справиться.
- Ладно, бери, да смотри, чтобы беды не было: он тебя в один глоток
проглотить может.
- Ничего, как-нибудь справимся!
Надел Алёша цветное платье и пошёл пешком к Сафат-реке. Идёт. на
дубинку опирается, прихрамывает...
Увидел его Тугарин Змеевич, закричал так, что дрогнула земля, согнулись
высокие дубы, воды из реки выплеснулись, Алёша еле жив стоит, ноги у него
подкашиваются.
- Гей, - кричит Тугарин, - гей, странничек, не видал ли ты Алё-шу
Поповича? Мне бы хотелось его найти, да копьём поколоть, да огнём пожечь.
А Алёша шляпу греческую на лицо натянул, закряхтел, застонал и отвечает
стариковским голосом:
- Ох-ох-ох, не гневись на меня, Тугарин Змеевич! Я от старости оглох,
ничего не слышу, что ты мне приказываешь. Подъезжай ко мне поближе, к
убогому.
Подъехал Тугарин к Алёше, наклонился с седла, хотел ему в ухо гаркнуть,
а Алеша ловок, увёртлив был, - как хватит его дубинкой между глаз, - так
Тугарин без памяти на землю пал. - Снял с него Алёша дорогое платье,
самоцветами расшитое, не дешевое платье, ценой в сто тысяч, на себя надел.
Самого Тугарина к седлу приторочил и поехал обратно к своим друзьям.
А так Еким Иванович сам не свой, рвётся Алёше помочь, да нельзя в
богатырское дело вмешиваться, Алёшиной славе мешать Вдруг видит Еким -
скачет конь что лютый зверь, на нём в дорогом платье Тугарин сидит.
Разгневался Еким, бросил наотмашь свою палицу в тридцать пудов прямо в
грудь Алёше Поповичу. Свалился Алёша замертво.
А Еким кинжал вытащил, бросился к упавшему, хочет добить Тугарина... И
вдруг видит- перед ним Алёша лежит...
Грянулся наземь Еким Иванович, горько расплакался:
- Убил я, убил своего брата названого, дорогого Алёшу Поповича!
Стали они с каликой Алёшу трясти, качать, влили ему в рот питья
заморского, растирали травами лечебными. Открыл глаза Алёша, встал на
ноги, на ногах стоит-шатается.
Еким Иванович от радости сам не свой; Снял он с Алёши платье Тугарина,
одел его в богатырские доспехи, отдал калике его добро. Посадил Алёшу на
коня, сам рядом пошёл: Алёшу поддерживает.
Только у самого Киева Алёша в силу вошёл.
Подъехали они к Киеву в воскресенье, к обеденной поре. Заехали на
княжеский двор, соскочили с коней, привязали их к дубовым столбам и вошли
в горницу.
Князь Владимир их ласково встречает.
- Здравствуйте, гости милые, вы откуда ко мне приехали? Как зовут вас
по имени, величают по отчеству?
- Я из города Ростова, сын соборного попа Леонтия. А зовут меня Алёшей
Поповичем. Ехали мы чистой степью, повстречали Тугарина Змеевича, он
теперь у меня в тороках висит.
Обрадовался Владимир-князь:
- Ну и богатырь ты, Алёшенька! Куда хочешь за стол садись: хочешь-рядом
со мной, хочешь-против меня, хочешь-рядом с княгинею.
Алёша Попович не раздумывал, сел он рядом с княгинею. А Еким Иванович у
печки стал.
Крикнул князь Владимир прислужников:
- Развяжите Тугарина Змеевича, принесите сюда в горницу! Только Алёша
взялся за хлеб, за соль - растворились двери гостиницы, внесли двенадцать
конюхов на золотой доске Тугарина, посадили рядом с князем Владимиром.
Прибежали стольники, принесли жареных гусей, лебедей, принесли ковши
мёду сладкого.
А Тугарин неучтиво себя ведёт, невежливо. Ухватил лебёдушку и с костями
съел, по ковриге целой за щеку запихивает. Сгрёб пироги сдобные да в рот
побросал, за один дух десять ковшей мёду в глотку льет.
Не успели гости кусочка взять, а уже на столе только косточки.
Нахмурился Алёша Попович и говорит:
- У моего батюшки попа Леонтия была собака старая и жадная. Ухватила
она большую кость да и подавилась. Я её за хвост схватил, под гору метнул
- то же будет от меня Тугарину.
Потемнел Тугарин, как осенняя ночь, выхватил острый кинжал и метнул его
в Алёшу Поповича.
Тут бы Алёше и конец пришёл, да вскочил Еким Иванович, на лету кинжал
перехватил.
- Братец мой, Алёша Попович, сам изволишь в него нож бросать или мне
позволишь?
- И сам не брошу, и тебе не позволю: неучтиво у князя в горнице ссору
вести. А переведаюсь я с ним завтра в чистом поле, и не быть Тугарину
живому завтра к вечеру.
Зашумели гости, заспорили, стали заклад держать, всё за Туга-рина
ставят-и корабли, и товары, и деньги.
За Алёшу ставят только княгиня Апраксия да Еким Иванович.
Встал Алёша из-за стола, поехал с Екимом в свой шатёр на Са-фат-реке.
Всю ночь Алёша не спит, на небо смотрит, подзывает тучу грозовую, чтоб
смочила дождём Тугариновы крылья. Утром-светом прилетел Тугарин, над
шатром вьётся, хочет сверху ударить. Да не зря Алёша не спал: налетела
туча громовая, грозовая, пролилась дождём, смочила Тугаринову коню могучие
крылья. Грянулся конь наземь, по земле поскакал.
Алёша крепко в седле сидит, острой сабелькой помахивает.
Заревел Тугарин так, что лист с деревьев посыпался:
- Тут тебе, Алёшка, конец: захочу - огнём спалю, захочу - конём
потопчу, захочу - копьём заколю!
Подъехал к нему Алёша поближе и говорит:
- Что же ты, Тугарин, обманываешь?! Бились мы с тобой об заклад, что
один на один силой померяемся, а теперь за тобой стоит сила несметная!
Оглянулся Тугарин назад, хотел посмотреть, какая сила за ним стоит, а
Алёше только того и надобно. Взмахнул острой саблей и отсек ему голову!
Покатилась голова на землю, как пивной котёл, загудела земля-матушка!
Соскочил Алёша, хотел взять голову, да не мог от земли на вершок поднять.
Крикнул Алёша Попович зычным голосом:
- Эй вы, верные товарищи, помогите голову Тугарина с земли поднять!
Подъехал Еким Иванович с товарищами, помог Алёше Поповичу голову
Тугарина на богатырского коня взвалить.
Как приехали они к Киеву, заехали на княжеский двор, бросили среди
двора чудище.
Вышел князь Владимир с княгинею, приглашал Алешу за княжеский стол,
говорил Алеше ласковые слова:
- Живи ты, Алёша, в Киеве, послужи мне, князю Владимиру. Я тебя, Алёша,
пожалую.
Остался Алёша в Киеве дружинником; Так про молодого Алёшу старину поют,
чтобы добрые люди слушали:
Наш Алёша роду поповского,
Он и храбр и умен, да нравом сварлив.
Он не так силён, как напуском смел.
Про Добрыню Никитича и Змея Горыныча
Жила-была под Киевом вдова Мамелфа Тимофеевна. Был у неё любимый сын -
богатырь Добрынюшка. По всему Киеву о Добрыне слава шла: он и статен, и
высок, и грамоте обучен, и в бою смел, и на пиру весел. Он и песню сложит,
и на гуслях сыграет, и умное слово скажет. Да и нрав Добрыни спокойный,
ласковый. Никого он не заругает, никого зря не обидит. Недаром прозвали
его "тихий Добрынюшка".
Вот раз в жаркий летний день захотелось Добрыне в речке искупаться.
Пошёл он к матери Мамелфе Тимофеевне:
- Отпусти меня, матушка, съездить к Пучай-реке, в студёной воде
искупаться,- истомила меня жара летняя.
Разохалась Мамелфа Тимофеевна, стала Добрыню отговаривать:
- Милый сын мой Добрынюшка, ты не езди к Пучай-реке. Пучай-река
свирепая, сердитая. Из первой струйки огонь сечёт, из второй струйки искры
сыплются, из третьей струйки дым столбом валит.
- Хорошо, матушка, отпусти хоть по берегу поездить, свежим воздухом
подышать.
Отпустила Добрыню Мамелфа Тимофеевна.
Надел Добрыня платье дорожное, покрылся высокой шляпой греческой, взял
с собой копьё да лук со стрелами, саблю острую да плёточку.
Сел на доброго коня, позвал с собой молодого слугу да в путь и
отправился. Едет Добрыня час-другой; жарко палит солнце летнее, припекает
Добрыне голову. Забыл Добрыня, что ему матушка наказывала, повернул коня к
Пучай-реке.
От Пучай-реки прохладой несёт.
Соскочил Добрыня с коня, бросил поводья молодому слуге:
- Ты постой здесь, покарауль коня.
Снял он с головы шляпу греческую, снял одежду дорожную, всё оружие на
коня сложил и в реку бросился.
Плывёт Добрыня по Пучай-реке, удивляется:
- Что мне матушка про Пучай-реку рассказывала? Пучай-река не свирепая,
Пучай-река тихая, словно лужица дождевая.
Не успел Добрыня сказать - вдруг потемнело небо, а тучи на небе нет, и
дождя-то нет, а гром гремит, и грозы-то нет, а огонь блестит...
Поднял голову Добрыня и видит, что летит к нему Змей Горыныч, страшный
змей о трёх головах, о семи когтях, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым
валит, медные когти на лапах блестят.
Увидал Змей Добрыню, громом загремел:
- Эх, старые люди пророчили, что убьёт меня Добрыня Никитич, а Добрыня
сам в мои лапы пришёл. Захочу теперь-живым сожру, захочу-в своё логово
унесу, в плен возьму. Немало у меня в плену русских людей, не хватало
только Добрыни.
А Добрыня говорит тихим голосом:
- Ах ты, змея проклятая, ты сначала возьми Добрынюшку, потом и
хвастайся, а пока Добрыня не в твоих руках.
Хорошо Добрыня плавать умел; он нырнул на дно, поплыл под водой,
вынырнул у крутого берега, выскочил на берег да к коню своему бросился. А
коня и след простыл: испугался молодой слуга рыка змеиного, вскочил на
коня да и был таков.
И увёз всё оружье Добрынине.
Нечем Добрыне со Змеем Горынычем биться.
А Змей опять к Добрыне летит, сыплет искрами горючими, жжёт Добрыне
тело белое.
Дрогнуло сердце богатырское.
Поглядел Добрыня на берег, - нечего ему в руки взять: ни дубинки нет,
ни камешка, только жёлтый песок на крутом берегу, да валяется его шляпа
греческая.
Ухватил Добрыня шляпу греческую, насыпал в неё песку жёлтого ни много
ни мало - пять пудов да как ударит шляпой Змея Горыныча - и отшиб ему
голову.
Повалил он Змея с размаху на землю, придавил ему грудь коленками, хотел
отбить ещё две головы...
Как взмолился тут Змей Горыныч:
- Ох, Добрынюшка, ох, богатырь, не убивай меня, пусти по свету летать,
буду я всегда тебя слушаться! Дам тебе я великий обет: не летать мне к вам
на широкую Русь, не брать в плен русских людей. Только ты меня помилуй,
Добрынюшка, и не трогай моих змеёнышей.
Поддался Добрыня на лукавую речь, поверил Змею Горынычу, отпустил его,
проклятого.
Только поднялся Змей под облака, сразу повернул к Киеву, полетел к саду
князя Владимира. А в ту пору в саду гуляла молодая Забава Путятишна, князя
Владимира племянница.
Увидал Змей княжну, обрадовался, кинулся на неё из-под облака, ухватил
в свои медные когти и унёс на горы Сорочинские.
В это время Добрыня слугу нашёл, стал надевать платье дорожное, - вдруг
потемнело небо, гром загремел. Поднял голову Добрыня и видит: летит Змей
Горыныч из Киева, несёт в когтях Ззбаву Путятишну!
Тут Добрыня запечалился - запечалился, закручинился, домой приехал
нерадостен, на лавку сел, слова не сказал. Стала его мать расспрашивать:
- Ты чего, Добрынюшка, невесел сидишь? Ты об чём, мой свет. печалишься?
- Ни об чём не кручинюсь, ни об чём я не печалюсь, а дома мне сидеть
невесело.
Поеду я в Киев к князю Владимиру, у него сегодня весёлый пир.
- Не езжай, Добрынюшка, к князю, недоброе чует моё сердце. Мы и дома
пир заведём.
Не послушался Добрыня матушки и поехал в Киев к князю Владимиру.
Приехал Добрыня в Киев, прошёл в княжескую горницу. На пиру столы от
кушаний ломятся, стоят бочки мёда сладкого, а гости не едят, не льют,
опустив головы сидят.
Ходит князь по горнице, гостей не потчует. Княгиня фатой закрылась, на
гостей не глядит.
Вот Владимир-князь и говорит:
- Эх, гости мои любимые, невесёлый у нас пир идёт! И княгине горько, и
мне нерадостно. Унёс проклятый Змей Горыныч любимую нашу племянницу,
молодую Забаву Путятишну. Кто из вас съездит на гору Сорочинскую, отыщет
княжну, освободит её?
Куда там! Прячутся гости друг за дружку: большие - за средних, средние
- за меньших, а меньшие и рот закрыли.
Вдруг выходит из-за стола молодой богатырь Алёша Попович.
- Вот что, князь Красное Солнышко, был я вчера в чистом поле, видел у
Пучай-реки Добрынюшку. Он со Змеем Горынычем побратался, назвал его братом
меньшим Ты пошли к Змею Добрынюшку. Он тебе любимую племянницу без бою у
названого братца выпросит.
Рассердился Владимир-князь:
- Коли так, садись, Добрыня, на коня, поезжай на гору Сорочинскую,
добывай мне любимую племянницу. А не. добудешь Забавы Путятишны, - прикажу
тебе голову срубить!
Опустил Добрыня буйну голову, ни словечка не ответил, встал из-за
стола, сел на коня и домой поехал.
Вышла ему навстречу матушка, видит - на Добрыне лица нет.
- Что с тобой, Добрынюшка, что с тобой, сынок, что на пиру случилось?
Обидели тебя, или чарой обнесли, или на худое место посадили?
- Не обидели меня и чарой не обнесли, и место мне было по чину, по
званию.
- А чего же ты, Добрыня, голову повесил?
- Велел мне Владимир-князь сослужить службу великую: съездить на гору
Сорочинскую, отыскать и добыть Забаву Путятишну. А Забаву Путятишну Змей
Горыныч унёс.
Ужаснулась Мамелфа Тимофеевна, да не стала плакать и печалиться, а
стала над делом раздумывать.
- Ложись-ка, Добрынюшка, спать поскорей, набирайся силушки. Утро вечера
мудреней, завтра будем совет держать.
Лёг Добрыня спать. Спит, храпит, что поток шумит. А Мамелфа Тимофеевна
спать не ложится, на лавку садится и плетёт всю ночь из семи шелков
плёточку-семихвосточку.
Утром-светом разбудила мать Добрыню Никитича:
- Вставай, сынок, одевайся, обряжайся, иди в старую конюшню. В третьем
стойле дверь не открывается, не под силу нам была дверь дубовая.
Понатужься, Добрынюшка, отвори дверь, там увидишь дедова коня Бурушку.
Стоит Бурка в стойле пятнадцать лет не обихоженный. Ты его почисти,
накорми, напои, к крыльцу приведи.
Пошёл Добрыня в конюшню, сорвал дверь с петель, вывел Бурушку на белый
свет, почистил, выкупал, привёл ко крыльцу. Стал Бурушку засёдлывать.
Положил на него потничек, сверху потничка - войлочек, потом седло
черкасское, ценными щелками вышитое, золотом изукрашенное, подтянул
двенадцать подпруг, зауздал золотой уздой. Вышла Мамелфа Тимофеевна,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг