И, наконец, в число необходимых для растения элементов входят магний и
железо, которые участвуют в важном процессе улавливания углекислого газа,
причем магний входит в состав хлорофилла непосредственно, а железо только
помогает его работе. Без железа листья желтеют, сохнут, растение блекнет и
умирает. Интересно, между прочим, что зеленый хлорофилл листа химически похож
на красный гемоглобин крови. Да, в сущности, и работа у них сходная: хлорофилл
улавливает углекислый газ, а гемоглобин - кислород. Обычно и железа и магния в
почве достаточно, и в удобрения их не вносят.
Кроме, десяти элементов, необходимых для каждого растения, встречаются и
другие, роль которых или не важна, или неясна, или необязательна: алюминий,
кремний, бор, иод, цинк, марганец, медь, иногда ванадий и хлор и, наконец,
немногочисленные и не совсем еще понятные по своему действию радиоактивные
элементы. Все это нам предстояло отыскать, взвесить, измерить, чтобы узнать в
конце концов, чего же нехватило нашему гибриду.
Эту трудоемкую работу Иван Тарасович поручил Верочке, и я испытывал
большое удовольствие, наблюдая, с каким умением распоряжалась бывшая
ртищевская школьница. Безукоризненная чистота, точность, двойная проверка, на
каждый опыт - карточка. Молоденькие лаборантки боялись своей
сверстницы-начальницы, и даже шумная Зоя Павловна жаловалась, что у нее
начинают дрожать руки, когда Верочка, подходя вплотную, спрашивает ледяным
голосом:
- Почему, Зоя Павловна, у вас расхождение на семь тысячных?.. А где вы
были сейчас? Я не видела вас уже девятнадцать минут.
Только Леву юная начальница обходила сторонкой. Леве она стеснялась делать
выговоры, в крайнем случае попадало его лаборанту:
- А почему, Григорий Андреевич, столы не вытерты? И когда вы намерены
сдать таблицы - в полночь или завтра к утру?
Анализом почвы занималась вся лаборатория No 2.
С шести утра до позднего вечера в тесной комнате на втором этаже гудели
газовые горелки, в колбах бурлили кипящие растворы, звенели стеклянные
трубочки, распевал вентилятор в вытяжном шкафу, отсасывая едкие пары, от
которые першило в горле.
Петя Дергачев, которому нечего было делать на автомобиле, кряхтя, таскал
аккумуляторы, - ему поручили работу с электролитами. Лева Торопов, не поднимая
головы, выписывал столбиками цифры, а рядом, в белом халате, с завязанными за
спиной тесемками, трудился прикрепленный к нему внештатный лаборант, то-есть
я.
По правде сказать, это была долгая, однообразная и довольно-таки скучная
работа, особенно для меня, неспециалиста, который мало что понимал в тонкостях
химического анализа. Но, набравшись терпения, я растирал в ступке, мыл
пробирки, взвешивал на аптекарских весах, выпаривал, растворял, осаждал белые
порошки, взбалтывал цветные жидкости, гнул стеклянные трубочки на огне,
обжигал пальцы кислотой, собирал кристаллики и крупинки, накаливал их в
газовой горелке и записывал окончательные итоги, которые диктовал мне Лева.
Лева работал с упорством и ожесточением, выматываясь сам и выматывая
своего единственного помощника. Лева очень изменился за эти дни. Черты лица у
него заострились, глаза ввалились, голос стал резче и деловитее. Даже Борис
Ильич смягчился и сказал, что Лева работает мастерски, но юноша не улыбнулся,
слушая похвалу.
Он, видимо, очень тяжело переживал свою ошибку и однажды, далеко за
полночь, когда все уже разошлись из лаборатории, как-то спросил меня:
- Григорий Андреевич, а бывали у вас дни, когда жизнь казалась
неинтересной?
Я понял, что Лева высказал свою затаенную мысль, и поэтому ответил очень
резко:
- Да, иногда в ранней молодости, когда я думал, что жизнь - легкое дело.
Тогда мне случалось падать духом, а сейчас я уже не помню, из-за чего.
Я с удовольствием отметил, что Лева внимательно обдумал мои слова. Прежде
он возражал не задумываясь.
- Тут гораздо сложнее, - вздохнул он. - Я вам поясню на примере...
Представьте себе, что вы начали новый рассказ... или, скажем, не рассказ, а
картину... или чертеж. Вы дали себе слово обязательно сделать этот чертеж на
пятерку. И вдруг в самом начале работы - клякса. Ее можно стереть, счистить
ножичком, так что не будет видно, но бумага уже испорчена. И до самого конца
вам придется думать не о качестве, а о кляксе, обходить опасное место
сторонкой и снова и снова подчищать расплывающиеся на ворсинках линии. Я
говорю о том, что мне не хочется жить на три с минусом.
- Лева, голубчик, - сказал я ему, - послушайтесь доброго совета. Меньше
раздумывайте о самом себе. Имейте в виду: слово "единоличник" вымирает в
русском языке. Пореже говорите "я", "мне", "мой", "личный", "собственный". Это
устаревшие понятия. Важен результат, а не аплодисменты. Тополь Кондратенкова
создан сотнями тысяч людей: трактористками Голубцовой, комсомольцами
Сталинграда, колхозником Щекиным, девочкой Верой Дмитриевой и многими другими.
Их имена не упомянуты в ботанических каталогах, но важен факт-порода
существует. И она будет расти для наших потомков, когда о нас с вами исчезнет
память... У вас есть возможность вложить свой труд в это нужное дело - так
работайте же щедро, не думая об отметках! Отметки вам поставят в свое время. К
счастью, мы живем довольно долго и успеваем сделать не один чертеж. Следующий
раз вы уже не начнете с кляксы.
Лева уклончиво покачал головой.
- Но дело не только во мне, - заметил он: - я говорю, что она не забудет.
Видимо, больше всего Леву смущало то, что его провал произошел на глазах у
любимой девушки, что для нее он, Лева, уже никогда не будет безукоризненным.
Но только я хотел начать речь в защиту серьезного чувства, как в коридоре
послышались шаги. Кто-то резко распахнул дверь, и на пороге показалась
Верочка. Твердым шагом девушка направилась прямо в наш угол. Я встал, чтобы не
мешать объяснению, но, заметив меня, Верочка остановилась, решимость,
очевидно, изменила ей, и, глядя в сторону, она спросила:
- Может быть, я вам могу помочь, Григорий Андреевич?
- Я думаю, Григорий Андреевич, мы справляемся с работой, - заметил как бы
про себя Лева.
Я рассердился на эту комедию:
- Бросьте вы, в самом деле! Садитесь, Вера. Дело движется. Вот
видите-сводная таблица анализов за последний день. Это почва с контрольных
гнезд. Можем отчитаться в любую минуту.
Девушка вздохнула и села рядом со мной.
- Здесь ошибка, - показала она на одну из цифр. Вероятно, нужно
переставить запятую.
- Я думаю, все правильно, Григорий Андреевич.
- Магния не бывает так мало в почве.
- А у нас так получилось.
- Но это чепуха!
- Не занимаюсь чепухой.
Верочка встала, явно обиженная.
- Потрудитесь переделать айализ, товарищ Торопов, -сказала она официальным
тоном и вышла за дверь.
- Ну, зачем вы так?.. - начал было я.
Но Лева отмахнулся. Я внимательно взглянул на его лицо и, к удивлению
своему, увидел, что Лева улыбался улыбался впервые за эти дни открытой,
радостной, светлой улыбкой.
- Так, значит, это магний! - воскликнул он, ударив ладонью по столу. -
Магния нехватило. Вот и ответ, почему желтели листья, почему засыхали все наши
тополя, вот и рецепт лекарства. Магний! Но кто бы мог подумать? Его всегда
хватает с лихвой любому растению... да, любому, кроме нашего.
Я кинулся к двери:
- Верочка! Вера, послушайте!..
Лева удержал меня за рукав.
- Кажется, вы увлекаетесь, Григорий Андреевич, - сказал он, в точности
имитируя интонацию своей подруги. Садитесь, будем проверять анализ.
* * *
На следующий день мы вторично заложили гнезда, а еще через неделю новые,
безупречно здоровые деревья превзошли в росте своих предшественников.
ГЛАВА 12
ДЕЛО ИДЕТ К КОНЦУ
Итак, победа приближалась, дело подходило к концу.
Что может быть радостнее этих слов! Статистики, осторожные и точные люди,
которые даже о жизни и смерти разговаривают цифрами, отмечают, что в последний
час работа идет лучше, чем в предпоследний.
Дело идет к концу. Заканчивается подъем. Долгие часы с альпенштоком в руке
вы карабкались на вершину пятой категории трудности. Вы слепли от снежного
сверкания, падали на скользком льду, вы подтягивались по веревке, и камни с
грохотом сыпались из-под ваших ног. Вы вытащили из пропасти товарища и сами
чуть не свалились в пропасть. У вас была горная болезнь, и кровь на губах, и
ломота в затылке. Но все позади, все забыто, когда вы видите, что вершина
рядом и через какую-нибудь сотню шагов вы поставите на ней флаг.
Или, например, вы посадили сад. Из далекого питомника вы привезли
тоненькие гибкие веточки, вы ухаживали за ними - поливали, подкармливали,
опрыскивали жидкостями. снимали гусениц, загораживали от ветра и зноя,
выпалывали сорняки, - семь лет изо дня в день вы возились. оберегая своих
питомцев. И вот осыпались первые цветы, завязались плоды и первый урожай
созрел на ветках задтра вы начнете уборку.
Мне посчастливилось родиться в стране больших дел и больших побед, И
вместе со всей страной я принимал участие в общем труде и радовался, когда
приближалась победа. Я помню эти веселые дни, когда электрики монтировали
распределительные щиты на "Куйбышевстрое", когда рабочие полировали мрамор на
новык станциях метро, когда командиры батарей отдавали приказ: "По Берлину -
огонь!"
Я считаю, что это был самый радостный день в моей жизни. Четыре года все
мы жили и дышали надеждой на победу. Мы добывали ее под Москвой и в горящих
кварталах Сталинграда. Мы шли за ней от Волги до Одера. И вот долгожданный час
наступил. По Берлину - огонь. Рвутся снаряды на Фридрихштрассе. Это самые
последние снаряды. На мостовых Веддинга грохочут советские танки. Завтра над
рейхстагом взовьется красный флаг, оповещая о том, что война закончена и
начинается новая эпоха - эпоха мирного труда.
Кажется, обо всем этом я говорил в свое время Ивану Тарасовичу, когда мы
прощались с ним на опушке лесной полосы. Начиналась осень. Лимонно-желтые и
багровые листья бесшумно падали к нашим ногам. Леса провожали .меня
торжественно. Пестрая листва была похожа на те узорные ковры, которые в
древние времена стелили под ноги царям.
- А я несогласен с вами, - сказал Иван Тарасович. - Мои дела никогда не
подходили к концу. И сейчас еще далеко до конца. Разве это дело? За целое лето
всем инста.тутом вырастили считанные деревья. И как вырастили?
С прожектором, с углекислым газом, с ночными дежурствами. Все это надо
упростить. На будущий год мы должны выдать новую массовую породу. И потом,
почему же обязательно тополя? Надо выводить быстрорастущие сосны, липы,
яблони, орехи. Пусть на бульварах за один год вырастают фруктовые деревья,
пусть быстрорастущие появятся вдоль новых дорог, по берегам рек, на сыпучих
песках... Нет, я не вижу конца!
И вот, вспоминая сейчас слова Ивана Тарасовича, я тоже не нахожу конца. В
самом деле, разве был конец, -когда, размножив тополя по ртищевскому методу,
Иван Тарасович послал на поля свою первую скоростную породу? Вторая порода
была гораздо лучше, но и она не была концом. И разве можно считать концом тот
момент, когда, введя в удобрение магний, Кондратенков возобновил посадки и к
осени вырастил восьмиметровые тополя?
Этот опыт закончился после моего отъезда. Я расстался с кондратенковцами,
но по газетам, по рассказам товарищей-очевидцев я старался следить, как тополь
стремительный входит в посадки. Я спрашивал о нем у случайных попутчиков на
железных дорогах, и все больше попадалось мне людей, которые своими глазами
видели чудесных питомцев Кондратенкова.
Потом... Но об этой встрече нужно рассказать подробно.
Представьте себе знойный южный полдень. Жирными, масляными красками
написаны густосинее небо и яичножелтые скалы с резкими тенями в морщинах,
пески вздымаются волнами, их гряды одна за другой уходят до самого горизонта,
и все они одинаково пологие с наветренной стрроны и крутые - с подветренной.
Полукруглые линии бдрханов прорезает прямая четкая черта канала. Его свежие
откосы укреплены камышовыми матами. В канале нет воды. Вода будет. Мы ждем ее.
Открытие нового канала - большой праздник в наших среднеазиатских
республиках. Новый канал - новая победа над пустыней, новые гектары зеленеющих
полей. "Где кончается вода, там кончается земля" - так гласит старинная
восточная пословица. Там, где есть вода, - зеленые рисовые поля, белая пена
хлопчатника, бахчи, сады, виноградники, тополевые рощи... Там, где нет воды, -
сухая, потрескавшаяся равнина, бурые клочки обгоревшей травы, корявый саксаул,
горькая полынь, песчаные волны барханов...
Итак, мы ждем воду. Вдоль берега на деревянных столах пестреют горы
полосатых арбузов, темнокрасных гранатов, бархатистых персиков, томатов,
абрикосов, словно нарочно принесенных художниками для того, чтобы писать
натюрморт. Праздничные полосатые халаты лоснятся на солнце, воздух дрожит от
жары и дыма жаровен.
Громко взывают к небу ярко начищенные медные трубы.
Перед столами возятся обнаженные до пояса борцы; поодаль танцовщица
плывет, играя ладонями, и черные шнурочки косичек треплются по ее плечам.
И вдруг, сразу - гром рукоплесканий, грохот труб, взрыв приветственных
кликов. Сквозь толпу с гиканьем, воплем, свистом летят всадники. Солнце
сверкает на их клинках. Вода идет! Вода! Они скачут в обгон, несут весть о
желанной гостье вниз по каналу. Вода идет! Радуйтесь, города и кишлаки, сухие
поля, бесплодные степи! Вода идет! Вода, зелень, жизнь!
Всадники скрываются в клубах пыли, и только тогда мы замечаем на сухом дне
котлована прозрачную струйку воды. Серая пыль становится мокрой и черной.
Первую струйку догоняет вторая, третья. Вот уже небольшой ручеек, бурля, бежит
по дну. Он задерживается, чтобы заполнить каждую ямку, и как будто сразу
становится прохладнее от этого говорливого ручья.
Часа через два по наполненному каналу подходит первая баржа. Мы смотрим на
нее с песчаных бугров и все еще не верим своим глазам. Вода не видна отсюда.
Кажется, что баржа медленно движется по пескам. Это странно, в это трудно
поверить. И верблюды, останавливаясь на берегу, провожают непонятное
сооружение тупыми, презрительными взглядами. Они, верблюды, слишком высокого
мнения о себе, они не признают нового.
Баржа подходит ближе, и только теперь я замечаю, что по берегу ее
сопровождает целый поезд машин. Спуститься с бархана не так легко. Когда я
успеваю подойти к берегу, передовые машины уже рядом. Это идет группа тяжелых
тракторов. Их массивные гусеницы приминают песок, оставляя рубчатые следы.
- Что за отряд? - спрашиваю я.
Тракторист-узбек строго глядит на меня сквозь очки сверху вниз. Он что-то
отвечает, но я не слышу из-за грохота. И тракторы проезжают вперед. Где мне
равняться с ними на рыхлом песке!
На прицепе у трактора незнакомая мне, очень сложная машина, отчасти
напоминающая комбайн. Повидимому, это какая-то комбинация культиватора, плуга
и сеялки. Во всяком случае, заглянув под нее, я вижу, как острые ножи
вспарывают грунт, что-то вкладывают в борозду и тут же заваливают ее.
Почти вплотную за этой машиной, несколько ближе к берегу, движется
автонасос. На свежие борозды сплошным потоком льется струя бурлящей пены.
Потом проходит дождевальная машина - в каскаде водяных брызг вспыхивают
радужные зайчики. За ней появляется пассажирский вездеход - гусеничная
автомашина с крытым кузовом. Она догоняет трактор, и какая-то очень знакомая
фигурка в мешковатом комбинезоне, выскочив из нее, говорит звонким, немного
резковатым голосом:
- А почему у вас на подъеме посевы гуще? Теряете скорость? По-че-му?
Тракторист в тюбетейке оправдывается, энергично размахивая руками. Он
показывает на поля, на мотор, на колеса, и в словах его возмущение и
отчаянье...
- А почему вы не подумали об этом раньше? Второй отряд сидит у нас на
плечах. Вы отстали от графика на семнадцать минут...
"Семнадцать минут" убеждают меня окончательно. Конечно, это Верочка! И я
-тороплюсь навстречу старой знакомой. Она очень рада мне и с первых же слов
начинает говорить о своей работе:
- Видали механизацию, Григорий Андреевич? Две тракторные бригады,
посадочный комбайн, электростанции на ходу. И заметьте: мы не отстаем от воды.
Вода идет в пустыню, а мы за ней. Через три недели здесь будут аллеи, здесь,
где тысячи лет никто дерева не видел...
А пока она говорит, борозды возле наших ног уже начинают покрываться
зеленым пушком. Скоростные деревья, попавшие в новый край, торопятся навстречу
солнцу. Взрытые полосы заметно меняют цвет на глазах, а поодаль, метрах в
пятидесяти от нас, можно уже различить распускающиеся листочки.
Из-за соседнего бугра появляется новая машина соединение трактора с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг