уже нет места. Даже столкновение интересов солтеков и хайперов приводит порой к
столь непредсказуемым последствиям, что приходится тратить уйму времени и сил,
чтобы их ликвидировать. Если же в дело вмешается еще и кто-то третий, это может
обернуться катастрофой. Поэтому и мы, и солтеки внимательно следим за тем,
чтобы вдруг не объявился новый игрок.
- Вы называете это игрой?
- Название условно. У нас не осталось игр в том виде, как вы это
понимаете. Поэтому мы и называем процесс создания гобелена вечности игрой. Вы
ведь тоже называете тот аппарат, с помощью которого мы сейчас разговариваем,
телефоном. Хотя Александер Белл скорее всего не признал бы в нем свое детище.
- А не проще ли было бы договориться с солтеками, чтобы действовать
заодно? - Я не мог не задать этот вопрос, хотя и сам понимал, что звучит он
глупо.
- Все не так просто, как вам представляется,
Анатолий Иванович. - Парис разговаривал со мной словно терпеливый педагог,
имеющий долгий опыт работы с умственно отсталыми детьми: он знал, что я не
пойму его с первого раза, да и не собирался требовать этого от меня, но тем не
менее считал нужным продолжать процесс обучения, раз за разом повторяя одно и
то же. - Противоречия между позициями, которые занимают солтеки и хайперы в
отношении того, каким должен быть гобелен вечности и какие методы допустимо
использовать при его создании, настолько глубоки, что объяснить их в двух
словах невозможно. Чтобы понять это, необходимо пройти весь тот исторический
путь, который прошли мы. У нас совершенно иные жизненные ценности, иные
моральные принципы, иная эстетика, совершенно другая философия. Мы слишком
много узнали как о Вселенной, так и о самих себе, а потому не смогли бы
остаться прежними, даже если и пожелали бы этого. Вы просто не в состоянии за
короткий отрезок времени воспринять всю информацию, которая могла бы подвести
вас к пониманию различия между позициями солтеков и хайперов. Мало того - я
просто не имею права рассказывать вам это. Мне очень жаль, Анатолий Иванович,
но будущее должно оставаться для вас закрытым.
В ответе Париса было больше демагогии, чем конкретных фактов, но я не мог
ничего противопоставить ему - не так давно я сам убеждал Витьку В том, что
информация о будущем может оказатьс губительной для настоящего.
- В таком случае почему я должен верить, что ваш вариант гобелена вечности
предпочтительнее того, что пытаются создать солтеки? - спросил я, несколько
растерявшись.
- Ну, хотя бы потому, что в нашем гобелене есть место для ниточки вашей
жизни. - Мне показалось, что в голосе Париса прозвучала скрытая ирония.
- И все же...
- Анатолий Иванович, - перебил меня Парис. - Давайте закончим наш
разговор. Я и без того сказал вам гораздо больше, чем следовало. Я не собираюсь
уговаривать вас спасать свою собственную жизнь и жизнь вашего друга. Хотя и не
отрицаю, что, потеряв вас, хайперы лишатся некоторого преимущества перед
солтеками. Но если вы настаиваете, я готов прекратить игру и незамедлительно
передать Агамемнону информацию о вашем местонахождении. В конце концов, это
ваша жизнь - вам и решать.
- Не только моя, но и Витькина, - напомнил я Парису.
- Вы о Кровице? - Парис хмыкнул. - Вспомните, господин Зверинин, сколько
раз вы уже воскрешали его из мертвых.
- Но сейчас он жив.
- Значит, вам предстоит решать и за себя, и за него. Потому что без вас
Кровиц обречен. Так же, как вы без него.
- А что предлагаете вы? - спросил я после паузы.
- То же, что и всегда, - ответил Парис. - Я даю вам указания, а вы
стараетесь неукоснительно им следовать. В конечном итоге я рассчитываю отыграть
у солтеков пару нитей для гобелена вечности, а вы, если все сложится так, как я
рассчитываю, вернетесь к своей обычной жизни.
- Я могу подумать?
- А какой в этом смысл, Анатолий Иванович?
Вы ведь уже знаете, что ответите мне согласием.
Парис был прав - я не собирался продолжать демонстрацию собственной
независимости дальше тех пределов, которые он сам же мне отвел. Я знал, что
солтеки намеревались избавиться от меня, а хайперы предлагали мне возможность
сохранить жизнь. И хотя заверения Париса отнюдь не казались мне убедительными,
у меня просто не оставалось иного выхода. Притом, что я, так же как прежде,
оставался тупым исполнителем, не имеющим представления о том, к чему в конечном
итоге приведут те или иные совершаемые мною действия, я не имел возможности
отказаться от дальнейшего сотрудничества уже хотя бы потому, что для нас с
Витькой это действительно был единственный шанс вернуться к нормальной жизни.
Наверное, мне следовало бы сказать Парису спасибо уже за то, что он не лишал
меня права голоса.
- Хорошо, - произнес я в трубку. - Что мы теперь должны делать?
- Новые инструкции вы получите утром, - быстро, по-деловому ответил Парис.
- Пока же вам следует остановить поток лести, который изливает
Кровиц на Трепищева.
- Это будет несложно, - заверил я Париса. -
Для этого нужно всего лишь предложить Витьке прочитать пару абзацев из
написанного Трепищевым.
- Ну так сделайте это.
- А если после этого Витька выскажет Трепищеву все, что он о нем думает? -
спросил я, опасаясь, что этого делать тоже не стоит. - Отлично, - с
энтузиазмом ответил Парис. - И чем раньше он начнет это делать, тем лучше. Я
задумался.
- Трепищев имеет какое-то отношение к плану, который вы собираетесь
осуществить? - спросил я.
- Трепищев имеет самое непосредственное отношение к тому, что делают
солтеки, - ответил Парис. - И не столько он сам, сколько его книги. -
Предупреждая мои новые вопросы, он быстро произнес: - Больше я вам ничего не
могу сказать. По крайней мере, сейчас. - Ну что ж, договорились.
Я умолк, ожидая, что еще скажет инструктор. Парис тоже молчал.
- Это все? - спросил я.
- Если у вас нет вопросов... Я имею в виду вопросы по текущим событиям, на
которые я мог бы дать вам конкретный ответ.
- Когда мы переместимся в такой вариант реальности, где за выпитую бутылку
пива человека не отправляют на принудительные работы? - спросил я.
- Не позднее завтрашнего утра, - ответил Парис. - Точного времени я вам
назвать не могу.
- Да мне и не надо.
Помня о привычке Париса бросать трубку не прощаясь, я на этот раз первым
нажал кнопку отбоя.
Спрятав телефон в карман, я вернулся на кухню.
- Ну как там? - спросил у меня Витька. По лицу его скользили красноватые
отсветы стоявшего на полу ночника, делая его похожим на маску огненного демона.
- Нормально, - ответил я. - Новые инструкции получим утром.
Витька тяжело вздохнул, хлопнул себя ладонями по коленям и с безнадежным
отчаянием покачал головой.
- Начальство, - доверительно сообщил он Трепищеву и многозначительно
поднял брови, давая понять, что открыто критиковать начальство не
имеет права.
Трепищев с пониманием кивнул.
- Вы знаете, у меня есть один роман, в котором контр-адмирал звездного
флота настолько туп, что без адъютанта не может найти дорогу на капитанский
мостик, - сказал он, глупо хохотнув при этом. - А у одного из главных мафиози в
другом романе постоянно отходят газы, да так звучно, что все на него
оборачиваются.
Я посмотрел на Трепищева с глубоким и искренним сочувствием. Если бедолага
и в самом деле полагал, что это невероятно остроумно, то дела его были куда
хуже, чем мне казалось прежде. А Парис к тому же еще и поручил нам утопить
бедолагу в его же дерьме. Хотя я, хоть убей, не мог понять, для чего это было
нужно. Ну, допустим, напишет Трепищев десяток-другой похабных книжонок. Так они
же будут забыты прежде, чем их создатель сделает шаг туда, где простирается
великое Ничто. О каком гобелене вечности в таком случае может
идти речь?
Убедившись в том, что ничего интересного я ему сообщить не собираюсь,
Витька вновь переключил свое внимание на Трепищева. Разговор у них шел все в
том же ключе Витька излагал свою с ходу придуманную теорию развития творческой
личности, а Трепищев с готовностью проглатывал все, что он ему наговаривал.
Я шел на кухню с довольно твердым намерением выполнить указание Париса и
положить конец Витькиным устным урокам литературного мастерства. Но, присев на
табурет, подумал, а не послать ли к черту этого самого Париса? Хотя бы до
завтрашнего утра? Завтра я снова начну следовать полученным от него
инструкциям, а сегодня пусть Витька валяет дурака, сколько душе угодно. В конце
концов, любой здравомыслящий человек на месте Трепищева давно бы понял, что над
ним попросту насмехаются.
- Послушай, Вадим, - обратился я к Трепище-ву. - А тебе никогда не
приходило в голову написать что-нибудь на тему древнегреческой мифологии?
- Честно говоря, я не очень хорошо знаком с этим предметом, - ничуть не
смутившись, признался писатель.
- Ну как же, - решил напомнить ему я, - Одиссей, Агамемнон, Парис... Разве
тебе не знакомы эти имена?
- Про Одиссея я недавно кино смотрел! - радостно улыбнулся Трепищев. - А
остальные... - Он задумчиво потер пальцами брови. - Нет, не припомню.
Сомнений в его искренности у меня не возникало.
- Ладно, друзья мои, - сказал я, прикончив свой кусок пиццы. - Вы можете
продолжать вашу многоумную беседу, а я хотел бы отправиться в гости к Морфею.
День сегодня был долгим и тяжелым.
Я положил вам постельное белье на диван, - сказал Трепищев. - А вы, Виктор
Алексеевич, - обратился он к Витьке, - можете лечь на кресло-кровать.
- Обо мне можешь не беспокоиться, - махнул
рукой Витька. - Сам, если хочешь, иди спать, а я еще посижу. Я обычно
раньше четырех не ложусь. Если подкинешь свои книжки, о которых мы говорили, то
я их к утру как раз успею просмотреть.
- Конечно! - Трепищев с готовностью вскочил на ноги и, подхватив ночник,
побежал в прихожую.
Я вышел из кухни следом за ним, чтобы посмотреть, откуда он будет
доставать книги. Оказалось, что вся антресоль была забита запечатанными пачками
с книгами.
Я зашел в комнату, взял с тумбочки небольшую настольную лампу и вернулся
на кухню.
- Держи, - сказал я, передая лампу Витьке. - Если ты всерьез намерен
посвятить ночь знакомству с творчеством нашего хозяина, то мне остается только
выразить тебе самые искренние соболезнования.
- По-моему, ты несколько драматизируешь ситуацию. - Витька поставил лампу
на стол и, наклонившись, подключил ее к электросети. - Вадим, конечно, парень
чудной, но все же не полный идиот.
- Должно быть, он становится идиотом, когда берет в руку перо.
- Анатоль, - с усмешкой посмотрел на меня
Витька. - Писатели давно уже не пользуются перьями. Даже пишущие машинки
отошли в прошлое. В наше время все литературные произведения создаются на
компьютере.
- Если бы компьютер обладал хотя бы зачаточным интеллектом, то он покончил
бы с собой после первых двадцати строк, которые напечатал на нем
Трепищев. - Я ободряюще похлопал Витьку по плечу. - Будем надеяться, что
сопротивляемость твоего разума жесткому внешнему воздействию превосходит
возможности искусственного интеллекта.
- За меня можешь не беспокоиться, - заверил Витька. - Мой разум чист и
кристально прозрачен, а значит, готов к восприятию абсолютно всего, что будет
ему предложено. Уверяю тебя, что бы там ни понаписал Трепищев, утром у меня
непременно найдется пара добрых слов для него.
- Ну-ну. - Я снова похлопал Витьку по плечу и пошел в комнату, где для
меня была приготовлена постель.
Я действительно чувствовал себя уставшим и ужасно хотел спать. Таких
деньков, как сегодняшний, в моей жизни еще не случалось.
Глава 18
Комната, в которой я спал, выходила окнами точнехонько на восток. И
конечно же, с утра пораньше какой-то неугомонный солнечный лучик нашел-таки
узенькую, почти незаметную для глаза лазейку в плотно задернутых шторах, после
чего приложил все усилия к тому, чтобы заставить меня открыть глаза. Приподняв
голову, я посмотрел на часы. Было всего без четверти восемь. Если учесть, что
последние лет десять я редко вставал раньше полудня, то можно понять, почему я
только тяжело вздохнул и снова уронил голову на подушку. Ненавижу подниматься в
такую рань. После этого весь день ходишь с тяжелой головой, пребывая в
отвратительнейшем настроении, и только тем и занимаешься, что выискиваешь, на
ком бы сорваться.
Повернувшись спиной к беспокойному светилу, я снова закрыл глаза. Полежав
минут десять в таком положении, с тоской понял, что заснуть мне уже не удастся.
Сев на постели, я окинул взглядом комнату.
При дневном свете она выглядела еще более приветливо и мило, чем вчера
вечером. Хотя вполне возможно, что причиной тому была вновь изменившаяся
реальность. О том, что именно так все и обстояло, свидетельствовал витающий в
воздухе легкий аромат розового масла, к которому примешивался проникающий даже
сквозь плотно закрытую дверь запах сигаретного дыма, - Витька, просидевший всю
ночь за сочинениями нашего гостеприимного хозяина, успел прокурить не только
кухню, но и всю квартиру. Вчера же, насколько я помнил, в
комнате пахло лавандой.
Неожиданно перед глазами у меня что-то промелькнуло. С опозданием в пару
секунд я не увидел, а скорее вспомнил отпечатавшийся в мозгу образ - странный
вытянутый объект с утолщенной передней частью, похожий на
головастика-переростка. Объект состоял из какого-то материала, похожего на
жидкое стекло. Вся его прозрачная масса находилась в постоянном движении:
текла, изменялась, закручивалась крошечными вихрями, переливалась радужными
всполохами.
Тряхнув головой, я прогнал из сознания странное видение. Чего только не
увидишь спросонья, особенно когда приходится вставать в такую рань.
Кресло-кровать, предназначенное для Витьки, было пустым.
Проверив карманы висевшей на спинке стула ветровки, я убедился, что
телефон, пистолет и клип-пер на месте. Стянув со стула джинсы, которые сегодня
выглядели так, словно с них всего пару минут назад срезали магазинную бирку, я
начал неторопливо одеваться.
Натянув кроссовки, они тоже были как новенькие, я сделал над собой усилие
и все-таки поднялся на ноги.
И вновь мне показалось, что перед лицом у меня промелькнул полупрозрачный,
переливающийся тусклыми радужными отсветами объект удлиненной формы.
Я медленна-провел ладонью по лицу. Похоже, напряжение вчерашнего дня не
прошло даром. Мерцание перед глазами могло оказаться следствием внезапно
подскочившего давления. Или чего-нибудь похуже.
Чуть приоткрыв дверь, я услышал доносившиеся с кухни голоса.
- Поверь мне, Вадим, - спокойно, но с непреклонной уверенностью в своей
правоте говорил Витька. - Я вовсе не хочу тебя обидеть. Но то, что ты
понаписал, полнейшая чушь. И это еще очень мягко сказано.
- Ну почему? Почему? - Голос Трепищева звучал плаксиво, но при этом, как
ни странно, ничуть не менее убежденно, чем голос Витьки. - Чем вам не
понравились, например, "Охотники за ушами"?
- Это самая глупая история, которую мне приходилось когда-либо читать или
просто слышать. Какие-то магические роботы вылезают из какой-то гробницы и бог
знает зачем и почему начинают убивать всех подряд. Никто с ними не может
справиться до тех пор, пока вдруг, откуда ни возьмись, не является парочка
бравых охотников, промышлявших до этого только добычей ушей беглых каторжников.
Хлоп - и роботов не стало. Просто удивительно, что до этого с ними было столько
возни.
- И чем плоха история?
- Тем, что она ни о чем.
- Она о магических роботах и охотниках за ушами.
- Этого мало, Вадим! История о металлических уродцах и паре остолопов с
автоматами в руках не греет душу.
- А о чем, по-вашему, должен быть роман?
- Откуда мне знать! Ты автор - тебе и решать. Но то, что ты написал, это
даже не роман, а набор эпизодов, без начала и конца.
- У Кастанеды, между прочим, то же самое, - с обидой в голосе произнес
Трепищев. - Под конец - бам, и - ничего.
- Так то у Кастанеды, - усмехнулся Витька. - А у тебя вся книжка только
бам, бам, бам - и больше ничего.
- Мне кажется, Виктор Алексеевич, что вы просто ничего не поняли в моих
книгах, - гордо возразил Трепищев.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг