!
     На середине реки лежал маленький островок,  поросший  лозой,  -  почему
лодочник так далеко обходил его, хотя островок выглядел приветливо и  мирно?
Лодка сновала, как челнок в швейной машине, - туда-назад, туда-назад. И хотя
время от времени человек в тулупе, отдыхая,  сушил  весла,  не  проходило  и
двух-трех минут, как он снова пускался в свой бесконечный путь.
     Недолго думая Вася сбежал вниз, разделся  и,  дождавшись,  когда  лодка
приблизится к берегу, прыгнул в воду и схватился руками за борт.
     - Здравствуй! - сказал он весело. - Мне на ту сторону. Не перевезешь?
     Это был бородатый угрюмый человек,  который  не  говорил,  а  бормотал,
отводя в сторону глаза, тощий - кожа да кости, - с длинной  голой  шеей.  Он
что-то промычал и отрицательно качнул  головой,  на  которую  была  небрежно
нахлобучена заношенная солдатская ушанка. Но  отделаться  от  Васи  было  не
так-то просто. Он легко перекинул себя в лодку и спокойно уселся на корме.
     - Ты не бойся, - сказал он лодочнику, перехватив его костлявую руку,  в
которой блеснул самодельный нож. - А лучше расскажи, что с тобой  случилось.
И не врать! - строго прибавил он.  -  Ты  думаешь,  я  не  понимаю,  что  ты
неспроста гоняешь лодку с правого берега на левый?
     Рыбак молча спрятал нож.
     - Ты ко мне не вяжись, - хрипло сказал  он.  -  Помочь  мне  нельзя.  Я
взверенный.
     - От слова "зверь"? - спросил любивший ясность Вася.
     Рыбак не ответил.
     - А почему ты взверенный? Есть же какая-нибудь причина?
     - Потому что заговоренный.
     - Кто же тебя заговорил? Я полтора часа  стоял,  все  смотрел,  как  ты
лодку гоняешь, и никого, кроме тебя, не видел.
     Лодочник плюнул в воду.
     - Завороженный, - объяснил он с округлившимися от  страха  глазами,  из
которых вдруг закапали крупные слезы. - Да я бы  давно  подох,  если  бы  не
дочка. Хлеб и картошку каждый день в лодку  кидает.  Жаловаться  ходила.  Не
верят, смеются.
     Это  было  нелегко,  -  из  аханья,  оханья,   кряхтенья,   мычания   и
продолжительных пауз, когда лодочник  справлялся  со  слезами,  понять,  что
случилось.
     Вот что услышал Вася.
     Однажды, когда лодочник удил рыбу, он увидел человека, который окликнул
его и попросил перевезти на тот берег. "Нездешний и в шляпе" -  вот  и  все,
что удалось узнать о нем Васе, и то лишь потому, что шляпа, случайно  сбитая
веткой, упала в  воду.  На  свою  беду,  лодочник  подошел  очень  близко  к
островку, густо заросшему ивой.  Пока,  перегнувшись  через  борт,  приезжий
доставал свою шляпу, лодка завертелась, и ему достался новый удар,  на  этот
раз очень сильный. Гибкая, упругая  лоза  хлестнула  его  по  лицу,  оставив
багровый след. Лодочник заохал, попросил прощения, и приезжий, казалось  бы,
не очень рассердился: мало ли что бывает! Он только протянул руку, и  в  ней
откуда-то появилось зеркальце, которое, мельком взглянув на себя, он швырнул
за борт. "Ну вот что, - сказал приезжий, когда лодка, миновав осоку, подошла
к мосткам. - Вина невелика, да воевода крут. Будешь теперь с весны  до  зимы
воздух возить. А задумаешь до берега вплавь добраться - пойдешь ко дну,  как
камень". И он ушел, приложив платок к распухшему лицу, а  лодка  с  тех  пор
ходит туда и назад, туда и назад, а ровно за три шага до берега поворачивает
обратно.
     - Почему же тебе  люди  не  помогут?  -  спросил  Вася.  -  Взялись  бы
впятером, вшестером - и подтянули лодку.
     - Приходили люди. Канатами тащили. Потом отступились. Обходят. Говорят,
завороженный.
     - А ну, дяденька, - сказал Вася, - дай  мне  весла,  а  сам  садись  на
корму.
     И хотя вода превратилась в ядовито-зеленый  сироп,  он  опустил  в  нее
весла, которые показались  ему  такими  тяжелыми,  точно  были  выточены  из
каменного дуба.

      ГЛАВА XVII,

     в которой Кот дополняет то, о чем умолчал автор в главе шестнадцатой, и
доказывает, что риск - благородное дело

     Вася еще спал в своей палатке - весь день после встречи с лодочником он
чувствовал себя усталым. Спала бы и Ива, если бы  Кот  не  стал  возиться  и
мяукать - конечно, чтобы разбудить Иву. И она проснулась, но не совсем.
     Это было в дубовому лесу, еще не  уступившем  осени  и  с  достоинством
встречавшем утреннее, прохладное солнце. Его узорные  листья  были  украшены
капельками серебристой росы. Он чуть слышно шумел  под  легкими  налетавшими
порывами ветра, и от этого нежного шума у Ивы слипались глаза.
     - Спи, милый, - сказала она Коту. - Еще рано.
     Но Филя сделал вид, что не расслышал.
     - А я считаю, что Вася умно поступил, запретив  лодочнику  рассказывать
об этой истории, - сказал он. - Представляешь себе, какая кутерьма  началась
бы, если бы узнали, на что способен Вася!
     - Ничего особенного, - зевая, возразила Ива. -  Это  всегда  интересно.
Новые люди.
     - Не притворяйся. Ты просто честолюбива. Тебе до смерти хочется,  чтобы
о тебе говорили: "Боже мой, какая красавица!" Впрочем, все  красавицы,  даже
самые скромные, честолюбивы.
     - Котик, не говори глупостей. Я не  красавица  и  не  честолюбива.  Так
больше не будем спать?
     - Какой же сон! Скоро в дорогу.
     - А как ты думаешь, кто наказал лодочника так жестоко?
     - Трудно сказать. Демон, вурдалак, чародей или просто черт,  разумеется
не из тех, о которых говорят: "А черт его знает!" Лодочник говорил,  что  он
был недурен собой. А у вурдалаков, например, красные глаза и  губы  вытянуты

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг