- Вот, значит, какое дело...- Маркин помедлил, подбирая слова.- То,
что ты возмутился, когда началось с этими бульдозерами, - это реакция
естественная. Всякому порядочному человеку, думаю, не по себе станет. И что
бригаду остановил - понятно, на то ты начальник над ними... А вот почему ты
не хочешь продолжать работы не тех площадках, где все уже готово, - этого я
не понимаю. Там уже есть фронт. Чего тянуть? Городу нужно...
- И тресту.
- Да. И тресту. Мне разнарядки подписали на материалы - три года
теперь спокойно жить можно. Но за все надо платить.
- Иван Егорович, я тресту никакого вреда не хочу, но так получается...
И не то мы строим - да подумайте, куда там на кладбище игротека, а
танцплощадка на костях? И сам спорткомплекс тоже, скажу вам, не подарок...
А уж когда дело пошло так, что вместо переселения разбой какой-то творится
- да разве можно? Мы же спать спокойно не сможем! И на вас, и на мне, и на
всех пятно!
- Мужик мужиком,- сказал Маркин после долгой и очень мучительной
паузы,- а уперся, как блажной...
И спросил другим тоном:
- На какой стадии работы?
- На минус первой. Электрики подключили времянку, да сварщики
спецкоманде помогают - у вояк с карбидом туго оказалось.
- Вся территория не готова? Ни к чему из планируемых объектов
подступиться нельзя?
- Нет, конечно. Первая очередь уже закончена, а это больше половины
территории. Только на нижних секторах и возле самой церкви работы не
начались: там надо больше месяца ожидать.
- И почему же ты не хочешь начать только то, что уже по всем статьям
можно? Водный стадион - я же помню, он весь на секторах первой очереди?
- А потому что кладбище. Пока там могилы - кладбище, а не
стройплощадка.
- Это от нас зависит.
- А от нас ли зависит, чтобы хотя бы не повторилось вчерашнее? У нас,
что ли, только техника? И мы сами - понимаем, как надо и как не надо себя
вести?
- Вот что мне не нравится,- заворчал Маркин, опуская брови,- с тобою
разговариваешь, как с часовой миной играешь: то - хоть гвозди заколачивай,
то - бабахнет...
- Вы понимаете, Иван Егорович, что я там, пока снос по всем правилам
не закончат, работы не начну?
- Может быть, и так, - кивнул Маркин и улыбнулся вдруг: - Да только
начнут их и без тебя...
- Не начнут...- ответил Виктор и, не спрашивая разрешения, подтолкнул
медвежонка-папиросника на маркинском столе и вытащил папиросу из
лакированных коготков.
- Это мы еще посмотрим,- пообещал Маркин и тоже закурил; после паузы
сказал: - И все же объясни мне по-людски, чего ты хочешь?
- А чего я не хочу - объяснять не надо?
- Это я уже уяснил.
- Программа-минимум: работы не возобновлять до тех пор, пока все
перебазирование кладбища не будет закончено по уставу. Подать бумагу в
горисполком - чтобы наказали виновных в самоуправстве. И пересмотреть
проект: грех же это, неужели непонятно?
- Ты просто анархист какой-то,- сказал Маркин и раздавил в пепельнице
сигарету,- строить начнут, вот только тебя при этом не будет.
- Я - оптимист,- ответил Виктор.
- Я тоже,- сухо бросил Маркин и встал. - Погуляй где-нибудь
поблизости. Пойду, доложу твою "программу-минимум".
У самого порога Маркин остановился и, уже держась за дверную ручку,
спросил:
- Пока все не вышло из этого кабинета: почему ты не хочешь начать этот
водный стадион прямо сегодня?
- Я забрал всю документацию. И постараюсь забрать с кладбища всю
технику. Чтоб соблазна поменьше. Мало ли кто вздумает скомандовать - а есть
вещи необратимые.
- Сами следить будем.
- Сомневаюсь, что просто так можно удержать события под контролем. У
меня лично такой уверенности нет. А вы... пока не принимаете дело всерьез.
А это настолько серьезно... Здесь нужна гарантия на сто процентов.
Маркин молча пожал плечами и вышел.
Глава 17
Виктор выбрался в коридор и потолкался по этажам, здороваясь и
откликаясь на торопливые приветствия знакомых. Потом зашел в курилку;
выслушал нудный анекдот и снова приплелся в маркинский кабинет. Заняв
хозяйское место, трижды позвонил.
В исполкоме выяснилось, что "Сам" сегодня не принимает, а к
заместителю запись только на вечер. Виктор записался.
В институте Толика не оказалось - его вызвал к себе Мельников, и>пока
что Василенко не возвращался.
И, наконец, в обкоме тоже не было на месте завотделом промышленности
Федунова, единственного из тамошних, кого Виктор немного знал. Объясняться
же с инструктором Виктор не захотел.
Перебравшись в "гостевое" кресло, он взял свежий номер "Строительства
и архитектуры", однако читать не смог - на первых же строчках все странным
образом отделилось, поплыло...
- Владислав Феликсович, - позвал Белов, склоняясь над прямоугольным
провалом,- вы спите?
- Нет,- ровным голосом отозвался Осинецкий и медленно поднялся.
Жесткие солнечные лучи обжигали больные глаза, но Граф заговорил без тени
раздражения: - Чему обязан?
- Битому неймется, - неизвестно о ком сказал Василий и поцокал ногтем
по бронзовой лампе.- А за последнее время мы общаемся больше, чем за все
предыдущие десятилетия. Жаль только, что по такому поводу.
- Жаль. Я хочу спросить вас: почему вы не пожелали встретиться с
епископом?
Граф помолчал, помаргивая и разглядывая девчонку-художницу,
пристроившуюся с этюдником неподалеку, у серого алебастрового ангелочка.
Наконец Осинецкий заговорил и в его голосе не чувствовалось
приличествующей сану кротости:
- К сожалению, не всегда люди соответствуют постам... Должен с
прискорбием признать, что его преосвященство - не настоящий христианин. Я
это понял, когда он был протоиереем...
- Однако, - только и промолвил Белов.
- Я вижу, вы удивлены? - спросил, веселея, Граф.- Но полноте, церковь
- это еще и организация, и не во всем столь уж отличная от светских. И пока
еще не удалось придумать прибор, чтобы безошибочно отличать тех, кто служит
всем сердцем, от тех, кто просто служит.
- А есть разница? - очень заинтересованно спросил Василий.
- Несомненно, - ответил Граф.- Для меня - несомненно; и, в частности,
относительно его преосвященства в свое время я излагал точку зрения
местоблюстителю из патриархии... Но с моим мнением не посчитались.
- Послушайте,- с волнением заговорил Василий,- я давно пытаюсь
понять... Представьте, есть два человека одинакового возраста, образования,
способностей. Оба идут служить военными, как это сейчас называют -
офицерами. Один идет по зову сердца - защищать Родину. Другой - и потому
что паек сытный, и с жильем нормально, и дамы гусаров любят. И вот -
скосило их в одном бою. И что, в чем различие?
- Вы, Василий Андреевич, в последней войне не участвовали?
- Не довелось.
- Это ни в коем случае не упрек. Могу повторить, что не сомневаюсь в
вашей храбрости. Однако пример ваш неудачен. Война и военная служба вообще
есть проявление бесовских... нездоровых начал в человеке.
- Но вы-то сами ушли добровольцем... И церковь призывала стать на
защиту...
- Здесь война вынужденная. Сугубо вынужденная. Если бы не защищались -
это был бы ущерб всему человечеству.
- Согласен. Так что с моим примером?
- Таких людей нельзя уравнивать.
- Ну а по-простому, в чем она, эта разница?
- Вы дали схему; дайте живую жизнь, и по ней будет видно, кем из двоих
нечто было сделано хуже, а нечто и не сделано вовсе.
- Долго искать,- усмехнулся Белов,- ни один суд не доищется.
- Полагаю, вы не правы.
- Да, конечно: "На то есть высший судия!"
- Вы, атеисты, называете это иначе: суд истории.
- Все эти тонкие различия,- начал Василий Андреевич, морщась от
страстного желания закурить,- со временем взаимно уничтожаются.
- К сожалению, это не так. Поверьте мне, старику: в том дурном, что
все еще происходит между человеками, повинна прежде всего "деятельность"
тех, кто служит себе, но не делу. И в мирное время плоды этой, так сказать,
деятельности менее заметны, но не менее ощутимы.
- Вы упрощаете, Владислав Феликсович, а почему? Потому что человек
никогда по-настоящему не знает, кому - Богу или мамоне - служит. И вообще
наша историческая заслуга заключается в том, что мы заставили всех, в том
числе и примазавшихся, работать на общее дело. Пусть не на всю катушку, да
с паршивой овцы хоть шерсти клок.
- Ваша историческая ошибка, что вы понадеялись на правильную схему, а
про тех, кто в этой схеме расставлен и рассажен, вы позабыли. А сама по
себе схема может работать и так, и эдак - смотря какие люди и зачем в ней
находятся.
- Верно, в сущности,- несколько раз наклонил голову Василий Андреевич;
помолчал немного и добавил: - Только не забывайте, что чем выше человек,
тем он точнее соответствует схеме, а повышение разума, рост души -
историческая неизбежность. Прошло время, когда числом брали, на себе пахали
да криком засапожным врази расточали.
- Вы - оптимист,- с завистью вздохнул Осинецкий,- и, знаете, я все жду
времени, когда это, наверное только для нас ниспосланное служение
закончится, и мы приобщимся к постижению...- Граф помолчал и добавил: - А
ваши друзья где?
- При деле. Седой сейчас в институте приглядывает, чтоб там никакого
подвоха не случилось, а Приват - сейчас в архиве, а потом, наверное, в
исполком подастся... А многие уже на Солонцах.
- Тяжело, наверное, - спросил Осинецкий.
- А им что, легче?- указал Белов на лютеранский сектор, надковырянный
Саниным бульдозером.
- Да-да. Однако если вы по поводу обращения к епископу, то моя позиция
остается неизменной.
Белов помолчал, а Граф докончил свою мысль:
- Он, к сожалению, прагматик до мозга костей. Ясно понимает, что
эта... процедура,- и Граф обвел рукой вокруг,- по сути своей епархии как
организации выгодна. И переубедить его, заставить обратиться к истинным
идеалам не удастся ни мне, ни этому молодому человеку - как его?
...Виктор Кочергин проснулся от резкой боли в позвоночнике. Он уснул в
низком кресле, неловко запрокинув голову, и теперь едва мог повернуть
затекшую шею.
Во рту появился гадкий металлический привкус; но спал Кочергин
недолго: солнечные пятна на паркете переместились только чуть-чуть, и
Маркин еще не возвратился.
Конечно, Виктор устал, но этот внезапный сон...
"И какой!"- тряхнул головой Кочергин, уже окончательно просыпаясь.
Телефон на столе у Маркина не звонил - только загоралась сигнальная
лампочка и раздавалось тихое журчание; молчал и селектор - секретарша
знала, что Маркин вышел из кабинета.
Растирая шею, Виктор встал, подошел к окну - и со сложной смесью тоски
и злости увидел, как по площадке, направляясь к заезженной управленческой
"Волге", вышагивает, выворачивая ступни, коренастый и коротконогий Воднюк с
неизменной папиросой, победно торчащей из уголка рта.
- Виктор Михайлович, вы здесь?- позвал селектор голосом секретарши. -
Вас управляющий вызывает.
Виктор вышел в приемную. Посторонних не было, и секретарша
(трестовские дамы симпатизировали Кочергину) тихонько сказала:
- Управляющий до чего злой - у-у-у.
"А то как же,- подумал Виктор,- еще и Воднюк нагадил..."
С этими приятными мыслями он крутнулся в тамбурочке между двойными
дверями и вошел в кабинет.
Там сидели: сам управляющий, Маркин и начальник отдела кадров Аксенов.
- Читай,- сказал, не здороваясь, управляющий и указал на лист бумаги,
лежащий перед ним.
Виктор придвинул листок и прочел приказ об отстранении от должности
главного инженера СУ-5 Кочергина В.М. за систематическое грубое нарушение
строительных норм и правил, безответственность, нарушение плановых сроков и
злоупотребление служебным положением.
Приказ как приказ, с номером и датой, визой Маркина, визой Аксенова и
подписью управляющего. Даже с печатью.
Прикинув, что картина пока не полная, Виктор достал ручку и пристроил
в уголке, под росписью Маркина и аксеновской закорючкой, еще и свою
подпись.
Наливаясь густой краской, управляющий молчал. Видимо, не мог решить, с
каких слов начать выплескивать все, что накипело. А Маркин на мгновение
поднял и опустил брови, и в его глазах промелькнул огонек одобрения.
- Так,- сказал наконец-то управляющий и выложил на стол свои
громадные, в медно-красной поросли лапищи,- умел нашкодить, умеешь и
ответить. Это хорошо. Через полгода приходи - прорабом возьму.
- Можно идти?- спросил Виктор и поднялся.
- Иди. Сдашь всю документацию по зоне отдыха Воднюку.
- Хорошо, - сказал Виктор и чуть скованнее, чем обычно, подошел к
двери. Повернув ручку, он раздельно сообщил:
- Только передавать нечего. Нет документации. Ни одного листа
чертежей.
И вышел. Раз, два, три, четыре, пять...
Медленно, считая шаги, но не оглядываясь, Виктор шел по коридору. И
загадывал: на четном шаге окликнут - помиримся, на нечетном - подеремся.
Секретарша окликнула посредине между девятнадцатым и двадцатым шагом.
Если по "Виктору", то нечетный, если по "Михайловичу", то четный. Так и не
решив окончательно, что будет, Кочергин вернулся в кабинет управляющего.
- Это как же понимать? - ровным зловещим голосом спросил управляющий.-
Где чертежи?
- Я их пропил, продал, съел, передал иностранной державе, а на
вырученные деньги купил гарнитур - так, по-воднюковски?- быстро выговорил
Виктор.
- Анархист,- сказал Маркин,- ну какой из тебя главный инженер?
Срамота. Детский сад. А может, ты того, ку-ку?
- А ведь это уголовное дело, Кочергин, - отозвался дотоле молчавший
Аксенов, - материальные ценности...
- Чего ты добиваешься?- спросил управляющий.
- Я уже говорил,- вяло сказал Виктор и, несмотря на то, что все
стояли, сел.- Отсрочить работы, пока не закончат перезахоронения; и
написать письмо в исполком - пересмотреть проект и наказать...
- Кишка оказалась тонка. И признать боишься. Невинность соблюсти ему
надо,- постепенно накаляясь, заговорил управляющий.- Только объясни, почему
ты вчера, сукин сын, на этом самом месте клялся-божился, что все сделаешь в
срок? Предупредили же меня, козла старого,- управляющий грохнул кулаком об
стол,- чтобы не связывался с тобой...
"Узнаю коней ретивых по каким-то их статьям"...- выплыли в сознании
Виктора строки.
- Чего ты хочешь выторговать?- спросил опять ровным голосом
управляющий.- Чтобы с тебя Воднюка стащили? Или еще что? Но учти: с нами
так не разговаривают.
"- Еще бы,- подумал Виктор,- даже если я сейчас отдам чертежи, а сам
на колени стану, мне уже все равно в этом тресте места не будет... Разве
что отпустят "по собственному желанию".
Но вслух сказал только:
- Я уже объяснил Ивану Егоровичу, что ничем не торгую и ничего не
выторговываю.
- Ты прав, Егорыч, он и в самом деле блажной. Ну, цирк. Такого у меня
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг