ЮЛИЯ ИВАНОВА
ЛУННЫЕ ЧАСЫ
(сказка для взрослых пионерского возраста)
От автора
"Сказка для взрослых пионерского возраста" - как это понять? Да и дата
написания повести странная: 1970, 2001. Причем, через запятую.
А ведь история книги и вправду мистическая!
Дело в том , что тридцать лет назад я написала повесть-сказку - не столько
для пионеров, сколько для взрослых (как, например, сказки Шварца), в которой
дети попадают в неведомую страну, где собран многовековой отрицательный опыт
человечества - (своеобразная модель ада). Героям предстоит за шестьдесят лет
преодолеть эти опасные ловушки (на земле же проходит шестьдесят минут, то есть
час). Не успеют - останутся "у черта на куличках" навсегда. То есть лишатся
"самой-самой" в мире страны, верных друзей, родного дома и "Светлого
будущего", оказавшись в вечном плену у Матушки Лени, у Страха и Тоски Зеленой,
у Золотой Удочки и у Непроходимой Глупости, в царстве которой "дураки едят
пироги, а умные - объедки".
В повести все заканчивалось хорошо. Минута в минуту, но ребята все же
успевали вернуться домой - с твердым намерением жить иначе, остерегаясь
главной опасности: остановился, расслабился, оброс мхом - пропал. В общем,
получилось некое предостережение взрослым времен застоя и юному поколению, в
руках которого к 2000-му году должна была оказаться наша страна.
Поначалу повесть собрался печатать журнал "Костер", даже заплатил часть
гонорара, но потом вдруг отказался - "в связи с изменениями планов редакции".
Затем она несколько лет пролежала в Детгизе. Автора кормили обещаниями,
заставляли несколько раз переделывать, намекали на некий "кулак в верхах", то
разжимающийся, то сжимающийся, но так и не превратившийся в указующий перст. В
конце концов, сдались.
Потом телевизионное объединение "Экран", где я в то время работала штатной
сценаристкой, загорелось желанием создать на основе повести многосерийный
мультфильм. Опять бесконечные переделки, устранение "непроходимостей" и
"сглаживание углов"...В конце концов, сказка, так же похожая на первоначальный
вариант, как пустой кокон на бабочку, добралась до просмотрового зала
последней инстанции.
Была в сценарии такая фраза почти в самом финале: "Ну вот, шестьдесят лет
прошло, теперь нам отсюда не выбраться". Вроде бы, абсолютно невинная фраза,
если б не грядущее шестидесятилетие советской власти. Роковое совпадение. В
общем, бдительное начальство попадало в обморок, фильм сняли с эфира,
несколько месяцев буквально изучали под микроскопом на предмет крамолы, а
потом все же показали. Только один раз, просто чтобы выплатить съемочной
группе хоть какие-то деньги.
Если учесть, что примерно такая же участь постигала в то время и другие
мои литературные "предостережения и пророчества", я с досады решила "сменить
профессию". А именно - купить дачу в Подмосковье, зарабатывать на жизнь трудом
на земле и писать "в стол" до "лучших времен". Когда "сказка станет былью".
И дождалась. Теперь можно издавать все - было бы на что. Увидели свет и
двухтомный документально-фантастический роман "Дремучие двери", и повесть
"Последний эксперимент", напечатанная лишь в журнальном варианте в 1973-м...И
вот, наконец, пришла очередь и "сказки для взрослых пионерского возраста". То
есть как раз для тех, кто был пионером в далекие семидесятые. Кто под
водительством "сильных мира того" тоже забуксовал, застрял, клюнул, попался,
предал. Или просто остановился и задремал, чтобы проснуться взрослым "совсем в
другой стране".
Так что новую концовку "придумала" на исходе второго тысячелетия сама
жизнь. А моя сказка так и вошла в повесть почти без изменений - первоначальный
машинописный экземпляр, пожелтевший от времени. Гуляй, автор, - цензура-то
тю-тю!
Такая вот получилась история.
Ну а печальная она (нет страны) или радостная (нет цензуры) - об этом
судить самому читателю.
ГЛАВА 1
"Великолепная семерка" и примкнувшая к нам Петрова. Про то, как Петрова
разбудила меня после восхождения, и что из этого вышло. Про похищенную Тайну и
дыру во времени.
- Слышишь? - вдруг толкнула меня Петрова, высунувшись из спального мешка,
который я ей с таким трудом застегнул.
Я ничего не слышал и вообще уже спал. И ребята спали - вся наша
"великолепная семерка", не считая инструктора Малики и примкнувшей к нам, то
есть ко мне, Петровой. У нас был трудный день - сегодня мы совершили первое в
жизни восхождение. Гора была, конечно, не Эверест, но настоящая, откуда видно
и "потоков рожденье", и "обвалов движенье", и даже свирепый Терек. И снега
выше облаков, и ослепительное солнце, позолотившее наши имена на скале. Даже
Петрова дотянулась и расписалась, забравшись мне на спину, будто на табуретку.
Но не в табуретке дело, а в том, что из-за нее, Петровой, все и случилось.
Если б она к нам, то есть ко мне, не примкнула и не разбудила среди ночи, -
кто знает...
"Мы" - это ребята со всего Союза, премированные тем летом 72-го путевками
в Крым и на Кавказ "за высокие достижения в области детского творчества", как
было написано на путевках. Достижения эти были у каждого свои. К примеру, я,
Олег Качалкин из Москвы и Янис из Даугавпилса разделили первое место на
соревновании управляемых авиамоделей. Мы с Янисом сразу подружились и
попросились в один срок по одному маршруту, туристскому, а не в
оздоровительный лагерь. И нисколько об этом не жалели, так как вдоволь
наговорились, обменялись идеями и опытом и даже решили поступать в МАИ после
школы, чтобы потом вместе работать в над проектом истребителя-невидимки,
который практически невозможно обнаружить и сбить.
Олесь из Гомеля и Кристина из Львова победили на математической Олимпиаде,
Тимур из Душанбе - на конкурсе скрипачей, а Василь с Карпат - на выставке юных
фотографов. Василь даже спал с фотоаппаратом и собирался послать на следующую
выставку репортаж "Семеро смелых" - про наше путешествие. Шестнадцатилетний
Керим из Казахстана, самый старший в группе, прославился тем, что их
студенческий отряд строил город где-то за Полярным Кругом. Стройотряд поехал в
Болгарию на Золотые пески, а Керим оказался с "мелюзгой" из-за красавицы
Малики, в которую влюбился еще в прошлом году в Домбае, когда приезжал
кататься на горных лыжах.
Мы об этом знали, но помалкивали. Мы все были влюблены в Малику, такая она
была красивая, бесстрашная и веселая. Она учила нас преодолевать любые
препятствия и трудности, никогда не теряться, не хныкать и держаться друг за
друга, что бы ни случилось. И когда плетешься с рюкзаком по шоссе, а мимо
курортники проносятся, машут из окон автобуса - привет, мол, орлятам-ишачатам!
И в горах на ночевке, когда от холода зуб на зуб не попадает, а днем от страха
трясешься, что не сумеешь через ледниковую трещину перепрыгнуть. И на узкой
крутой тропе вверх, где срываются из-под ног камни, попадаются змеи и
скорпионы, а вниз вообще глядеть запрещено.
Малика любила повторять, что не только она за нас отвечает, но и мы друг
за друга, и за природу вокруг, даже за этих кусачих змей и скорпионов, хоть
они и гады. Потому что горы - их дом, а мы как бы у этих гадов в гостях и
должны их уважать.
В общем, у нас была замечательная группа и двенадцать незабываемых дней, а
на тринадцатый, преодолев трудности и личные недостатки, все ледники, турбазы
и исторические достопримечательности, мы наконец-то вышли к морю. Разбили две
палатки на живописной площадке в скольких-то там километрах над уровнем моря,
которое волшебно и таинственно плескалось внизу, отражая все явственней и
дорожку восходящей луны, и звезды, и огни раскинувшегося внизу города, и фары
прогулочных катеров у берега. Мы разожгли костер по всем правилам бывалого
туриста, доели остатки каши с тушонкой, допили чай с сушками и сгущенкой,
допели оставшиеся песни...
Впереди была замечательная неделя там внизу, у моря - уже настоящего
заслуженного отдыха среди этих лунных дорожек, волн и прогулочных катеров. С
экскурсиями, южными базарами, абрикосами-персиками. И никаких "надо"! И я был
бы совершенно счастлив, если б не примкнувшая ко мне Петрова.
Петрову из 86-й квартиры навязали мне давным-давно - как только мы
переехали в новый дом и наши "предки", выпускники горного института,
поселились на одной лестничной площадке. Дружили они с первого курса, жили в
одном общежитии. Мамы наши были москвичками, а папы - иногородними, жили в
одном общежитии, ходили к нашим мамам обедать, писали на всех четверых
шпаргалки, вместе ездили на практику, потом по экспедициям. Потом поженились.
Потом между экспедициями родился я, а через несколько месяцев - Петрова.
Предки получили по квартире в новом доме и тут же снова отбыли в экспедицию,
оставив нас бабушкам. Бабушки поначалу очень тосковали по старым комнатам в
коммуналках, которые пришлось сдать государству, но потом пообвыкли и тоже
сплотились на ниве машинной вязки. Купили одну японскую машинку на двоих и
стали одевать весь дом, а потом и район в первоклассные свитера, костюмы и
спортивные шапочки.
В общем, все были при деле, все заняты, а мне, сколько себя помню, все
время навязывали Петрову - то играй с ней, то гуляй, то помоги задачку
решить...Во-первых, мол, ты старше, а во вторых - мальчик, мужчина. И до того
меня доставали с Петровой, что я стал с горя удирать в Дом Пионеров в кружок
авиамоделей. Петрову к нам, слава Богу, не приняли, свободные места были
только в ансамбле Народного танца, куда никто не шел. Так она мне назло
записалась в этот ансамбль и каждый вечер топала над головой свои "бульбы" и
"гопаки", а мне ничего не оставалось, как подняться к ней и засесть вместе за
ее задачки. А бабушки внизу стрекотали вязальной машинкой и наслаждались
тишиной.
Но, в конце концов, Петрова до того дотопалась, что ее бабушка тоже
сбежала к какому-то чужому дедушке в связанном ею свитере, а маме Петровой
пришлось устраиваться на работу в Москве и самой ее воспитывать.
Но без бродячей жизни и петровского папы она стала тосковать, психовать, а
моя бабушка сказала, что нечего заводить детей, если не собираешься их
воспитывать, что она тоже могла бы сбежать к какому-либо дедушке, если б не
было нашего. Что им с дедушкой тоже пора отдохнуть от нас и съездить хотя бы
на родину, на Кубань. А я обиделся и сказал - ну и скатертью дорожка, только
не навязывайте мне Петрову.
Тут и лето наступило, и победа на соревнованиях, и эта путевка на Кавказ.
А бабушка с дедушкой уже и телеграмму на свою Кубань отправили - встречайте,
мол, вагон такой-то...Но тут позвонила моя мама из экспедиции и сказала, что
мама Петровой должна немедленно ехать туда к ним и спасать семью, что я уже
большой мальчик и обязан понять, что поскольку Петрову не с кем оставить в
Москве , мне надо взять ее с собой. Что хотя Петрова далеко не отличница и не
общественница, но из Дома Пионеров ей согласны выдать справку, и тогда можно
будет выхлопотать вторую путевку за наличные.
Я вообще-то реву редко, но тут заревел бы обязательно, однако не успел,
потому что в дверь позвонила мама Петровой, сказав. что внизу ее ждет такси,
что вот выписанная на Петрову путевка и деньги на дорогу в конверте, что я не
должен отпускать от себя Петрову ни на шаг, не разрешать ей сидеть на холодной
земле, торчать в море больше пятнадцати минут , заплывать за буйки, есть
немытые фрукты и больше трех пачек мороженого зараз. Что квартиру она заперла,
цветы и кота пристроила, а нам желает счастливого пути.
Из-за ее спины выглядывала торжествующая Петрова с видом царевны-Лягушки,
на которой я, реви-не реви, обязан жениться.
Мама Петровой расцеловала нас и умчалась "спасать семью".
- Алик, алло!..Что же ты молчишь? - кричала в телефон моя мама. Надо же -
из тайги, из глуши, а слышно, будто рядом. Петрова вырвала у меня трубку.
- Здравствуйте, тетя Тоня. Не беспокойтесь, я за Аликом присмотрю...
Я тогда подумал, что кранты, жизнь кончена. Но даже Петровой не удалось
испортить наше путешествие, хотя и приходилось тащить всю дорогу то рюкзак
Петровой, то саму Петрову, то ей гриву расчесывать, которая стала от походной
жизни как шерсть у овец, что нам попадались в горах.
Насчет "овечьей шерсти" Петрова обиделась, схватила ножницы и оттяпала
себе полкосы.
- Ну, доволен?
- Теперь как пугало огородное, - сказал я.
Петрова стянула волосы на затылке аптечной резинкой и стала вылитый
Чипполино. Тогда она захныкала, чтоб я ей немедленно купил шляпу, как у
Утесова из "Веселых ребят". В утесовской шляпе Петрова стала похожа на
солнечное затмение - в центре нечто круглое, дочерна загорелое, а вокруг -
корона из лохматого белого войлока.
Зеркало у нас имелось одно на всех - у Малики, да и то просто пустая
пудреница. Петрова в утесовской шляпе в нем не помещалась, но то, что
помещалось, так ей понравилось, что она эту шляпу больше не снимала, даже
спала в ней. Спальный мешок застегнут до подбородка, а снаружи - голова в
шляпе.
- Слышишь? - Петрова высунулась из мешка. Голова в шляпе так и
поворачивалась туда-сюда, будто локатор.
Слух у Петровой был феноменальный - подсказки она слышала с последней
парты.
Ребята крепко спали, сопели. Тимур даже похрапывал. Снаружи трещали
цикады.
- Что я должен слышать? Дрыхни, а то завтра домой поедем!
Обычно это действовало безотказно.
- Труба, - шепнула Петрова, - Слышишь? Нас кто-то зовет.
- Почему нас?
Но пока я выпутывался из мешка, чтобы привязать ее руку к своей, (что я
иногда делал в воспитательных целях и ради страховки от петровских сюрпризов),
Петровой и след простыл.
Сияла полная луна, сияли крупные южные звезды, снежные склоны и ледники,
откуда мы недавно спустились. И огни белого города внизу, и море в огоньках
катеров, в котором мы завтра вдоволь наплаваемся, и лунная дорожка до
горизонта...
Трещали цикады. Но теперь и я слышал трубу, играющую побудку, где-то
совсем неподалеку, и почему-то мне, как и Петровой, стало очевидно, что она
зовет на помощь. Даже не нас с Петровой, а именно меня, Олега Качалкина.
Москва, улица Весенняя, дом 18, квартира 85, Советский Союз.
Вслед за Петровой я пошел на звук. Ноги так и несли меня, мы побежали,
потом почти полетели - так мне показалось, пока не очутились перед черной
круглой дырой с откинутой, тоже круглой, дверью. Будто крышка от старинных
карманных часов.
Петрова попятилась, дрожа от страха и любопытства. Глаза ее из-под
утесовской шляпы аж светились, как у кошки.
- Лезь первый, ты же м-мальчик, - выдавила она, заикаясь, -Н-не б-бойся, я
с тобой.
Вообще-то я трусом не был, но лезть в это подземелье-часы совсем не
хотелось. К крышке была привязана то ли веревочная лестница, то ли цепь -
толстая и, вроде бы, серебряная. Она свисала вниз, как бы приглашая - ну же,
скорей! Снова из черной дыры прозвучала труба. Эх, была - не была! Я стал
спускаться, следом - Петрова, едва не наступая мне на макушку.
Под нами и впрямь был циферблат. Лунные часы - старинные светящиеся
римские цифры и два серебряных лунных луча вместо стрелок. Луч короче и луч
длиннее. Оба подползали к двенадцати.
- Они отсчитывают тьму, - услыхали мы ломкий мальчишеский голос, -
Солнечные показывают свет, а эти - тьму. Ваше солнечное время заканчивается,
грядет лунное...Ночь и хаос. Кончилась эра светлых годов, товарищи!
Я сразу узнал этого сурового мальчика-воина из гайдаровской сказки - в
шинели до пят, с винтовкой через плечо и в буденновке. Но дул он совсем не в
горн и не в трубу, а в небольшую то ли флейту, то ли дудку, которая в лунном
луче сверкала и переливалась, будто хрустальная.
Я решил, что все это мне снится, и ущипнул себя за руку. Больно. Тут же
меня ущипнула Петрова, еще больнее. Я наступил ей на ногу. Петрова взвизгнула
и брыкнулась.
- Да не снюсь я, все и вправду хуже некуда, - вздохнул Кибальчиш, - Вот
слушал ваш разговор у костра, кто о чем мечтает, - и про самолет-невидимку, и
про город-сад в заполярье, и про элексир вечной молодости, который надумала
изобрести эта барышня...
Петрова заявила, что никому и никогда про этот элексир не рассказывала,
хоть и мечтала про себя.
- Рассказывала-не рассказывала - какая разница, все равно уже ничего не
сбудется. Ни страны нашей больше не будет, ни дружбы народов, ни "человек
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг