боялся выходить из дома. Воображение живо рисовало ему рослых молодцев из
внутренней стражи, поджидающих незадачливого вора возле ворот консервной
фабрики. А всякий раз, когда он слышал шаги на лестнице, ему казалось, что это
идут за ним. И сколько он ни твердил себе, что исчезновение одной-единственной
малюсенькой тушки хиваза скорее всего останется и вовсе незамеченным, а если
пропажа и будет обнаружена, то среди сотен людей, проходящих через ворота
консервной фабрики, найти вора будет практически невозможно - доводы разума
были бессильны против страха оказаться пойманным на воровстве.
Кража государственной собственности являлась самым страшным преступлением
в Правовом законоуложении Пирамиды. Даже убийцы и насильники могли рассчитывать
на снисхождение судей - но только не те, кто дерзнул покуситься на имущество,
принадлежавшее Пирамиде. А поскольку Пирамиде в Кедлмаре принадлежало
практически все, включая и население страны, то под судом мог оказаться каждый,
рискнувший взять со своего рабочего места и отнести домой даже ржавый гвоздь
или разогнувшуюся канцелярскую скрепку, которые, утратив свои полезные
свойства, тем не менее продолжали оставаться государственной собственностью.
Но, несмотря на регулярно транслируемые по телемониторам показательные
процессы над расхитителями государственной собственности, неизменно
заканчивающиеся вынесением обвинительного приговора, по которому враг общества
должен был вернуть свой долг гражданам Кедлмара, отработав двадцать пять лет в
трудовом лагере, воровали все рабочие и служащие гражданских специальностей.
Люди тащили с работы домой все, что могли и сколько могли. Даже тетя Миса
временами приносила из прачечной то пригоршню слипшегося в комок стирального
порошка в кармане, то кусок серого мыла за пазухой. И дело было вовсе не в
патологической склонности кедлмарцев к воровству, а в той беспросветной
бедности, в которой приходилось им жить. Гурки, которыми выдавали зарплату
госслужащим, стоили дешевле бумаги, на которой они были напечатаны. А
продовольственные пайки были настолько малы, что не могли спасти от голода
семьи тех, кто их получал. Единственным способом хоть как-то свести концы с
концами было воровство. Все необходимое для жизни, начиная с продуктов питания
и заканчивая туалетной бумагой, давно уже превратившейся для широких слоев
народонаселения Кедлмара в непозволительную роскошь, на смену которой пришли
газеты, напечатанные на грубой серой бумаге, можно было достать только на
черном рынке. Но гурки там были не в почете - к расчету принимались только
продовольственные купоны или товары.
Лекарства можно было достать тоже только на черном рынке. п
государственных аптеках, торгующих за гурки, на прилавках стояли только бутылки
с мутным рыбьим жиром, признанным официальной медициной в качестве лекарства от
всех болезней, зубной порошок, похожий на толченый известняк, и зубные щетки к
нему, щетина на которых вылезала после двукратного использования.
Юнни помнил, как, сходив однажды на рынок за лекарством для Гайлы, тетя
Миса вернулась домой расстроенная, с глазами, полными слез. Заметив внимательно
наблюдавшего за ней Юнни, она, не поднимая глаз от пола, тихо сказала, что не
смогла позволить себе выменять у торговки лекарствами таблетки, которые доктор
прописал Гайле, потому что в таком случае они втроем остались бы без еды до
конца месяца.
Вот тогда-то Юнни и решил поступить на военную службу. Здоровьем он был не
обделен и поэтому мог надеяться оказаться направленным в одну из строевых
частей, служащим которых жалованье выплачивалось особыми армейскими
продовольственными купонами, по которым можно было получать продукты питания в
спецраспределителях, недоступных гражданским лицам. Да и на черных рынках по
всему Кедлмару продовольственные купоны служили основной валютой, за которую
можно было взять любой товар.
Юнни отправился на военную службу, рассчитывая, что таким образом сумеет
облегчить жизнь тете Мисе и спасти Гайлу. Он не собирался менять свои
продовольственные купоны на папиросы и сорокаградусную или, подобно другим
солдатам, проводить увольнения, шляясь по грязным кабакам и убогим домам
свиданий скучных провинциальных городков. Все свое жалованье до последнего
купона он собирался отправлять Гайле и тете Мисс.
И вот теперь Гайлы не стало.
В тот момент, когда Юнни прочитал об этом в письме, присланном ему тетей
Мисой, он почувствовал, что оборвалась единственная нить, связывающая его с
жизнью. В целом мире у него не осталось ни одного родного человека. Все вокруг,
подобно гурку, обесценилось и утратило свой смысл. Для чего теперь было
оставаться в армии, если Гайла была мертва?
В первый день после получения трагического послания Юнни еще продолжал
выполнять свои служебные обязанности, двигаясь подобно автомату, не замечая,
что происходит вокруг, и ни на что не обращая внимания. Его состояние не
осталось незамеченным для лейтенанта Апстрака, который решил поговорить с
солдатом. Лейтенант вызывал у Юнни уважение, и он, наверное, в конце концов
поведал бы своему командиру все, что было у него на душе, не появись во время
их разговора мотоциклист, отвлекший Апстрака от беседы. Что за известие привез
лейтенант-пехотинец, для Юнни осталось тайной. Но, по-видимому, оно было
чрезвычайно важным, потому что лейтенант Апстрак сразу тут же забыл о
разговоре, начатом с Юнни. Дождавшись возвращения взвода с полосы препятствий,
лейтенант Апстрак передал командование им сержанту Шагадди, а сам вернулся в
часть.
Что ж, у лейтенанта Апстрака были свои заботы, которые возможно, были
более важными, чем личные проблемы рядового Юнни. Сам Юнни прекрасно это
понимал и не винил Апстрака за то, что он не нашел времени закончить начатую
беседу. Но кто знает, быть может, если бы у Юнни появилась возможность
высказать кому-нибудь всю свою печаль, он сейчас и не брел бы в неизвестном
направлении по незнакомой проселочной дороге, в конце которой, как он надеялся,
окажется дно той самой пропасти, в которую он падал с самого рождения.
Утром, когда Юнни проснулся с мокрым от слез лицом, лейтенант Апстрак еще
спал. Юнни подошел к его койке, посмотрел на безмятежное лицо спящего командира
и не решился его разбудить. Еще был Шагадди, которому, несмотря на его
демонстративную грубость и показное нежелание думать и говорить о чем-либо,
имеющем хотя бы косвенное отношение к душе, Юнни мог бы попытаться все
рассказать. Но раскаты могучего храпа, доносившиеся со стороны койки сержанта,
однозначно свидетельствовали о том, что разбудить его не сможет ничто, кроме
звонка утренней побудки.
Юнни молча натянул на себя форму, зашнуровал ботинки и вышел из казармы.
Те, кому ночью нужно было добежать до туалета, в лучшем случае, когда на
улице было прохладно, только накидывали на плечи куртку, поэтому дежурный по
роте немного удивленно посмотрел на одетого по полной форме солдата. Но при
этом он не сказал ему ни слова - парень был из взвода особого назначения, и,
хотя лейтенант Апстрак с вечера не предупредил дежурного, что один из его
подчиненных отправится куда-то с утра пораньше, дежурный решил не проявлять
особого любопытства.
Юнни свернул за угол казармы. За бараком располагалась небольшая теплица,
выстроенная полгода назад по приказу полковника Бизарда. Теплица снабжала
батальон свежими овощами и зеленью, несколько разнообразившими не слишком-то
изысканное меню солдатской столовой. Правое крыло теплицы почти вплотную
прилегало к окружающей гарнизон стене, состоящей из поставленных вертикально
бетонных плит.
Поставив ногу на приступок возле стены, Юнни подпрыгнул и ухватился руками
за верхний край бетонной плиты. Подтянувшись, он закинул наверх ногу и сел на
стену верхом.
Он просидел так несколько минут, глядя то на тусклые огоньки, горящие в
тамбурах казарм, то на поля, темнеющие по другую сторону стены. Стена казалась
ему границей, разделяющей два мира, шагнув за которую он навсегда останется
один. Ему никто не был нужен, кроме Гайлы, которую теперь уже было не вернуть.
Перекинув ноги через стену, Юнни спрыгнул по другую се сторону и быстро
зашагал по- мокрой от прошедшего недавно дождя траве прочь от выстроенных в ряд
бетонных блоков, на одном из которых была нарисована голова с высоким гребнем
волос, тянущимся ото лба к затылку, страшно выпученными глазами и торчащим изо
рта длинным, изгибающимся подобно змее языком. "Главный кейзи", как называли
эту безобразную рожу в части, являлся неофициальной эмблемой батальона.
В отличие от других, Юнни никогда не находил в названии батальона ничего
забавного, главным образом потому, что с детства привык считать истории о
зловещих живых мертвецах-кейзи не досужим вымыслом деревенских старух, а
истиной, сомневаться в которой могут только глупцы. Опасаясь насмешек, он
держал свое мнение при себе. Но в том факте, что он попал в батальон, носящий
название "Кейзи", ему постоянно виделось зловещее предзнаменование.
И вот оно сбылось. Ждать пришлось не так уж долго. Один в целом мире, он
брел по дороге, ведущей неизвестно куда, и не имел ни малейшего представления о
том, где и когда закончится его скорбный путь.
И все же, когда заброшенный проселок, по которому он шел, вывел его на
широкую укатанную дорогу, засыпанную крупной щебенкой и со сточными канавами по
краям, Юнни проявил разумную осторожность. На дорогах, поддерживаемых в
относительном порядке, разъезды патрулей внутренней стражи встречались чаще,
чем одичавшие бездомные рекины, бегающие вдоль обочин. Поэтому Юнни сразу же
свернул с дороги в поле. В принципе ему было все равно, в какую сторону идти,
но чего ему хотелось меньше всего, так это закончить свои дни в застенках
Управления внутренней стражи или в штрафном лагере.
Местность вокруг была типичной для центральной части Кедлмара. Зеленые
луга, расстилающиеся на чуть всхолмленной равнине, были превосходнейшим местом
для выпаса скота. Но с тех пор, как скотоводство в Кедлмаре пришло в упадок,
сельские жители занимались разведением разве что только мелкой домашней птицы.
Причиной тому послужил указ Пирамиды, в соответствии с которым все скотоводы
были обязаны сдавать выращенную ими живность государственным заготовителям,
разъезжающим по деревням и селам и расплачивающимся за мясо бесполезными
гурками. Самим же сельским жителям запрещалось торговать мясом под страхом
административной ссылки в трудовые лагеря. Теперь скотину, идущую на мясо,
выращивали только на государственных фермах. Кормили их там каким-то особым
концентратом, изготовляемым из рыбьих голов и требухи. Трудно сказать,
насколько нравилась такая пища скотине, но после нее даже тушенка воняла рыбой.
Юнни отошел от дороги метров на двести, когда у него вдруг появилось
ощущение, что кто-то следует за ним по пятам. Подобное предположение казалось
глупым, поскольку вокруг не было никакого укрытия, которое могло бы позволить
незаметно подобраться к идущему по лугу человеку. Откуда в таком случае мог
появиться преследователь?
Какое-то время Юнни удавалось удерживать себя от желания обернуться.
Поступить так означало бы признать собственную слабость. Он был один, и для
того чтобы убедиться в этом, не нужно было то и дело оглядываться через плечо.
Но вопреки доводам рассудка, странное ощущение не исчезало. Оно становилось
похожим на зуд, вызывающий нестерпимое желание провести ногтями по
раздраженному участку кожи.
Сделав еще несколько шагов, Юнни неожиданно для себя самого остановился и
обернулся назад.
В трех шагах от него стоял невысокого роста лысый человек, облаченный в
ярко-желтый халат странствующего философа. В былые времена по дорогам Кедлмара
бродило немало таких самобытных искателей вечной и непрекословной мудрости
жизни. Но с приходом к власти Нени Линна странствующие философы были объявлены
приспешниками Совета Пяти, и вскоре все они сгинули в безвестности,
превратившись не просто в далекое воспоминание, а в одну из легенд того
Кедлмара, который на семьдесят пятом году правления Пирамиды навсегда канул в
небытие.
- Гефар, - почти неслышно прошептал Юнни. Человек с благообразным видом
сложил розовые ладошки на заметно выступающем из-под халата животике. На губах
у него появилась мягкая, всепрощающая улыбка.
- Я не хотел напугать тебя, - так же тихо, как и Юнни, произнес он.
- Я не боюсь тебя! - с вызовом вскинул подбородок Юнни.
- Так и должно быть, - ответил Гефар. - Я не враг тем, кто любит свою
страну.
- Я ненавижу Кедлмар! - воскликнул Юнни. Он и в самом деле не боялся
Гефара. Он ждал смерти, которую принес ему Воин Тьмы, как избавления.
- Ты ошибаешься.
Гефар шагнул вперед и, протянув руку, нежно погладил солдата по плечу.
Юнни весь внутренне сжался. Его
пугала не смерть, а неизвестность того, каким образом нанесет свой удар Гефар.
Но ничего не произошло. Гефар улыбнулся Юнни и снова скрестил руки на
животе.
- Ты ошибаешься, - повторил он. - Ты ненавидишь не Кедлмар, а то, во что
превратили страну годы правления Пирамиды.
- Пусть так. - Удивленный таким поворотом темы, Юнни наклонил голову к
плечу. - Что это меняет? Я не хочу жить в этой стране.
- В данный момент, как я понимаю, ты вообще не хочешь жить, - поправил его
Гефар.
- С чего ты это взял? - подозрительно прищурился Юнни.
- Ты страдал от одиночества, не подозревая о том, что с первого дня нашей
встречи я все время находился рядом с тобой.
- Каким образом?
- Тебя интересуют технические детали? - чуть насмешливо спросил Гефар.
- Нет, - подумав, отрицательно качнул головой Юнни.
- У меня много возможностей. Гораздо больше, чем думают недалекие люди,
считающие, что Гефара можно победить. Я могу оставаться невидимым и находиться
одновременно в нескольких местах. Мне известно все о твоих душевных страданиях.
И я хочу помочь тебе.
- Каким образом?
- Мы вместе создадим новый лучший мир, в котором никто из людей не будет
одинок, в котором не останется места для смерти, потому что каждый сможет жить
столько, сколько сам пожелает.
- Ты говоришь о запредельной реальности?
-Да.
- Ты забываешь о том, что я был в Гиблом бору и видел все собственными
глазами. Я видел, как запредельная реальность убила моих товарищей.
- Они не были твоими товарищами, - Гефар буквально швырнул эти слова в
лицо Юнни.
- Пусть так, - не стал спорить Юнни. - Но они были людьми.
- В зоне запредельной реальности люди не умирают. Для того чтобы стать
членом сообщества запредельной реальности, человек должен пройти процесс
перерождения, который стороннему наблюдателю может показаться болезненным и
даже мучительным. Но человек, прошедший через перерождение, начинает все
воспринимать по-иному. И, что самое главное, его более не гнетет страх смерти.
- Ты хочешь предложить мне вечную жизнь? - горько усмехнулся Юнни.
- Я всего лишь хочу сказать, что запредельная реальность могла бы спасти
от смерти твою сестру, - сказав это, Гефар сделал паузу, наблюдая за реакцией
собеседника.
Юнни отшатнулся назад, словно кто-то невидимый внезапно толкнул его в
грудь. Лицо его исказила гримаса, похожая не то на злобный оскал, не то на
попытку сдержать слезы.
- И не только ее, - продолжил Гефар. - Сотни тысяч других несчастных
умирают от болезней, считающихся неизлечимыми, по всему Кедлмару. А Пирамида не
желает пальцем о палец Ударить, чтобы им помочь. Их единственная надежда на
спасение - это запредельная реальность.
Юнни быстро облизнул языком пересохшие губы.
- Что произойдет с Кедлмаром, если запредельная реальность распространится
на всю его территорию? - быстро спросил он.
- Я не знаю, - улыбнувшись, развел руками Гефар. - С уверенностью могу
сказать только одно: это будет совсем другая страна. Запредельная реальность
представляет собой не некую патологию, а закономерный процесс развития материи,
наделенной разумом. То, что происходит сейчас, противоречит элементарному
здравому смыслу. Человек всю жизнь работает над совершенствованием своего
разума. С годами он накапливает все больше полезной информации и опыта. Разум
его делается все более мобильным и гибким, способным к решению более сложных
задач. И что потом? Человек просто умирает, и весь огромный запас знаний,
который он копил в течение десятилетий, бесследно исчезает, растворяясь вместе
со своим хозяином в бескрайнем потоке небытия! Разве может разумный человек
поверить в то, что в этом находит свое воплощение принцип вселенской
справедливости?
- Но так было всегда, - слабо и неуверенно попытался возразить Гефару
Юнни.
- Но это вовсе не означает того, что подобное положение дел будет
сохраняться вечно! - Гефар вскинул руки вверх. Широкие рукава халата
разлетелись в стороны, сделав его похожим на огромную желтую птицу. -
Запредельная реальность, как и все мы, является частью Вселенной. Она
представляет собой то семя, из которого должна произрасти новая космическая
раса людей. И мы должны быть благодарны тому, что по неведомому нам стечению
обстоятельств это семя оказалось брошено в землю Кедлмара!
- В таком случае ответь мне, почему запредельная реальность пугает людей?
- Людей пугает все, чему они не могут найти объяснения.
- Я бы не сказал этого о лейтенанте Апстраке. О запредельной реальности
ему известно больше, чем кому-либо другому в Кедлмаре. Но при этом он считает
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг