Вениамин Александрович Каверин
Верлиока
Сказочная повесть
ГЛАВА I,
в которой автор представляет читателям Розового Кота и Шотландскую
Розу, утверждающую, что пенсия и одиночество всегда были в прекрасных
отношениях. Ошибка паспортистки
Эта история начинается разговором Шотландской Розы с Котом Филей,
причем нет ничего удивительного, что они понимали друг друга с полуслова.
Шотландская Роза считала себя - и не без оснований - хозяйкой дома.
На первом этаже в столовой был овальный фонарь, ряд высоких - от пола
до потолка - окон, и даже в этом просторном фонаре Розе было тесновато.
Красавицы обычно знают, что они красавицы. Знала и Шотландская Роза.
Даже привыкший ко всему на свете солнечный свет медлил, скользя по ее
стройным, упругим ветвям, хотя ему-то, без всякого сомнения, не полагается
медлить. И нельзя сказать, что она торопила его: они нравились друг другу.
Зато всех других влюбленных она останавливала равнодушным взглядом.
Что касается Филиппа Сергеевича, или Фили (как называла она своего
собеседника), можно смело сказать, что знаменитый Кот в сапогах в сравнении
с ним был недалекий малый. Ухоженный, гладкий, розовато-рыжий, с большим,
похожим на лиру пушистым хвостом, он считал, что ловля мышей - это не больше
чем хобби для уважающего себя, еще молодого, но уже завоевавшего солидное
положение Кота. Хитрость соединялась в нем с честолюбием, а нечто
хулиганское - с мудростью и благородством Дон-Кихота.
- Я люблю детей, - сказала Шотландская Роза. - И в конце концов, почему
ты думаешь, что Платон Платонович перестанет заботиться о нас, если в доме
появится мальчик?
- А тебе кажется, что он все-таки появится?
- Да.
- Почему?
- Ты понимаешь, в неотступном, многолетнем желании есть что-то
загадочное, - задумчиво продолжала Шотландская Роза. - Оно как бы начинает
жить отдельно от человека и в конце концов достигает цели. Ты помнишь жену
Платона Платоновича?
- Еще бы, - с отвращением проворчал Филя.
- Целые дни она сидела перед трельяжем, так что однажды он даже
пожаловался мне, что больше не в силах смотреть на ее вздернутый нос и
глупые капризные губки. С первого взгляда было видно, что она не любит
детей, а ведь природа наказывает таких женщин, и, как правило, строго. Тебе
хочется спросить: "За что?" Милый мой, это ясно: за отсутствие воображения.
Детей не было, а когда она умерла, одиночество бесшумно пробралось в дом, и
нет ничего удивительного в том, что хозяин часами ходит из угла в угол и
мечтает о сыне.
- А что ты думаешь об ошибке паспортистки?
Шелест прокатился по упругим веткам Шотландской Розы - можно было
подумать, что она рассмеялась.
- Ах, это очень забавная история, - сказала она. - Чей-то паспорт лежал
рядом с паспортом Платона Платоновича, и рассеянная девушка в графе "Дети"
записала "сын Василий" сперва в один паспорт, а потом в другой. А ведь
иллюзия... Ты знаешь, что такое иллюзия?
- Спрашиваешь! - соврал Кот.
Шотландская Роза деликатно помолчала.
- Это то, что существует в воображении, но гораздо ближе к
действительности, чем кажется. Хозяин не стал исправлять ошибку, потому что
мальчик, которого он вообразил, уже занял свое место во времени и
пространстве. Ты веришь в судьбу?
- Нет, - ответил Филипп Сергеевич. - Я материалист и убежден в том, что
не бывает действия без причины.
- Напрасно. А я считаю, что сама судьба вмешалась в эту историю, а
спорить с ней бесполезно и даже опасно. Хозяин ушел на пенсию, а ведь пенсия
и одиночество всегда были в прекрасных отношениях. Если бы его желание
исполнилось... Ты представляешь, как изменилась бы не только его, но и наша
жизнь! Осталась неделя до Нового года, хозяин купил бы для мальчика елку, и
я поболтала бы с ней - нам, комнатным растениям, всегда интересно узнать,
что происходит в лесу. Он помогал бы Ольге Ипатьевне поливать цветы - с
каждым днем ей все труднее поднимать тяжелую лейку.
- Ты оптимистка, - возразил Кот, - а я так и вижу, как он привязывает к
моему хвосту консервную банку и гоняет по саду, пока та же Ольга Ипатьевна
не надерет ему уши.
И Кот громко, с негодованием мяукнул - так живо представилась ему эта
сцена.
- Тише, - сердито сказала Шотландская Роза, - хозяин сегодня принял
сильное снотворное, и, если ты его разбудишь, у него разболится голова.
ГЛАВА II,
в которой Платон Платонович принимает снотворное, но не может уснуть
Но хотя лекарство действительно было сильное, Платон Платонович не
спал. Он лежал с открытыми глазами и думал. Разговора между Котом и
Шотландской Розой он не слышал, но тишину как раз слышал, и это была
безнадежная, ничего не обещающая академическая зимняя тишина. Академической
она была не потому, что поселок Сосновая Гора был построен для академиков, а
потому, что, сохраняя их покой, она глубоко сознавала свое значение.
Впрочем, зимогоров было немного, и они все, как один, немного побаивались
Платона Платоновича, хотя уважали его как знаменитого астронома. А он
побаивался их, подозревая, что они смеются над его внешностью, действительно
не совсем обыкновенной. Дело в том, что Платон Платонович чем-то напоминал
бяку-закаляку из стихотворения Корнея Чуковского:
Ну, а это что такое
Непонятное, чудное?
С десятью ногами,
С десятью рогами?
Это бяка-закаляка кусачая.
Правда, у Платона Платоновича были только две ноги, а в пышной,
торчавшей во все стороны шевелюре едва ли удалось бы различить рога. Однако
он почему-то не позволял подстригать торчавшие из носа и ушей волосы, в
которых несомненно было что-то "кусачее". Рыже-седая голова курчавилась
грозно, из-под мохнатых бровей поглядывали свирепые маленькие глазки. Только
очень проницательный человек мог разглядеть в них доброту, простодушие,
благородство и грусть. И Ольга Ипатьевна была совершенно права, когда
говорила: "Он и во сне комара не убьет". Маленький, коренастый, с большой
квадратной головой, он ходил по дому, цепляя по-медвежьи ногу за ногу, и
думал. Иногда он начинал петь:
Из-за острова на стрежень...
Таким глубоким басом мог похвастаться только бяка-закаляка.
...С вечера ему удалось уснуть, а потом сон стал прибегать на минутку и
убегать - торопился от стариков к детям, которые, не доставляя ему никаких
хлопот, превосходно спали.
Платон Платонович встал и подошел к окну. Зима открылась перед ним,
свободно раскинувшись в саду среди жасмина, голубых елей и американских
кленов. Лунный свет осторожно вошел в детскую и стал распоряжаться в ней,
притворяясь, что у него и без того немало дела.
В доме не было детей, но детская была.
Минуло пятнадцать лет с тех пор, как неопытная паспортистка подарила
Платону Платоновичу сына, назвав его Васей, и теперь стало ясно, что пора
убрать из комнаты надувных зверей, оловянных солдатиков, коня с пушистым
хвостом и аккуратно подстриженной гривой.
Все могло быть иначе. И он представил себе, что бродит по дому в халате
не потому, что снотворное не помогло, а потому, что он ждет сына,
задержавшегося на школьном вечере. Какое счастье было бы волноваться за
него! Успокоиться, убедившись, что он вернулся! Волосы Вася отрастил бы до
плеч - и ни одного слова упрека. Он позволил бы ему носить брюки дудочкой и
не очень удивился бы, если бы Вася заказал себе зеленый или лиловый пиджак.
Хриплый бас старого негра доносился бы по вечерам из его комнаты, и Платон
Платонович терпеливо слушал бы спиричуэлз, которые он ненавидел.
Прошло уже добрых пятнадцать лет с тех пор, как молодые люди перестали
носить короткие брюки дудочкой и не гоняли из одного конца города в другой,
чтобы записать Луи Армстронга. Но Платон Платонович, сидя у своего
телескопа, не замечал времени и существовал в шестидесятых годах.
Из-за острова на стрежень...
Платон Платонович удивился, услышав звук пастушеской дудочки, который
сперва нерешительно, а потом все более смело стал вторить ему. Как,
пастушеская дудочка накануне Нового года? Когда еще зима украшает заборы
снежными змеями? Когда голубые елочки, укутанные с головы до ног, стоят, как
монашенки перед амвоном? Когда американские клены только и ждут знакомых
белочек, которые стряхнут с погнувшихся веток надоевший, равнодушный,
бесчувственный снег?
Он слушал и не верил ушам.
Но вот что-то стало складываться, соединяться в полутемной комнате
неясные очертания головы, рук и ног, как будто кто-то пытался нарисовать их
мелом на плывущей по воздуху черной доске. Дудочка все пела, и можно было
подумать, что все это ее дела.
Пушинки кружились в лунном свете. Очертанье тонкой фигуры становилось
все отчетливее, но оно еще плавало по воздуху вместе со школьной доской, как
будто не решаясь от нее отделиться. Но вот удалось: доска исчезла, и с
замирающим сердцем Платон Платонович ясно увидел мальчика, спокойно
стоявшего у окна и терпеливо ожидавшего, когда его спросят, откуда он
взялся. Но Платон Платонович думал о другом: он боялся, что снотворное
все-таки подействовало, и ему было страшно, что он сейчас проснется.
- Добрый вечер.
- Добрый вечер, - неуверенно ответил Платон Платонович, все еще думая,
что спит.
Он повернул выключатель - и ничего не изменилось: ночь не перешла в
день, зима - в лето, очевидно, земной шар летел вокруг солнца с прежней
быстротой; но у окна стоял высокий рыжий мальчик с голубыми, широко
расставленными глазами.
"Сейчас проснусь, - с сожалением подумал Платон Платонович. - Спрошу,
как его зовут, и проснусь. Нет, лучше не буду спрашивать. Тогда, может быть,
не проснусь".
- Меня, кажется, зовут Вася, - как будто угадав его опасения, сказал
мальчик. Он немного запинался. - Впрочем, что такое "кажется"? Это надо
будет выяснить, правда?
- Правда, - тоже запинаясь (от волнения), ответил Платон Платонович.
- Да? Как хорошо! Значит, когда я вырасту, меня будут звать Василием
Платоновичем.
Он смотрел прямо в глаза и в то же время как будто немного косил.
"Может быть, от усталости", - с нежностью подумал Платон Платонович.
- А что у вас делают, когда устают с дороги? Ложатся спать?
Платон Платонович с трудом удержался, чтобы не спросить: "А что у вас?"
- С дороги умываются и перед сном чистят зубы, - осторожно ответил он.
Мальчик подумал.
- А это интересно - чистить зубы?
- По меньшей мере полезно.
- Полезно в первый раз или всегда?
- Всегда. Впрочем, в первый раз может быть и бесполезно. Ты ужинал?
- Нет еще. А ужинать интересно?
- О да! В особенности когда хочется есть.
- А ведь мне, кажется, хочется. Вот видите! Опять кажется. Это потому,
что, кажется, когда-то я все это прекрасно знал. И что ужинают, когда
хочется есть, и что перед сном надо чистить зубы. Кстати, кто-то сунул мне в
карман зубную щетку. Не вы?
- Нет.
- Вот это действительно очень забавно! Откуда же она взялась? Мы еще
подумаем об этом, правда?
- Непременно, - снова пугаясь, что это сон, ответил Платон Платонович.
Сейчас я разбужу Ольгу Ипатьевну, и она приготовит нам ужин.
- Что вы! Ни в коем случае не надо никого будить. А кто такая Ольга
Ипатьевна? Она добрая? Не рассердится, что я появился?
- Ну что ты! Она будет очень рада.
- А вы интересный, - задумчиво разглядывая Платона Платоновича, заметил
мальчик. - У вас все не на месте, а между тем очень даже на месте.
Платон Платонович засмеялся.
- Прекрасно! - закричал Вася. - У вас прекрасный смех, очень добрый.
Вообще-то вы ведь страшилище, одной бороды можно испугаться, но смех
прекрасный. У Ольги Ипатьевны тоже есть борода?
- Ольга Ипатьевна - пожилая, почтенная дама, - с достоинством ответил
Платон Платонович.
- Ах, дама? Женщина? Вы знаете, мне кажется, что я когда-то видел много
женщин и у них действительно не было бороды.
Не спрашивая, откуда в третьем часу ночи в доме появился рыжий мальчик
с голубыми глазами, Ольга Ипатьевна приготовила яичницу, подала хлеб, масло,
сыр, и Вася с аппетитом поужинал, а Платон Платонович выпил чашку кофе.
"Но ведь паспортистка действительно ошиблась, - думал он, глядя, как
Вася, почистив зубы и умывшись до пояса холодной водой, с наслаждением
растирает мохнатым полотенцем узкие плечи. - А может быть, нет? Ведь нет же
никаких сомнений, что это не сон".
Он принес свою пижаму, которая повисла на Васе, как на вешалке,
постельное белье, одеяло, подушку. Кроватка, стоявшая в детской, была
коротка для Васи, но он без колебаний лег на нее, просунув через
никелированные прутья длинные ноги. Потом уютно устроился, натянул на плечи
одеяло и мгновенно уснул.
И Платон Платонович задремал под утро, но вскоре проснулся, потому что,
как ему показалось, не мог удержаться от смеха.
Но смеялся кто-то другой. Смеялся Вася, рассматривая надувных мишек,
белочек и обезьянок. Под детским столиком стояли заводные игрушки, на стене
висела полочка с книгами: внизу сказки Маршака и Чуковского, а наверху книги
из "Библиотеки приключений", в том числе Стивенсон и Жюль Верн. И вдруг Вася
замолчал. "Неужели догадался?" - с радостным удивлением подумал Платон
Платонович. Детская была для него живой хронологией. Мальчик вырастал в его
воображении. Сперва он покупал для него погремушки и надувных зверей, а
потом детские книги.
ГЛАВА III,
в которой объясняется, что макаронические стихи не имеют никакого
отношения к макаронам. Лейка для цветов превращается в родник, но остается
лейкой
Конечно, следующий день был отдан Васе, а потом покатились десятки и
сотни других, повторяющих первый. Прежде жизнь Платона Платоновича состояла
из научных занятий - днем он писал свои книги, а по ночам три-четыре часа
проводил у телескопа. Как у каждого персонального пенсионера, у него было
немало общественных забот и хлопот. А теперь все эти заботы как-то незаметно
отдалились, а совсем другие, непривычные, окружили Васю. Случались дни,
когда Платон Платонович даже боялся надоесть ему - ведь, как известно,
родители надоедают детям. Тогда он начинал старательно учиться не обращать
на него никакого внимания. Впрочем, все быстро привязались к нему - и Кот, и
Шотландская Роза, и Ольга Ипатьевна, даром что она постоянно ворчала и
курила трубку, напоминая старого бывалого солдата. Всем, кто видел ее
впервые, хотелось сказать: "Ать-два!" Что касается Васи, то не в лунном, а в
солнечном свете он оказался обыкновенным розовощеким, смешливым, добродушным
мальчиком, который бродил по дому, не зная, куда девать свои длинные руки и
ноги. Всех, и даже Шотландскую Розу, он о чем-нибудь спрашивал, и,
случалось, на его вопросы было трудно ответить. Но спрашивал он как-то
странно: казалось, что, спрашивая, он что-то припоминает. Так или иначе, все
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг