высших разделов психики... только если они когда-нибудь и подберут нужную
частоту вибраций, скольких искалечить к тому времени успеют? Но, однако же,
выделены средства, им отдали в Заполье хорошее помещение, бывший оборонный
"ящик", набирают штат. И вроде бы с сентября начинают прием контингента.
Вот так, Костян. Чуешь, какие ветры дуют?
Я чуял. Гнилью теперь тянуло из августовской ночи, и раздавались по
углам какие-то мышиные шорохи.
- И что, никакого выхода нет? - пробурчал я. - Зверство же. И ладно бы
какой-нибудь шестнадцатилетний маньяк-расчленитель, а то ведь... Мне
показалось, вполне нормальный парень. Диковатый малость, импульсивный. Но
за это - ломать мозги? Уж честнее пулю в затылок...
- Да и я тебе про что толкую, - вздохнул Осоргин. - Он, если уж правду
говорить, вообще ни в чем не виноват. Выпустил скинов, пожалел. Значит,
сердце у человека есть. Значит, может сочувствовать, понимает, каково это
сидеть в темноте и расстрела ждать. Вдобавок смелый, знал ведь, что потом
по головке не погладят. Правда, не настолько смелый, чтобы ко мне прийти в
кабинет и кулаком стукнуть - что, типа, за садизм такой, зачем пацанам
психологическую пытку устроили? Ну, то есть, конечно, другими словами
сказал бы. Но это ведь понятно - не доверяют они нам до конца, вот и лезут
поперек нас в пекло. А вылезать оттуда не умеют. Дети есть дети.
- То есть будь он не в "Веге", а у тебя в "Березках", и выпусти он
точно так же этих белых воинов...
- То все свелось бы к тому, что вызвал бы я его вот сюда, посадил бы
на этот диванчик и полчаса бы мозги прочищал. На предмет что бывает, когда
хотят "как лучше". Но он - в "Веге", а это такой... заповедник. И я ни чего
с ними не могу поделать, у ихнего смотрителя, Ситрека, в совете Старших
Хранителей огромное влияние.
Когда я готовился к поездке в "Березки", то, разумеется, полистал
сведения и о прочих "упсах". Но на "Веге" взгляд тогда не зафиксировался, и
кто там рулит, я благополучно забыл. Оказалось - зря.
- Володя Ситрек - сложная штучка, - продолжал Осоргин. - Абсолютно
убежденный в своей правоте, неподкупный, кристально честный, в быту
аскетичен, вредных привычек не имеет. Детей любит фанатично. Вот скажи,
чего нашей Высокой Струне еще надо? Будь он нечист на руку или если бы, к
примеру, тайно развлекался с пятилетними девочками - Струна при первом же
восхождении его б и сожгла. А так - ничего с ним не поделать, упертость и
странные фантазии Струна не фиксит.
Я мысленно хмыкнул. Что ж это тогда меня она не придушила, тайного
беглеца? Остается признать: Струна - дело тонкое. А где тонко - там и
рвется.
- Ну и что теперь? Жаловаться на самый верх? Главному?
Осоргин не ответил. Повернувшись лицом к окну, он молчал, плечи его
как-то странно закаменели, а пальцы со всей силы вцепились в белый
подоконник, словно желая его отломить.
- Смотри, какой расклад, - наконец отозвался он. - К утру подсчитают
детские голоса. И уверяю тебя, большинство скажет, что Соболев - предатель,
и с ним надо по всей строгости. Ты не забывай про ту малышню, которых
избили. Дашеньку, которой ребро сломали. У нас, знаешь, старшие мелких мало
сказать не обижают, а вообще за них горой. Самому же пришлось внедрять... А
Соболев, кстати, для них почти чужой. Вот и смотри. А дальше, учитывая
демократическое волеизблевание нашей детской массы, нам троим - мне,
Стоговой и тебе - придется решать судьбу Соболева. При этом невозможно
оставить его в "Веге". Невозможно перевести в "Березки" - если я и стану
этого добиваться, то на волокиту уйдет хорошо если месяц. А ждать "Вега" не
станет - зафигачит пацана в Заполье. На улицу его тоже не выгнать. Патронаж
"Струны". Получается, либо Заполье, либо...
Он вновь замолчал и потянулся за сигаретой. Желтое пламя зажигалки
ударило меня по глазам, рассыпалось множеством розовых точек-искорок.
- Что "либо"? - почему-то шепотом спросил я.
- Есть один вариант, - Осоргин затянулся и выпустил сизое колечко
дыма. - Называется "индивидуальный патронаж". В исключительных случаях
ребенка, может взять на воспитание кто-то из наших людей, рангом не ниже
Хранителя второй категории. С разрешения его начальства. И взяв, он несет
за него ответственность вплоть до совершеннолетия. Ответственность не
только моральную. При восхождении к Струне отвечать придется сразу за
двоих. Имей это в виду. Ну, на государственном уровне, как сам понимаешь,
оформляется опекунство... Вот и смотри сам. Утром мы будем решать. Ольга
начнет орать про свою любимую психокоррекцию. А я напомню об исключительном
варианте. И тут вопрос в кандидатуре. Я отпадаю, поскольку и так веду
приют, мне просто не разрешат его взять, типа недопустимое совмещение
обязанностей. Ольга, ясен веник, его не возьмет. Остаешься ты. До второй
категории дослужился... И если тебе даст добро твое непосредственное
начальство, то есть Елена Ивановна...
Я сидел и чувствовал, как кто-то огрел меня по голове невидимой
подушкой. Хоть и мягкой, но более чем увесистой. Взять на воспитание
хулигана Соболева... хотя какого уж там хулигана... Димку, который мне
доверился... и которому доверился я... Да о чем вообще разговор, если
альтернатива - вырезанные скальпелем мозги? И в то же время холодный
трезвый голосок у меня в мозгу шептал, что ожидает меня веселое будущее.
Что с Димкой мне придется трудно, характер отнюдь не сахарный... Что если
меня все же когда-нибудь разоблачат, то не пожалеют и пацана. Это ж надо -
мальчик находился под длительным воздействием глиняного и сам от него глины
набрался. Значит, как минимум очередной приют, а как максимум - центр
психокоррекции в Заполье. А если разоблачение случится лет через пять,
когда Димка вырастет? Станут ли тогда с ним церемониться?
Впрочем, я и сам понимал, что все это шкура неубитого медведя, а
решать надо сейчас. В эту вот пропитанную лунным светом, пропахшую полынью
секунду.
- О чем разговор, Юра? Конечно, я согласен. Спасать так спасать, самое
струнное дело. Только вот разрешит ли Елена Ивановна?
- Так позвони, - пожал плечами Осоргин.
- Сейчас? - присвистнул я. - В половину третьего ночи? Да ты
понимаешь, куда она нас обоих пошлет?
- Ты больной, да? - скорбно посмотрел на меня Юрик. - При чем тут
ночь, когда такие дела варятся. Короче, подотри сопли и доставай
"мыльницу".
Тон его ощутимо изменился. Так, наверное, офицер Осоргин командовал
своими солдатами - там, в душном и пыльном Дальнегорске, где в воздухе
дрожало марево из испарений крови, ненависти и боли. И попробуй такому не
подчинись - мигом разложит на простые множители.
Хмуро кивнув, я вынул мыльницу, пощелкал кнопками. Долго шли гудки,
потом прорезался мрачный голос:
- Ну, Косточка, что еще у нас плохого?
Как ни странно, я успокоился и минуты за две вкратце рассказал ей о
здешних событиях. Потом перешел к главному - к варианту "индивидуального
патронажа".
Лена слушала внимательно, не перебивала. Лишь хмыкала в некоторых
местах.
- Ладно, я все поняла, - вздохнула она. - Маразм крепчает. Хорошо меня
там у вас не было, я бы этой дуре всю ее гладкую морду расцарапала б...
Шучу, шучу, есть же бесконтактные методы... В общем, что мне говорить? Вы
там с Юрием все правильно решили. Так что забирай мальчика, какие проблемы.
Заодно, - в голосе ее прорезалась ирония, - будет практическая польза. Типа
постирать там, продуктов купить, полы помыть... А то живешь как безумный
ученый из древней фантастики... некому о тебе и заботиться. Ты, между
прочим, раз уж за такое дело берешься, то с этим, как его... Димой... ты
построже. Не то от рук отобьется, мальчик-то явно не подарок. Сразу поставь
его на место. Он типа как твой ординарец, и значит, дисциплина чтобы
военная.
Осоргин, которому прекрасно был слышен Ленин голос, одобрительно
кивал.
- А как приедешь завтра, напишешь подробнейший отчет, по этой самой
"Веге" и лично госпоже Стоговой. Начнем позиционную войну. Ситрек этот
совсем уже оборзел. Ладно, чао. А то я тут как раз спала...
Я отчетливо представил, как при этих словах она сладко потянулась. И
по телу пробежала жаркая волна. Лена, Ленка, Елена Ивановна! Ну почему та
ночь оказалась первой и последней? Почему в Столице ничего у нас не
срослось? Может, оно и к лучшему, спекся бы я от ее пламени... И все же,
все же...
В "мыльнице" послышался писк тонких гудков.
- Ну вот, а ты боялся, - наставительно воздел палец Осоргин. - Теперь
переходим ко второму пункту нашей программы.
Он вдруг оказался возле стоящего в дальнем углу маленького
холодильничка, с метр высотой. Я вообще раньше принимал этот агрегат за
тумбочку. Миг - и оттуда, из освещенного тусклой лампочкой нутра явилась
запотевшая бутылка водки "Командор", а затем - неприхотливая, но обильная
закуска.
- Это с какой радости? - ошалел я.
- Радости? - уставился на меня Юрик. - Ты что, родной, забыл, какое
сегодня число?
- Семнадцатое августа. А что?
Осоргин одарил меня долгим и внимательным взглядом. Как будто ледяные
иголочки, выползая из его глаз, кололи мне кожу на лице. И я, конечно,
вспомнил. Семнадцатое августа! Кровавый и бессмысленный штурм Дальнегорска,
танки на Заводской площади... невнятица газетных заголовков. Годовщина,
однако.
- Извини, Юр, совсем из головы вылетело, за нашей-то суетой...
Грустная дата.
- Куда уж веселее, - кивнул Юрик и резко свинтил бутылке жестяную
пробку. - Отметить надо. Помянуть ребят. Ты не бойся, тебя я спаивать не
буду. День завтра сложный, боевой... а ты, объективно говоря, по этой части
не силен. - Он постучал ногтем по горлышку бутылки. - Так что глотни
символически. А я уж... Расслабиться, короче, надо.
Он разлил водку по стаканам в неравной пропорции - мне на два пальца,
себе - почти до края.
- Ну давай! Пусть им всем земля будет пухом, кто там остался. И гореть
в аду тем, кто все это дерьмо затеял!
Мы выпили одновременно. Водка обожгла горло, но я не обратил на это
внимания. Заботливый Юрик, однако, сейчас же накормил меня огурцом.
- Давай! Кушай хорошо, утром чтобы ни следов. А то представь, что
Стогова о нас подумает... Блин... О каких мы глупостях. Там все было
иначе... Там таких Стоговых...
На этот раз он пьянел быстро. Видно, душа просила. Глаза его блестели,
речь сделалась отрывистой.
- Думаешь, я тот мост забыл? Фигли... Он же мне снится, понимаешь?
Часто... Ты должен понимать, тебя тоже обожгло. Я ж тогда молодой был...
Прапорщик. С флота уже уволился, остался на сверхсрочную. Переподготовку
прошел... У нас спецподразделение было. Знаешь, держали когда-то таких
универсалов на границах с капстранами. Преследование по берегу, по морю...
Хоть в космосе, хоть у шайтана в жопе... Вот. Я и еще восемь ребят,
срочников, но тоже не очкастых плоскостопиков. Мы сторожили границу, мы
знали как оборонять, но нападение... Ну вот, и когда наши руководящие
крысюки начали свой "дранг нах остен", нас как раз и бросили, типа
прикрывать пехоту. Ты прикинь, у нас специализация - оборона, в землю чтобы
зубами и держаться, пока регулярные части не подойдут. А нас туда, в
наступление - типа вы там близко, фактор внезапности и все дела!
Он добавил извилистое матросское выражение и снова плеснул себе в
стакан. Махнул, зажевал соленым помидором и продолжал:
- И смотри - кинули они в наступление пехтуру, пацанов-салажат, ни
фига не обученных. Те и ломят грудью, а мы сзади, прикрываем типа. То есть
зачищаем. Знаешь, как? Знаешь. Чуть где в окне шевельнется что - гранату.
Подвал - и туда гранату. У родины боеприпасов много, чего жалеть, да? К
вечеру никто и не шевелился. А мальчишки гибнут, косяками. А мы идем и
подбираем тела. Весело, да? Те-то, ублюдки, они уже смылись, по горам своим
засели... кроме тех, что с генералами нашими водку пьют и гешефты
перетирают... А тут крови... Ты поверишь, я потом уже, когда вернулся,
сдвинулся слегка. Руки по десять раз в день мыл, всё запах мерещился. И
сны... И тот мост... Они ведь к нам тогда бежали... а расстояние большое,
сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же рефлексы... Ну
и засадил со всей дури... из миномета... и мост в клочья, и...
Он с такой силой сдавил стакан, что я испугался - сейчас раздавит и
порежется осколками. Но обошлось. То ли стаканы у Юрика повышенной
устойчивости, то ли сам он не настолько уж потерял самоконтроль. И все же
надо было увести его от слишком уж опасных воспоминаний. Еще немного - и он
полезет в мою заимствованную душу.
- Слушай, а как получилось, что ты в "Струну" попал? Как я понимаю, ты
один из первых?
Осоргин задумчиво посмотрел на стакан в своей руке, на почти допитую
бутылку. Помотал головой.
- Да, мне тоже хватит... А насчет "Струны". Да, так вот получилось.
Уволился я из рядов, после Дальнегорска. И контузия была, и вообще... ну ты
понял. Поехал домой к себе, в Южный. Ну а там встретил человека. Вот
именно - человека! - он выделил голосом это слово. - Ну, узнал про всякое
такое... Тогда ведь ничего еще у нас не было. Только Струна, да несколько
одиночек, сбившихся в стаю... Решали местные вопросы. Потом уже сегменты в
других городах появились, первые приюты тогда же... Потом все стало
организовано... как видишь, даже слишком... Поначалу всерьез нас не
принимали. КПН, ясное дело, рыл, но эти-то люди мудрые, всего насмотрелись,
таких "секретных материалов", что никаким янки не снилось. Поняли, что
лучше с нами дружить, тем более, ничего вредного мы вроде как не хотим. А
вот "братва" долго не верила. Потом уж догнала, что со Струной шутки плохи,
но у них мысли на одну тему настроены - как бы бабла срубить, - Юрик
ухмыльнулся. - Союзы нам предлагали, на "стрелки" звали, в киллеры,
прикинь, переманивали... Кое-кто командовать даже пробовал. Один пахан так
и сказал: "Пацаны, ну вы ж втыкаете, такое своевольничать - это ж не по
понятиям!" Покойник держал в Южном порнобизнес...
Было в нем что-то от героев детских книжек - героев, которых в
нормальной, взрослой жизни не бывает. Вот ведь, кажется, простой мужик,
сидит в мятой майке, водку пьет, а прозвенела у него внутри какая-то
струнка - и готово дело, хату покинул, пошел воевать. Нутряная какая-то,
былинная сила жила в нем. И не от Высокой Струны питалась эта сила, сейчас
я чувствовал это совершенно явственно. Такой вот Илья-Муромец тридцать три
года валяется на печи, а потом как встанет - горы свернет и всем темным
силам даст прикурить "Беломора". А после сядет пить горькую, потому что
тесно ему в наших земных рамках, тесно и безысходно. Рубит он чудищу
поганому головы, а те отрастают в геометрической прогрессии...
- Ты пойми, - сказал он вдруг совершенно трезво, - всё у нас гораздо
сложнее, чем кажется. Это многие понимают, это даже Старик понимает. Его
многие недооценивают, считают "логотипом фирмы", этаким дедушкой в
маразме - а он ведь всё знает, он всё видит... С ним пытаются заигрывать,
им хотят вертеть-крутить, только хрен им... Он еще держит вожжи... Пока еще
держит... И понимает, как запутался. Пожалуй, только он один и понимает.
"А как же ты?" - чуть было не спросил я, но вовремя удержался.
- А, ладно! Не в раковину же выливать, - вдруг рассмеялся Осоргин
наполнил стакан остатками водки. Залпом жахнул, выдохнул и повернулся ко
мне:
- Будешь говорить со Стариком - не забудь, что я сказал. Пригодится.
Понял?
Я кивнул. Что еще оставалось? Хотя о каком Старике идет речь, и почему
это с ним надо говорить, я упорно не понимал. Кто-то из высшего
руководства? Может, спросить у Лены? А еще лучше не спрашивать... Сколько
раз убеждался: язык мой - враг мой...
- Ты как, Костя? В норме? - Юрик подошел ко мне, присел на корточки,
всмотрелся в мои глаза. - Плывешь уже, чую. Так что иди-ка ты спать, завтра
с утра в бой. Сделаем мы эту дамочку, не боись. И пацана выручим, и
вообще... прорвемся, Костян! Ты иди... а я тут посижу, кузнечиков
послушаю... чувство такое, знаешь... как перед расстрелом...
Он был хорош - причем сразу и во всех смыслах. И пожелав спокойной
ночи, я удалился. И еще стоя на пороге, понял, что пожелал невозможного.
Часть пятая
Прогулки с Флейтистом
1.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг