повернется его дело, которое чем дальше, тем сильнее порабощало его душу и
теперь горело неугасимым огнем.
- О чем же он рассказывал? - внезапно спросил Ларсен, чувствуя, что
жена скучает и, вероятно, думает об итальянце.
Она, конечно, сразу догадалась, о ком идет речь, и оживилась.
- Ах, он рассказывал очень занимательные вещи. Я не все поняла. Но
все-таки... Например, кораллы один на другом вечно строят стену. Одни
умирают, другие рождаются.
- Это происходит со всеми тварями, - недружелюбно прервал ее Ларсен. -
Подумаешь, какие новости!
- Да, но на трупах живые кораллы строят дальше. И через несколько лет
получается среди океана остров. Он заносится всякими... этими... ну, там
травой, песком и вообще всякой грязью. Словом, получается остров. А между
тем...
Ларсен, державший руки за спиной и рассеянно созерцавший звездное небо,
вдруг схватил жену за плечо, заглянул ей в глаза и тревожным голосом
спросил:
- Он так и сказал: получается остров?
Г-жа Ларсен подумала, что сболтнула какой-нибудь вздор, и неуверенно, с
виноватой интонацией ответила:
- По-моему, он так и сказал. Я же не придумала. А что?
Ларсен остановился и в упор смотрел на жену. Казалось, в нем быстро, с
лихорадочной поспешностью скоплялись мысли, его самого поражавшие своей
новизной. Смущенная его напряженным молчанием, которое всегда предшествовало
язвительности и насмешке, она тихо задрожала, стараясь вспомнить, не было ли
в ее словах промаха, не попалась ли она в чем-нибудь перед ревнивым мужем?
Глухим голосом Ларсен спросил:
- А не сказал ли он, сколько лет это продолжается?
- Что продолжается?
Он ничего на это не ответил. Расспрашивать о таких вещах жену, голова
которой набита всяким вздором? Он снова заложил руки за спину и медленно
заскользил вперед, точно дальнейший разговор его больше не занимал.
Однако, она ясно видела, что ее слова сильно взволновали его.
- В чем дело? - возмущенно воскликнула она. Не чувствуя за собой - на
этот раз! - никакой вины, она готова была поднять крик на весь корабль. - В
чем дело?
Ларсен недовольно махнул рукой.
- Перестань, - тихо проворчал он. - Дай мне спокойно думать.
Но спокойно думать ему никак не удавалось. Новые мысли - те самые, о
которых он мечтал - загорелись в нем широким пламенем и разбегались, как
водяные блохи. Неужели он так-таки наткнулся на ту идею, которая позволит
ему продолжат надстройку своего плана? Какие чудеса, однако, бывают на
свете! Пустоголовая жена, насквозь пропитанная легкомыслием, способна
навести...
Ларсен суеверно не закончил своей мысли: пока он точно не узнал,
возможно ли все это, надо даже от самого себя скрывать успех.
Упорная молчаливость мужа и нежелание отвечать на вопросы снова
встревожили г-жу Ларсен: его мрачная замкнутость всегда таила угрозу. Этот
человек, когда он разозлится, способен на все. Он может со спокойной
холодностью сейчас же столкнуть ее в черную воду и не шевельнуть при этом
лицом.
Она в ужасе оглянулась. Слава Богу, они не одни на палубе. Недалеко от
них, пошатываясь, передвигались двое мужчин, закутанные в пледы, а на вышке
колебался черный силуэт вахтенного. Но из-за чего он мог разозлиться? Из-за
того, что она внимательно слушала занятного итальянца и что тот бросал на
нее масляные взгляды? Если так, тогда можно прибегнуть к верному лекарству.
- Этот итальянец рассказывал интересные вещи, - сказала она, беря мужа
под руку. - Но он несколько утомителен. И вообще... Ты заметил, у него
раздроблен ноготь на правой руке? Это неприятно.
- Перестань говорить вздор! - хмуро и хрипло заметил Ларсен. -
"Интересные вещи"! Но они так тебя увлекают, что ты находишь время следить
за его ногтями. Вот поэтому ты и не можешь толком передать в чем делю.
От изумления она глотнула воздух и онемела. Выходило так, что муж
упрекал ее за невнимание к итальянцу. Что за чепуха! Но зато эта
неожиданность сразу успокоила ее насчет ревности.
Через несколько минут молчания и хмурого покашливания Ларсен, точно
вспомнив, что рядом с ним идет жена, возобновил разговор:
- Да, да, - сказал он, отвечая каким-то собственным мыслям. - Так ты
говоришь, что он рассказывал о кораллах. Жаль, что я его не слушал. Так как
это - они неутомимо строят острова среди океана? И что эти острова заносятся
песком, травами и морской грязью. Но, наверное, это совершается чертовски
медленно.
Г-жа Ларсен услыхала в словах мужа дружелюбную нотку и оживилась.
- Как раз об этом опрашивал старичок, который стоял рядом со мной.
- Ну, и что же он сказал?
- Кто?
- Ну, разумеется, итальянец.
- Я не помню, - виновато ответила она. - Но кажется, действительно,
очень медленно растут эти самые кораллы. Погоди, я сейчас вспомню. Он
говорил так: сравнивали старые географические карты с новыми. Ну, и вот:
заметили разницу. Нет, это не то. Погоди, я сейчас непременно вспомню.
Она задумалась. Ларсен задержал дыхание. Шаги его замедлились. Он ждал
тревожно, нетерпеливо, ощущая сильное беспокойство. Чтобы не закричать на
жену и не выругать ее за бестолковость, он плотно сжал губы. Вздох жгучего
нетерпения шумно прорвался через его нос, и г-же Ларсен показалось, будто он
над ней насмехается. Она съежилась, покрепче затянула шарф на шее и
напрягала память. Ларсен, стараясь не смотреть на жену, чутко прислушивался
в томительном ожидании ее ответа.
И вдруг, по-детски восторженно, звонко прозвучало ее восклицание, в
котором слышалось и радостное чувство свободы от упрека и горделивое
сознание, что она может быть полезной.
- Вспомнила! Двадцать метров в четыре года!
Но, спохватившись, что это должно быть не так, поспешила поправить:
- Или нет, наоборот: четыре метра в двадцать лет.
Ей даже не пришло на ум спросить, для чего это ему надо знать, но зато
она была счастлива, что ей удалось вспомнить забытое. Она только испугалась,
что муж задаст какой-нибудь новый вопрос, который поставит ее в тупик, и она
поторопилась застраховаться.
- Ты бы его попросил, и я думаю, что он охотно расскажет обо всем этом
еще раз.
Ларсен уже не слушал ее. Он опустил голову и, глядя себе на ноги,
сзади, на спине, тихо перебирал пальцами - как он это всегда делал, когда
вычислял.
- Двести лет, - оказал он с усмешкой, - слишком большой срок.
- Для чего? - спросила г-жа Ларсен.
Он молчал. Из черного широкогорлого люка, сообщавшегося с трюмом,
вырвался взрыв смеха. Через мгновение смех заклокотал, как кипящий котел и
снова вырвался из отверстия вместе со струйкой теплого пара, пахнувшего
кухней.
Ларсен прищурил глаза и сжал губы, точно готовился сказать что-то
резкое, решительное, смелое. И если бы рядом с ним сейчас передвигалась не
жена его, пустоцветная пичужка, двуногая мантилья, всегда пугавшаяся
необычных слов, а тот итальянец, о котором они теперь оба думали, - Ларсен
уверенно отчеканил бы ему, не слушая его возражений:
- Я убежден: то, для чего требуется 200 лет, при некоторой
настойчивости можно сделать и в 20. Я убежден. Только настойчивость.
XII
Если бы Фаринелли знал Ларсена немного ближе, он сразу понял бы, какая
ему была оказана честь, когда на другой день его посадили посредине - между
Ларсеном и его супругой. Но итальянец принял это, как должное. Человеку,
владеющему знаниями, приличествует важность. Чрезмерно двигая подбородком,
верхней губой, бровями, он во второй раз сообщал о жизни кораллов, но правой
рукой, которая обычно помогала ему говорить, всячески давал знать теплому
бедру г-жи Ларсен, что оно ему приятно. Соседка трепетала от щекотки и
душившего ее смеха и изливала его визгливым избыточным восторгом, который
мог казаться относящимся к науке. Ларсен же молчал. Он сидел спокойно,
неподвижно, как каменный языческий идол.
В серо-зеленых просторах затуманился горизонт. Наверху волновались
сумрачные облака. Беззвучно волновалась и душа Ларсена, предчувствуя
близость решения, которое он обдумывал вчерашней ночью. Но возможно ли то, о
чем он думал? Не ошибся ли он, понадеявшись на точность слов, оброненных
женой?
Все, однако, обстояло как будто благополучно. Ни один факт, сообщенный
Фаринелли, нисколько не противоречил замыслам Ларсена. Напротив, замыслы его
укреплялись и твердели, что в свой очередь подстегивало его к дальнейшему. И
то, что он, никогда не видя кораллов в естественной обстановке, уверенно
строил на них свой план, отнюдь не смущало его, - хотя бы потому, что об
этом он даже не думал. Если бы прервать ток его мыслей, зажженных
итальянцем, и попытаться смутить его скептическими замечаниями, он ответил
бы просто: кто усиленно ищет, тот неминуемо натыкается на нужное; так было у
него с голландцем и то же самое происходит с Фаринелли; по дороге к ясно
намеченной цели сами собой находятся полезные средства для движения вперед;
природа чутка - и она услужливо помогает тем, кто задается верными задачами.
Но никто не прерывал ровного течения его упругих мыслей, и он тщательно
впитывал в себя полезные сведения, стараясь ничего не забыть.
Вдруг у самого борта плавно заколыхалась чайка. Г-жа Ларсен, утомленная
лекцией и напряженной боязнью, что муж заметит ее неосторожную игру с
Фаринелли, поднялась со скамьи и подошла к борту. Описывая спирали,
остроглазая чайка то вздымалась наверх, то падала на воду, ловко хватая
кусочки хлеба, которые кто-то выбрасывал через иллюминатор. Г-жа Ларсен,
полюбовавшись чайкой, вернулась к сидевшим и спросила:
- А чем они питаются, живые кораллы?
Фаринелли приторно улыбнулся ей, поощрительно закивал толовой и
ответил:
- Браво, браво! Вы внимательная слушательница.
И, предложив ей снова сесть, он стал говорить о том, что все морские
животные питаются за счет гипса, который находится в воде и, который,
разлагаясь, дает углекислоту. Слово "углекислота" ей ничего не сказало, но
зато молчаливый супруг хорошо запомнил: гипс!
- А сотрудниками кораллов в их строительной работе - продолжал
Фаринелли, - являются моллюски, черви и водоросли, нуллипоровые водоросли.
Ларсен запомнил и это, но мысли его были заняты другим: два-три
вопроса, вынырнувшие уже давно, теперь донимали его неотвязно. И когда
итальянец на мгновение умолк, Ларсен точно сдвинулся с места и робко
спросил:
- А жить они могут повсюду? Я говорю о кораллах.
Фаринелли закивал подбородком, как бы говоря: хорошо, что вы напомнили
об этом.
- Нет, - подхватил он, - кораллы требуют температуры в 15-20 градусов.
Поэтому на севере они не встречаются. Там уже холодно для них. Высшая их
граница - Бермудские острова.
- Это где же?
- Бермудские острова? По дороге из Америки в Европу. Приблизительно 32
градуса северной широты.
Перед Ларсеном огненно промелькнула цифра "42", завещанная Треймансом.
Это несоответствие больно укололо его и даже испугало, но ненадолго: у него
уже был готов второй вопрос:
- А морские течения не мешают их работе?
- О, нет! - воскликнул Фаринелли. - Напротив, они помогают им.
И, повернувшись к г-же Ларсен, итальянец галантно сказал, специально
для нее:
- Прибой новых масс свежей воды можно сравнить с поливкой цветов. Вы,
конечно, этим занимались, сударыня, и знаете, что поливка полезна, так как
она приносит цветку свежую пищу. Но, понятно, я говорю о теплых морских
течениях. Например, Гольфстрем.
Ларсен с радостным удовлетворением откинулся назад к спинке скамьи и,
закрыв глаза, стал догонять прежние мысли, которые он сам же отбросил. Очень
быстро он нагнал их и улыбнулся в уверенности, что все идет хорошо и удачно.
Вот что значит быть настойчивым до конца и всегда иметь перед собой ясную
цель! Да, цель, никогда не упускаемая из виду, это то же самое, что для
купца наличные деньги в кармане: уж всегда подвернется - сам придет! -
выгодный товар. И смотришь - он уже приобретен.
Ларсен открыл глаза. Рядом звучали негромкие слова итальянца, игравшего
блудливыми интонациями. Ларсен через свое плечо и через спину Фаринелли
посмотрел на жену и увидел, что ее маленькая, бледная рука покорно лежит на
широкой вздрагивающей ладони итальянца.
Он вскипел. Злость пронизала его пламенным уколом. Всполыхнуло желание
отхлестать жену по щекам и грубо столкнуть ее вниз, в каюту, чтобы она
кубарем скатилась по лестнице - дрянь! А этого шалопая надо было бы...
Впрочем, какой же смысл?
И, чтобы не отдать себя опрометчиво во власть неразумной ярости, Ларсен
спокойно сказал, обращаясь к жене, но не глядя на нее:
- Ступай в каюту. Ты еще простудишься. Ветер.
Г-жа Ларсен слишком хорошо знала мужа, чтобы не заметить его деланного
спокойствия. Она вскочила, съежилась, пробормотала что-то итальянцу и,
приподняв широкие юбки, торопливо засеменила ножками, ни разу не
оглянувшись.
"Какая, однако, смешная и странная история получилась, - подумал
Ларсен, оставшись с итальянцем, который тревожно выжидал, что скажет ему
сейчас ревнивый супруг. - Удивительно странно. Невольным посредником в его
удачных встречах с нужными людьми являлась его пустоголовая, порочная
супруга. Пожалуй, даже больше - она была приманкой, шевелящейся наживкой на
рыболовном крючке. В конечном итоге - да, да! - это она притянула голландца,
она привлекла и Фаринелли, который только что заливался соловьем, конечно,
исключительно ради нее. Ну что ж, должно быть, сама судьба услужливо избрала
это вместилище легкомыслия для оказания мне помощи. Стану ли я противиться
этому? Глупо".
Он задумался на одно только мгновение, и так родилась новая деталь его
плана и новое звено.
XIII
- Вы человек, сведущий в очень многом, - через два дня говорил Ларсен,
обращаясь к Фаринелли, - и у вас многому можно научиться. Иными словами,
ваше общество доставляет мне большое удовольствие.
Лицо Фаринелли показало приятное изумление, тотчас, однако, перешедшее
в напускную важность. Но целиком скрыть изумление итальянцу не удалось, и в
чертах его смутно обозначились оба выражения.
- Позвольте мне быть откровенным, - продолжал Ларсен, - и сказать вам,
что я бы охотно продлил удовольствие находиться в вашем обществе, если бы вы
на это согласились, конечно.
Фаринелли встрепенулся и учащенно замигал глазами: он ничего не
понимал. По интонациям Ларсена он ясно чувствовал какое-то предложение,
осторожное, робкое, но именно это-то и смутило его: меньше всего можно было
ждать от надменного Ларсена каких-либо просьб. Не насчет ли супруги? Не
кроется ли в его комплименте хороший удар кирпичом по голове?
- Я к вашим услугам, - обронил итальянец и слегка побледнел.
Ларсен покусал кончики своих золотых усов и нерешительно сказал:
- Я сейчас еду на один из Антильских островов, где намерен приобрести
усадьбу. Я не хочу возвращаться на свой остров и предполагаю остаться здесь.
Не угодно ли вам будет погостить у нас месяц или два? Я и моя супруга будем
очень рады иметь своим гостем столь любезного и образованного человека.
Тут уж Фаринелли позабыл скрыть свое изумление и ясно обнаружил его. Он
пролепетал в ответ неуклюжую благодарность, польщено развел руками и
произнес целый ряд слов, не совсем вразумительных, но отменно любезных. А
когда улеглось изумление, он сказал:
- Но меня ведь ждут. Я ездил с научным поручением.
Ларсен возразил:
- Точность маршрута не могла быть установлена при таком далеком
путешествии. И вряд ли кто-нибудь сможет упрекнуть вас за то, что вы
опоздали на месяц.
- Видите ли... - застенчиво пролепетал Фаринелли.
- Если вы хотите сказать, - подхватил Ларсен, - что время, как теперь
принято говорить, стоит денег, я с большой готовностью возмещу вам потерю
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг