и не видят они по существу волнующую нас проблему. Озабочены своими
целями...
Странное дело, Кузьмич говорил заскорузлые банальности, но речь его
между тем звучала неким откровением. Может, дело не в словах, а во мне? Или
в какой-то непонятной атмосфере, невидимо обволакивающей кабинет?
- Итак, естественной кажется мысль объединиться. - Кузьмич, похоже,
перешел к самому интересному. - Объединиться не ради слов, не чтобы петь
красивые песни или обсуждать добрые книжки. Объединяться надо для дел,
реальных, конкретных дел. Пьяные родители истязают ребенка. И никто, ни
соседи, ни милиция, ни школа не вмешивается. Вмешаемся мы. Деловые ребята
продают школьникам наркоту. Все видят, все молчат, никто ничего не сделает.
А мы - сделаем. И так сделаем, что напрочь отобьем охоту у деловых ребят
этим заниматься. Или, допустим, не хватает денег на закупку оборудования
для детского онкологического центра. Зато рядом строится казино. И все
возмущаются, и никто ничего не может. А мы - можем. Мы переставим местами
не слова, а деньги.
- И хозяева казино не будут возражать? - механически брякнул я в
пространство. Хотя кто меня за язык дергал?
Однако распалившийся Кузьмич явно обрадовался моим словам. Он аж
привстал в кресле, точно всадник в стременах, и в лысине его отразилась
апельсиново-яркая люстра. Торжествующе воздев тонкий палец, Хранитель
ликующе рассмеялся.
- Вот! Вот она, суть! Главное - задать правильный вопрос. Константин
Антонович, отвечаю. Не будут возражать крутые пальцевёрты, ох как не будут.
Напротив, приползут на брюхе с чековыми книжками в зубах. А мы еще
подумаем, что с ними делать. Потому что у нас сила. - Слово это Кузьмич
протянул медленно, со вкусом. - У нас Сила, и они, те, кто поумнее, давно
уже с нами считаются. Понимают, что обижать детей стало небезопасно.
- А кто поглупее? - вновь зачем-то выскочил я. На сей раз прыснул
Женя.
- А тех, кто поглупее, Костян, - выдавил он сквозь распиравший его
смех, - находят в разных местах. Кого в канаве, кого на собственном ложе.
И, что характерно, очень молчаливых. И с гитарной струной вместо галстука.
Хотя таких кретинов уже не много. Деловые, они же только в анекдотах
пальцами крутят. А по жизни мигом просекают фишку...
- Но! - вновь воздел все тот же палец Кузьмич. - Вы спросите: а откуда
же берется сила? Ведь мало объединиться. Ну что могут сделать несколько
хилых очкастых интеллигентов с дряблыми мышцами и тощими бумажниками? По
инстанциям бегать, чинушам что-то доказывать? Морду садисту-воспитателю
набить? Так еще кто кому набьет... Не-е-е, объединиться мало! Надо еще
кое-чем обладать. Не деньгами, не стволами, не связями - все это придет
потом, это вторично. Нужно главное. Нужно вслушаться в себя, найти в себе
Музыку, научиться жить согласно неслышимой мелодии, надо войти в резонанс с
Высокой Изначальной Струной. И тогда уже не мы делаем - она, Струна, творит
через нас свою волю, а воля ее - добро и свет.
Я едва удержался, чтоб не присвистнуть... Мгновенный переход от ясной,
вменяемой речи к мистическому бреду! Явная клиника... Правда, не походил
Кузьмич на свихнувшегося фанатика, а еще меньше походил на него Женя. Да и
раньше звучали такие фразочки - милосердие Высокой Струны, справедливость
Высокой Струны, воля Высокой Струны... Всякие там Тональности, Резонансы,
Вибрации... Неужели здесь что-то большее, чем просто поэтическая
атрибутика?
- Так вот, - продолжал Кузьмич, - Высокая Струна прозвенела в нас - и
дала нам часть своей силы. И дает, но лишь когда мы, отрешившись от всей
грязи и бессмыслицы этого мира, творим добро, творим дела милосердия...
Гм... Расплывающиеся кляксы на лунном поле, посвист девятиграммовых
птичек... Нечто, попавшее под луч фонаря, похожее на футбольный мяч, но не
бывает у мячей волос, и железных зубов не бывает, и снег под ними не
становится бурым...
- Мы не стремимся к власти, - каким-то даже скучным тоном сообщил
Аркадий Кузьмич, - не рвемся на политический Олимп. Зачем нам это?
Утверждение, будто сменой режима можно улучшишь людскую жизнь - это ложь, и
опасная ложь. Пытаясь взять власть, мы породили бы лишь очередную кровавую
смуту, в которой всем придется плохо, но в первую очередь - детям. Пойдя по
такому революционному пути, мы разорвали бы в себе незримые нити,
соединяющие нас с Высокой Струной. Да, не стану скрывать, были среди нас
горячие головы, ищущие легких решений, опьяненные первыми успехами. Но
Главному Хранителю хватило мудрости вовремя остановить нетерпеливых. У нас
есть свое дело, и мы его будем делать при любой власти, при любом режиме. И
еще - власть составляют люди. А с людьми, как бы высоко они ни сидели,
"Струна" чаще всего договорится. Не враги же они самим себе... К тому же
многие из них, людей власти, вполне способны проникнуться нашими идеями,
посильно содействовать нам. Собственно, и официальная наша вывеска,
"Федеральный фонд", создана при помощи некоторых вменяемых
господ-парламентариев. Или взять тот же пример с казино - зачем применять
высокие и тайные пути, когда можно сделать пару телефонных звонков?
Я слушал, моргал и время от времени кивал головой. Что мне еще
оставалось? Как иначе скрыл бы я страх - а мне сейчас и впрямь было
страшно. В этом уютном кабинете с развешанными гитарами и скрипками, с
говорливым Кузьмичом мне было куда страшнее, чем тогда, в пронизанном
напряженной тишиной Мраморном зале. И даже страшнее, чем на лунном поле. С
каждым словом Хранителя страх сгущался, цепкими коготками щекотал горло,
отдавался в ушах едва слышным звоном.
Да, сейчас я был в безопасности, никто не грозил мне, напротив,
нечеловеческая сила, о которой соловьем разливался Кузьмич, явно собиралась
взять меня под свое крыло. Только вот стоит ли совать туда голову? В
Мраморном зале я понимал, что дело идет к смертному приговору. Сейчас,
похоже, дело идет к чему-то пострашнее. Впрочем, уже поздно выбирать,
развилка осталась позади. На лунном поле, на залитой тьмой стройплощадке,
на заснеженной насыпи...
- И потому вы, Константин Антонович, соприкоснувшись с нашей жизнью,
узнав правду о Высокой Струне, о нашем деле, должны сейчас решить - с нами
ли вы. Войдете ли вы в резонанс со Струной, предпочтете ли тусклую
обыденную жизнь. Реализуйте же вашу свободу, скажите слово, которое станет
завершающей точкой.
Гм... Не нравились мне эти слова о завершающей точке. Что-то похожее
уже приходилось слышать совсем недавно. Точку ставить будем, Костян! Над
буквой "i". А потом тяжелый грохот товарняка, острый луч рассекающего
сумерки фонаря...
Впрочем, сейчас не до лирики. Похоже, от меня ждут каких-то слов, и
тянуть больше нельзя. А не встать ли сейчас, не сказать ли, гордо откинув
голову: "Мне не по пути с бандитами!"?
- Да чего решать? Все уже решено, - голос мой звучал на удивление
спокойно, даже слегка суховато. - "Струна" делает правильные вещи. Я
принимаю ее умом и сердцем, хочу внести свой вклад...
В памяти тяжело шевелились какие-то давние, заплесневевшие слова...
Кажется, это из "торжественного обещания"... или нет, это я заявление о
приеме в комсомол так писал. "Хочу учавствовать в передовых рядах".
Переписывать ведь заставляли, блюстители орфографии... Ругались - казенный
бланк испоганил, неуч...
- Другого мы и не ждали! - весело ответил Кузьмич. Лысина его
засверкала еще ярче, он неуловимым движением выскользнул из кресла и
принялся восторженно трясти мою руку. Ладонь его, надо заметить, оказалась
на удивление крепкой.
- Остались формальности, - сообщил он наконец, потеряв вдруг всякий
интерес к моей кисти. - Во-первых, заявление подписать. Это мы сейчас, это
мы быстро. А во-вторых, и это главное, надо пройти некий... ну, скажем,
ритуал. Как бы зримо зафиксировать свою причастность... Скажем, сегодня
вечером... а лучше где-то около полуночи. Вечерком мы в " Дороге" посидим,
отметим, так сказать, событие... Да вот тут, вот тут распишитесь,
Константин Антонович.
Передо мной внезапно оказалась раскрыта огромная кожаная папка, а в
пальцы мне Женя пихал толстую авторучку. Ого, а перо-то, кажется, золотое!
- Ну не кровью же, - понимающе усмехнулся Женя. - И не как в ведомости
на аванс.
Я вгляделся в плотный, синевато-белый лист. Текст, набранный
затейливым, в мелких завитушках шрифтом, был не слишком обилен. Несколько
строк, не больше. Только вот почему-то мне никак не удавалось прочесть их.
Каждая буква сама по себе выглядела привычно, но вместе... Текст плыл у
меня перед глазами, прыгал и переливался, точно воздух между мною и листом
бумаги был затянут радужной пленкой. Не хотели слова складываться во что-то
единое - стоило лишь вглядеться в них пристальнее, они разбегались,
оборачивались тонкими крысиными хвостиками.
А, ладно! Какая разница, что здесь написано? Моя жизнь все равно ведь
зависит не от этих завитушек.
Внизу страницы я, плотно надавливая на перо, оставил стилизованную
букву "К". Хорошо, что здесь я назвался родным именем. Не пришлось на ходу
изобретать себе новую подпись. А то ведь с этих станется... На любой мелочи
можно погореть.
- Прекрасно, прекрасно! - проворковал Кузьмич, убирая куда-то папку с
моим автографом. - В вашем лице, Константин Антонович, мы, несомненно,
приобрели ценного сотрудника, а главное, единомышленника. Есть мнение, что
это дело стоит завершить водной процедурой.
Подскочив к мраморной стене, Кузьмич ткнул в нее пальцем - и сейчас же
испещренная розоватыми прожилками панель отъехала вбок, являя нам темное
углубление. Миг - и из потайной ниши Кузьмич извлек пузатую темную бутылку
и три хрустальные рюмочки, которые он тут же водрузил на невесть откуда
взявшийся поднос.
- Рекомендую! Настоящий ангхмарсанский коньяк, пятнадцатилетняя
выдержка, коллекционный экземпляр, в магазине вам такого не предложат.
Не дожидаясь указаний, Женя ловко свинтил бутылке крышку и разлил по
рюмкам искрящийся в электрическом свете янтарный напиток. Нежный, и в то же
время пряный аромат ударил мне в ноздри.
- Ну, за вступление! - шевеля бусинками зрачков, возгласил Кузьмич. -
За наше общее дело!
Мы чокнулись высокими рюмками. Прозрачный звон поплыл по кабинету,
задел серебристые струны гитар, и те отозвались едва слышным рокотом.
- И чтобы нам звенеть, как этот благородный хрусталь! - добавил Женя.
Следовало что-то произнести и мне.
- За Истинную Музыку! - слова сами собой сорвались с моих губ.
Странные слова, будто и не совсем мои. Но углубляться в это не хотелось - и
я пригубил отливающую медом жидкость.
Лучшего я никогда и не пил! Неземной, запредельный букет, растворенная
в золоте мелодия, дыхание степных трав под ласковым солнцем, песня ястреба,
зависшего неподвижной точкой в белесом от жара небе, готового стремительной
молнией низринуться вниз...
- Ну а вечером - в баре, с народом! - напомнил забравшийся в свое
монументальное кресло Кузьмич. - А пока не смею вас задерживать, друзья.
Вас ждут великие дела! Да пребудет с вами вибрация Высокой Струны...
Вибрация и впрямь ощущалась. Какое-то время.
7.
Народу было немного, человек десять от силы. Оно и хорошо - не люблю
огромных сборищ. К тому же большая толпа сама собой распадается на мелкие
островки, на разных концах стола долдонят о чем-то своем, и отдельные,
несвязанные речи со стороны кажутся монотонным, размеренным гулом - так
волны уныло и обречено накатываются на холодный океанский берег.
Но здесь все по-другому. Бар "На Дороге" и сам-то не особо велик, да и
народу на нашей базе куда меньше, чем казалось мне поначалу. К тому же, кто
на задании сейчас, а кто, умаявшись после оного, дрыхнет в общежитской
койке.
Вокруг сидели только те, кого я уже успел более-менее узнать - Женя,
Миха с Шурой, мрачный Гена-Дед Мороз, строгая девушка Валя, убежденная
трезвенница... И разумеется, шеф. Кузьмич. Хранитель. Как потом уточнил
Женя, его титул - Старший Хранитель по региону.
Кроме нас, лишь двое огромных парней сидели за дальним столом, не
спеша потягивали темное пиво, негромко толковали о своем. Да еще бармен,
старый бородатый Боксис, колдовал над чем-то за стойкой.
Бревенчатые стены навевали забытые, дачные воспоминания. И хотя я
понимал, что янтарные прожилки волокон, сучки и трещинки - не более чем
пластик, искусно изготовленная декорация, все же иллюзия не развеивалась.
Развешанные по стенам медные бра давали достаточно света, чтобы видеть
всё, что нужно - и в то же время здесь висела уютная, домашняя полутьма.
Вдобавок еще и музыка, негромко льющаяся из скрытых под потолком динамиков,
приходилась как нельзя кстати. Гитарная классика, конец прошлого века.
Наверняка Иванова-Крамского. Потом стоит у Боксиса поинтересоваться диском.
- А вот еще был у меня случай, - зевая, сообщил Миха. - Года полтора
назад, или два... Нет, полтора, это летом было. Ездили мы по вызову в
деревню одну, в Комарской области.
- Это когда ты еще в Лагутине служил? -спросила Валя.
- Ага, мой первый год в "Струне". Ну вот, я же говорю - лето в
разгаре, июль, жара обалденная. В такую жару вообще надо из речки не
вылезать.
- А уж без холодного пивка - вообще гибель! - растягивая гласные,
добавил Кузьмич. После пятой кружки он был слегка рассеян.
- А то! - кивнул Миха. - Но какое там пиво, глухая деревня, ближайший
магазин в пяти километрах. Пятеро бабок, трое алкашей - вот, считай, и все
население. Ну, летом, понятно, дачники. Один из них, кстати, и
сигнализировал нашим. Насчет этого, блин, фермера.
- А, "комарские бомжата", что ли? - хмуро поинтересовался Женя.
- Они самые. Стандартный случай.
Я оторвался от изучения внутренностей кружки. Видно, близок тот рубеж,
когда надо сделать перерыв. Иначе количество перейдет в совершенно ненужное
качество.
- Ребят, мне бы объяснили, розовому и наивному. Что это за стандартный
такой случай и какая тут связь?
- Да просто все как пять копеек, - зло ухмыльнулся Миха. - Фермер -
это такой, знаешь ли, овощ... Ему же рабсила нужна, особенно когда техникой
нифига не сделаешь. Прополка там, улиток собирать, то се... Нанять кого -
жаба душит, да и дураков нет, работа кропотливая, плата грошовая. В общем,
едет такой дядька до ближайшего города с вокзалом, там, на вокзалах, ясное
дело, пацанье бездомное крутится. Ну, он им баки заливает, райское житье,
то се... Привозит в свое, значит, поместье. И натуральное рабовладение
получается. За миску супа детишки весь день корячатся. А на ночь их в сарай
запирают. Да и псы, овчарки горные... Не особо побегаешь, разорвут. А
вкалывать на сто процентов приходится, палка у дяденьки тяжелая и
суковатая... Или чего похуже. Вот в Залесье, говорят, был один жирный хрен,
так тот вообще не лупил - он в погреб с крысами на ночь запирал. Одну
девчушку до смерти изгрызли. Когда ребята приехали, увидели такое дело, так
они и на инструкцию плюнули, и на устав... Плохо мужичок помер, в общем.
Как говорится, "несчастный случай в виду обстоятельств непреодолимой
силы". - Миха замолчал, основательно приложившись к кружке.
- Что, Константин Антонович, не слышал о таком? - вклинился в
возникшую было паузу Кузьмич. - Вот смотри, живут люди, и пока все у них
хорошо, о разных таких пакостях ни сном ни духом. А между тем дряни
вокруг... Ты слушай, слушай, мотай на ус. Вскоре сам с таким разбираться
будешь. Впрочем, одному упырю ты уже нос откусил. Теперь можешь звездочки
рисовать на фюзеляже.
- Колян, тот вообще наколки на груди предпочитал, - усмехнулся вдруг
молчаливый Дед Мороз. - В форме морских звёзд.
- Хороший человек был, - кивнул Кузьмич. - Темный, правда, никакой
культуры... Но душевный и правильный... Ладно, ты продолжай, Мишель...
- Да я же говорю, стандартный случай... - пробасил Миха. - Ничего
интересного. Работы на десять минут. Ну, пришли. Вечер такой, блин...
насыщенный. Луна светит, звезды там, запахи... Ну, забор перескочили,
собачек порезали, чтобы под ногами не путались. Нас тогда трое было, еще
Лешка Подколзин и Паша Свинченко. Выбегает этот... латифундист плешивый...
Ну, мы ему - здравствуй, дядя Федор. Мы, блин, к тебе с чисто дружеским
визитом. Он - бочком-бочком, и в дом шныряет, а обратно уже с обрезом прет.
Типа крутой. Ладно, отобрали мы обрез, дали по лысине, привязали к
яблоньке. Потом с инспекцией по всей фазенде. Нашли, ясное дело. В дровяном
сарае. Четверо пацанят и девчонка. Всем лет по десять примерно. Так этот
змей их мало что запер, еще и на цепь... Такую, знаете ли, типа колодезной.
- И что потом? - угрюмо поинтересовался я, чувствуя, что стоит налить
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг