катера.
- Предусмотрено все, как я и ожидал, - задумчиво произнес Хосе.
- Спастись отсюда собственными силами невозможно. Некоторые мечтают о
помощи со стороны, но они не учитывают, что существует военно-морская база.
По радио с Бородавки всегда могут вызвать военные корабли.
Реаль неожиданно улыбнулся; его зубы сверкнули при лунном свете.
- Я вижу, ты изучил все особенности, - негромко сказал он. - Это
хорошо!
- Чего же хорошего? Каждый здесь задумывается о бегстве. Но
убеждается, что спасения нет.
- А вот это зря! - укорил его Хосе. - Люди не из таких мест убегали.
Ты сам же рассказывал мне о своем побеге со свинцовых рудников. Там тоже
была стража. И все же сумели вы вырваться?
- Вокруг не было океана. И бежали мы втроем.
- Вас там было несколько тысяч, мой друг! Но не все были
изобретательны и смелы. Дело, - очевидно, в другом. И здесь нужно думать и
искать.
Мануэль не спал всю эту ночь. Он вспомнил давний бой в горах, свой
позор под пулями и злость на соседа, заметившего, что он прячет голову в
камни. Мануэль тогда рассвирепел и готов был убить насмешника, а позже...
стал подражать ему.
"Хосе - крепкий парень! На ветер слов не бросает. Авось вместе с ним и
удастся убежать с острова. Мы же ничего не теряем, так и так - смерть".
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПАНДАНГО
Каждое утро, едва начинало светать, в лагере раздавалась пронзительная
сирена. Каторжники, словно от ударов хлыста, вскакивали с нар и спешили
одеться. Им надо было успеть вымыться и занять очередь в столовую, так как
запоздавшие оставались голодными до вечера.
После завтрака, состоявшего из тапиоковой* [Тапиока - крупа,
приготовленная из клубневидных корней южноамериканского растения маниок]
похлебки, с плодами пандануса и черного кофе с маисовой лепешкой, обитатели
лагеря выстраивались на поверку. Белые - европейцы и креолы - стояли в
одной шеренге, метисы с мулатами* [Мулаты - жители Латинской Америки,
происшедшие от смешанных браков европейцев с неграми] - в другой, самбос*
[Самбос - жители Латинской Америки, происшедшие от браков негров с
индейцами] - в третьей.
В полосатых рядах виднелось множество людей в рваной одежде. Это были
новички. Они не получали казенной униформы, пока не снашивали свою
собственную одежду.
Окруженный автоматчиками, слегка прихрамывая, появился начальник
лагеря - майор Чинч. За ним следовал черноусый капитан Томазо. Если майор
всем своим видом - нависшими на глаза бровями, порыжевшими бакенбардами и
широким носом - напоминал старого потрепанного льва, то "африканский
капитан", так прозвали на острове Томазо, походил на злобную пантеру,
готовую кинуться в любую минуту на кого угодно. Никто не видал его без
хлыста, сплетенного из буйволовой кожи. Бил он им так, что шрамы оставались
на всю жизнь.
Варош гаркнул команду; люди замерли в строю.
Из рапорта выяснилось, что за истекшие сутки ничего особенного не
произошло. Четверо заключенных скончались от пеллагры, двое - от лихорадки
и один повесился.
Томазо зычным голосом объявил:
- Начальник лагеря, наш добрейший майор Чинч, разрешает вам раз в
месяц обращаться к нему с просьбами. Обращайтесь!
Осунувшийся человек, преждевременно превратившийся в изможденного
старика, выступил из строя и невнятно прошамкал:
- Шеньор майор, я ошталшя беш шубов...
Томазо щелкнул хлыстом и заметил:
- Наши деликатесы и без зубов слопаешь. Подумаешь, жених нашелся!
- Относительно зубов - это к врачу. Да и зачем они вам? -
поинтересовался Чинч, нахмурив свои брови-щетки.
- Шеньор врач выбил их ручкой от хлышта, - необдуманно сообщил старик.
- Не выбил, а удалил! На то он и врач, чтобы знать, какие зубы у тебя
лишние. Жалобщик! Всыпать ему десяток палок и добавить столько же за
неуважение к науке. Ну, кто там еще?
Новых просителей не отыскалось. Старший надзиратель, по кличке
"Тумбейрос", так называли прежде португальских работорговцев, почтительно
поклонился и сказал:
- Сеньор майор, каторжник тысяча шестьсот третий просит вашей
милости... Оборвался совершенно. Послушен, дисциплинирован. Поощрили бы,
для примера остальным. Эй, итальянец!
Исхудалый высокий человек выступил из рядов. Из лохмотьев у него
просвечивало голое тело. Стражник почти уперся в его тощий живот автоматом.
Лишь так дозволялось приблизиться к начальству.
- Покорился? - спросил Чинч.
- Так точно!
- На колени, проси, как положено, - приказал Томазо. - Повторяй за
мной: "Я, каторжник тысяча шестьсот три, униженно прошу дать мне униформу,
которую я заслужил беспрекословным послушанием".
Заключенный медленно опустился на колени и чуть слышно повторил слова
"просьбы". Майор довольно почесал бакенбарды, видя полное унижение
заключенного.
- Карамба! Почему я так великодушен сегодня? - пробормотал он. - Дать
этому червю новую "полосатку"! Ну, кланяйся, паршивый макаронщик!
Тумбейрос отвел итальянца в сторону, для отправки на склад после
развода.
Чинч важно откашлялся и приступил к главной цели своего появления на
утреннем построении. Вытащив список, он грозно произнес в наступившем
молчании:
- Каторжник пятьсот тридцать восьмой!
Из шеренги вышел истощенный старик.
- Почему ленишься, медленно работаешь?
- Я стар и слаб, господин начальник.
- Стар - подыхать надобно! Дать ему десять палок и столько же добавить
за возражение!
- Но ведь, я ничего обидного не сказал! - взмолился заключенный.
- Добавить еще пять за болтовню!
Не обращая больше внимания на старика, Чинч отрывисто приказал:
- Каторжник тысяча четыреста сорок третий, выйти из рядов. Наручники!
Стражник ловко защелкнул на запястья побледневшего человека наручники.
Майор торжествующе подошел к нему и ударил по лицу.
- Взять на Бородавку! Ну, Гарсиа Пинес, нам известна твоя настоящая
фамилия и принадлежность к компартии. Долго ты маскировался, но теперь не
уйдешь от кары, приговор будет приведен в исполнение.
Пинес, уже цепко схваченный стражниками, успел лишь выкрикнуть:
- Компанейрос, меня выдал...
Один из стражников ударил его кулаком в переносицу. Пинес захлебнулся
кровью. Разбивая, стражники оттащили несчастного в сторону. Все молчали в
напряженной тишине.
- Развести на работы! - приказал Чинч.
Начался развод групп. Томазо, щелкая хлыстом, подгонял людей в
полосатых одеждах.
- Шевелись, мертвецы, быстро!
Один из стражников заметил своему приятелю: "Африканский капитан"
пребывает в превосходном настроении!"
- А как же! Стакан рому да бутылка вермута с утра... и ни в одном
глазу. Он у нас весельчак!
Старший надзиратель, отправив отряды каторжников на работы в
мастерские, на плантации, на рытье туннеля шахты, стал собирать группу для
"промывки воды" - так назывались бессмысленные работы, которые давались
политическим заключенным.
- Барак номер один! Нале-во... шагом марш! - скомандовал он.
Почти в конце длинной вереницы шел Хосе Реаль, успевший за недельное
пребывание привыкнуть к режиму морской каторги. За ним шагали Мануэль и
Жан. Поравнявшись с обитателями соседнего барака, ожидавшими отправки на
работы, Мануэль шепнул:
- Видишь на левом фланге горбоносого парня? Мне только что сообщили
наши... это он выдал Гарсиа Пинеса!
Хосе увидел кривоногого португальца, стоявшего в конце шеренги.
Португалец был бледен. Вороватым взглядом он провожал стражников, уводивших
человека, для которого сегодня последний раз светило солнце.
- Запомним! - произнес Хосе. - И отомстим за тебя, Пинес, - поклялся
он.
* * *
День был жарким. Чинч грузно уселся на плоский камень под зеленую сень
широкой листвы. В ожидании медика он закурил сигарету с золотым ободком.
Когда-то Чинч был обыкновенным армейским кадровиком, не имевшим надежд
на продвижение в Южной республике. Если бы его не послали в начале 1941
года в Испанию для приемки закупленных пушек и он не попал бы на попойку
фалангистов в Малаге и не познакомился там с полковником Луисом и майором
Эстеваном Инфантес, формировавшим "Голубую дивизию", то судьба бы его не
изменилась. Они быстро тогда поладили. Чинч получил отпуск "по семейным
обстоятельствам", причем с неожиданным повышением оклада. Он принял
командование одной из рот "Голубой дивизии", состоявшей из мадридских
хулиганов, барселонских карманников, алжирских пропойц и прочего отребья,
выпущенного из тюрем.
В окопах под Старой Руссой, после морозных вьюг и артиллерийских
обстрелов, многие из фалангистов стали думать только о том, как бы скорее
унести ноги с заснеженных равнин.
Во время панического бегства, начавшегося после знакомства с русской
"катюшей", Чинч пострадал: крупным осколком перебило берцовые кости. "Надо
же назвать женским именем такое дьявольское изобретение!" - возмущался он
не раз.
Больше двух лет майор скитался по госпиталям и вернулся на родину
инвалидом. Чинч уже не рассчитывал получить прибыльную должность, и вдруг
встретил полковника Луиса. Немец узнал его и предложил место начальника
секретного концлагеря, строящегося на Панданго. Чинч расценивал это
назначение как вознаграждение за военные подвиги.
Появившийся медик отвлек его от мыслей о прошлом.
- Ох, уж эти проклятые тропики! Адская жара и отчаянная скука!.. Даже
деньги не радуют! - сказал Вилламба, усаживаясь на бугорок у ног майора.
- Что ж, отправляйтесь в Испанию! - ехидно посоветовал Чинч. Он знал,
что Вилламба не стремился на родину, так как боялся мести товарищей по
факультету, которых он выдал полиции Франко, и их родственников,
поклявшихся убить предателя.
- Если всех красных перестреляют, я вернусь туда, - сказал медик.
- Долго вам придется ждать. На место одного появляются десятки новых.
Вот в чем горе! Не повесишь же какого-нибудь интеллигентишку за мысли,
которые прячутся у него в голове? Он молчит, но он против! Как быть?
- Я только представитель милосердия, - сказал Вилламба и ткнул палкой
выползшего краба. - Но я помогаю вам отправлять их на тот свет.
- Если нельзя отрубить голову, можно прислать ее владельца на остров,
- не слушая его, продолжал Чинч. - Отсюда не удерешь, писем с разоблачением
в либеральные газеты не пошлешь, а главное - стражей не развратишь этими,
ну, как их... идеями. У нас надежнейшая охрана!
- Прохвосты на подбор! - согласился медик.
- Здесь не только тюрьма с надежной стражей, но и школа для наших
агентов, проникающих в коммунистические организации, - разоткровенничался
Чинч. - Помимо коммунистов, которых опасно держать на материке, сюда
ссылают и всех заподозренных. Отсутствие надежды на освобождение и побег,
сама жизнь на каторге приводит неустойчивые натуры к необдуманным
поступкам.
- Да, тут свихнешься быстро.
Сняв ботинки, Вилламба растянулся в тени и, прислушиваясь к
разглагольствованиям майора, изредка поддакивал ему.
- Надломленные и слабодушные станут работать на нас и думать, как бы
снова не попасть на Панданго. Мы здесь напечем агентов, знающих все эти
"марксизмы-коммунизмы". Такие будут пользоваться доверием у красных и
мешать им сковырнуть нас.
- Вы говорите так, словно коммунисты обязательно должны перевернуть
весь мир!
"Если бы у тебя было хоть каплей больше ума, то это ты бы понял сам, -
подумал Чинч. - Их силы растут в Азии и в Европе". Но вслух он сказал:
- Наше дело - задержать события, оттянуть революцию на многие годы.
- Чего наши политики смотрят? - возмутился медик. - Я уверен, - их
всех можно истребить в лагерях!
- Где больше гнешь, там скорей сломается, - со вздохом заметил Чинч. -
Одна надежда - на бога и силы Вашингтона. А сейчас наша задача: вышибать у
красных веру в себя и плодить как можно больше в их среде
ренегатов-предателей.
- Верная мысль, - поспешил согласиться медик. - Сначала мне
показалось, что слишком много будет шпионов. Нет! Их нужно насаждать
сотнями, тысячами!
- Хм! - замялся майор, почесывая бакенбарды. - Не так-то легко это
делать, хотя у нас здесь тренируются лучшие пси... пси... психологи, черт
возьми! Не зря же сам Луис навещает остров и меня сюда назначили.
- А я почему-то считал, что вы проворовались где-то на службе и в
наказание попали в эту дыру.
Майор с презрением взглянул на медика.
- Это кой-кому надо прятаться от полиции, - сказал он. - А для меня
этот остров не наказание, а повышение по службе. Я не подчиняюсь ни одному
из государственных деятелей Южной республики. А они будут лизать мне
сапоги, если попадут сюда. К тому же к нам на практику прибывают люди
высшего звания, чем у меня. В первый год я, не зная этого, даже съездил
одного по зубам.
- Знаете, я ведь тоже иногда бью, - обеспокоился медик.
- Нарветесь на какую-нибудь знаменитость. Они ведь не должны
отличаться от каторжников и вида не подадут. Но зато потом рассчитаются.
Вот и сейчас у них появился стажер, - видно, крупная птица!
- Вы бы хоть показали его.
- Не могу, секретная служба.
- Понятно! - вздохнул врач. - Придется поостеречься.
- Не беспокойтесь, он вам под руку не подвернется.
Где-то за рощей раздался выстрел. Судя по ответным коротким очередям
из автомата и остервенелому собачьему лаю, это была не просто забава
заскучавшего стражника, а нечто более серьезное.
Вилламба вскочил; его побелевшие губы тряслись. Косясь на майора, он
спросил:
- По... по-видимому, кто-то из них добыл оружие?
- Похоже на это, - прислушиваясь, сказал майор.
Грянул еще выстрел, и послышался пронзительный вопль.
* * *
"Поднимись... встань скорей!" - шептали со всех сторон каторжники, не
смея помочь товарищу, так как стражник с выпяченной челюстью уже
скомандовал: "Стой, ни с места!"
Свалившийся на песок заключенный в рваной "полосатке" хватал ртом
воздух и, задыхаясь, конвульсивно дергал ногами. Он не мог подняться, это
было ясно всем; подошедший стражник, не признававший солнечных ударов,
заорал:
- Встать!
Видя, что его приказание не выполняется, Лошадь пригрозил:
- Я тебя сейчас подниму!
Откинув на спину болтавшийся на ремне автомат, стражник подцепил в
пригоршню песку и начал сыпать его тонкой струйкой в рот задыхавшемуся
человеку.
Все молчали. Лишь овчарка, не понимавшая, что делает ее хозяин, два
раза тявкнула.
Заключенный сомкнул губы. Лошадь заржал и начал сыпать песок в ноздри.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг