Кондратенков опаздывал. И недаром прежние недоброжелатели говорили про него:
"Чем же он лучше Рогова? Тот обещает успех через семь лет, а этот - через
шесть".
Борис Ильич сутками просиживал в читальнях-, разыскивая в ученых
монографиях намеки на новые пути. Кондратенков попробовал связаться с
селекционерами, работавшими параллельно, даже съездил к одному из них в
Одессу.
Им предстояло решать ту же самую проблему, но только несколько позже,
потому что Иван Тарасович продвинулся дальше всех. Кое-что было найдено в
Одессе для быстрорастущих дубов, но то, что помогало дубам, не годилось для
тополей.
И вечерами Кондратенков в раздумье расхаживал по комнате - шесть шагов по
диагонали, поворот на каблуках и снова шесть шагов - и серьезно говорил
Андрюше:
- Понимаешь, брат, все сделано и вместе с тем ничего не сделано. Представь
себе: полез ты на колокольню, забрался на страшную высоту - ступенек на
пятьсот, и вдруг наверху - запертая дверь.
- А ты, папа, топором, - советовал Андрюша.
Кондратенков вздыхал:
- Топором, дружок, в науке не получается...
* * *
Одна за другой все двадцать опытных дач Кондратенкова создавали по схеме
тополя 11-34 свои областные породы. Работа эта проходила с переменным успехом
- где лучше, где хуже. Но теперь перед всеми двадцатью станциями, перед всеми
мичуринцами Иван Тарасович поставил еще одну задачу: ускорить размножение.
"Ускорить плодоношение... Улучшить черенкование... Изыскать новые способы",
писал он в каждом письме. Он предлагал ставить опыты по черенкованию
быстрорастущих в самом раннем возрасте. Обычно черенки от тополей
рекомендуется брать на третьем году, так как более молодые приживаются хуже,
но Кондратенков надеялся, что его быстрорастущие и быстро развивающиеся тополя
со временем удастся черенковать через пятьшесть месяцев после посадки.
В это время в селекционную работу вмешались Верочка и зайцы.
ГЛАВА 10
ВЕРОЧКА И ЗАЙЦЫ
В конце сентября Кондратенков на несколько дней приехал в Пензу для
обследовайия полезащитной полосы.
В первый же день он объездил участок полосы длиною в двадцать километров и
четыре раза останавливался побеседовать с бригадами. Вечером Иван Тарасович
выступал с докладом в обкоме ВКП(б), и только после полуночи он возвратился в
гостиницу.
- Это вы, гражданин, из двадцать седьмого номера? - спросил его усатый
дежурный, передавая ключ. - Вас там барышня дожидается.
- Барышня? - Кондратенков удивился. В Пензе у него не было никаких
знакомых, тем более барышень.
Он поспешил наверх. В ожидальне не было никого, на лакированном столе
лежали брошенные кем-то шашки.
В коридоре уборщицы катали пылесос по ковровой дорожке; здесь тоже никто
не спрашивал Ивана Тарасовича.
Гостья нашлась перед самой дверью двадцать седьмого номера. Боясь
пропустить Ивана Тарасовича, она присела на корточки возле двери, да так и
задремала, положив под_бородок на ладони. Она дышала глубоко и спокойно, и в
такт ее дыханию покачивались косички, ёрзая по школьному переднику, а на
макушке вздрагивал бант, похожий на пропеллер.
Когда Кондратенков подошел к девочке, она проснулась и сразу вскочила на
ноги:
- Вы Иван Тарасович Кондратенков?
- Да, я. Вы ко мне?
Девочка степенно протянула руку.
- Дмитриева,-представилась она.-Вы меня помните?
К стыду своему, Кондратенков никак не мог припомнить.
- Так что же вы мне расскажете, Дмитриева? Заходите. У меня, правда, темно
и неуютно, но сейчас будет свет. Вот стул, присаживайтесь. Вы ужинали сегодня?
Девочка поблагодарила и отказалась. Ей было лет двенадцать на вид, но
держалась она необыкновенно серьезно, совсем не по возрасту.
- Спасибо, Иван Тарасович, я уже кушала. Я к вам по делу на минутку.
Сейчас я расскажу... Во всем виноват был заяц, такой серый, растрепанный и
зубастый, противный ужасно. И мы с девочками хотели купить волка, но потом все
обернулось очень хорошо, так что когда я прочла в газете, что вы будете в
Пензе, девочки собрали мне на билет, и я поехала к вам, потому что я каждый
месяц писала Андрюше...
Только здесь Кондратенков начал соображать, с кем он имеет дело.
- Подожди!-сказал он.-Ты Вера Дмитриева из Ртищева? Так бы сразу и
сказала. Но насчет волков, зайцев и прочей зоологии я ничего не понимаю.
Рассказывай с самого начала...
* * *
Однажды, еще весной, из только что присланной почты Андрюша выбрал
конверт, надписанный крупными буквами круглым детским почерком.
- Хочешь, я прочту, папа? - предложил он.
Ему хотелось показать, как бегло научился он читать по писаному.
Письмо было из города Ртищева Саратовской области:
"Многоуважаемый Иван Тарасович!
У меня большая просьба к вам. Ребята нашего города решили засадить
пионерский участок в лесной полосе.
У нас каждый школьник посадил хотя бы одно гнездо - все классы: и пятый
"А" и пятый "Б". А наш класс не ходил, потому что Мария Евгеньевна была
больна. Мария Евгеньевна - это классный руководитель. Теперь у всех девочек
есть гнезда, и они соревнуются - у кого быстрее вырастет, а в нашем классе нет
ничего. А Мария Евгеньевна говорит, что в этом году уже поздно сажать и все
равно мы отстали.
Многоуважаемый Иван Тарасович, я читала в "Пионерской правде", что вы
изобрели быстрорастущее дерево. Пришлите нам, пожалуйста, семена, если у вас
есть лишние. Мы очень хотим, чтобы у нас тоже были посадки, как в пятом "А"
или пятом "Б". Ведь мы же не виноваты, что Мария Евгеньевна болела, а без нее
директор школы не разрешил.
Староста пятого класса "В"
1-й неполной средней школы города Ртищева
Вера Дмитриева"
- Ну как, папа, пошлем? - солидным баском спросил Андрюша, почти
благополучно добравшись до конца.
- А ты как думаешь?
- Давай пошлем, а?
- Ну что ж... Думаю, не ошибемся. Девочка аккуратная, старательная, пишет
без клякс, слушается директора...
Семян быстрорастущих еще не существовало, и поэтому Кондратенков послал
Вере шесть черенков тополя комсомольского вместе с подробными указаниями,
рецептом удобрения и даже с флаконом нового состава, ускоряющего рост корней.
А на сопроводительном письме Андрюша приписал:.
"Здравствуй, девочка Вера! Это я попросил у папы шесть тополей для тебя.
Андрюша Кондратенков".
Письмо ушло - еще одно из многих тысяч, написанных рукой Ивана Тарасовича.
Экспедитор на почте прихлопнул марку круглой печатью, почтовый грузовичок
доставил сумку на Павелецкий вокзал и сдал в почтовый вагон поезда Москва -
Саратов. И никто: ни машинист, ни почтальоны, ни экспедитор, ни даже
Кондратенковы - отец с сыном не знали, какое волнение вызовет в городе Ртищеве
это рядовое письмо.
"Шутка ли! Знаменитый московский ученый самолично написал письмо нашему
классу. Нам поручен важный научный опыт. Уже идет посылка с драгоценными,
редкостными растениями!"
Письмо Кондратенкова обсуждалось на классном собрании пятого класса "В".
Шесть черенков быстрорастущих решили распределить между отличницами. Один
достался Вере, один - Тоне Каблуковой, один - Гале Минц, один Марусе Данченко,
один - Лиде Григорьевой, а последний - Кате Маловой и Кате Алексеевой, один на
двоих.
И как только пришла посылка, весь класс вышел в поле, и к пионерскому
участку было добавлено шесть тополей.
С той поры каждый месяц - пятого числа и никогда не позже чем шестого - на
имя Андрея Ивановича Кондратенкова приходило письмо, написанное все тем же
круглым, крупным и на редкость разборчивым почерком.
"Дорогой Андрюша! Пишет тебе по поручению девочек пятого класса "В" Вера
Дмитриева. Я живу хорошо. Папа и мама кланяются твоему папе. Передай ему,
пожалуйста..."
И дальше следовал подробнейший отчет о том, как растут тополя.
Иногда Андрюша, по поручению своего отца, отвечал на эти письма. А однажды
Иван Тарасович сам взялся за перо. Он предложил своим аккуратным сотрудницам
поставить опыты по ускоренному черенкованию, когда деревья станут старше.
Теперь оставалось ожидать, чтобы питомцы подросли скорее.
Девочки следили за посадками всемером. По понедельникам дежурной была
Вера, по вторникам - Тоня и так далее до субботы, принадлежавшей обеим Катям.
А по воскресеньям они приходили все вместе, иногда даже с учительницей Марией
Евгеньевной.
Еще издалека они видели на склоне холма, среди нежной зелени прорастающих
посадок, тоненькие хлыстики быстрорастущих и взапуски бежали к своим питомцам,
чтобы измерить, сколько прибавили они за неделю.
- У меня ровно двадцать два сантиметра!
- А у меня на три миллиметра больше!
- А ну-ка, покажи... Мария Евгеньевна, это нечестно: она приминает землю
линейкой.
Мерили с азартом, со спорами, проверяли, зарисовыва_ли, а потом Вера
заносила все цифры в специально купленную тетрадку с золотым обрезом, на
первой странице которой среди переводных картинок красовалась разукрашенная
цветными карандашами надпись: "Агротехнический дневник пятого класса "В".
Наблюдатели: В. Дмитриева, Т. Каблукова..." - все семеро столбиком.
Раньше всех зазеленел и потянулся вверх тополь Гали Минц. Потом его начал
догонять, сровнялся и вышел вперед Маруснн тополь. Деревцо Тони было ростом
невелико, зато лучше всех кустилось. А две Кати заметно отстали от подруг.
Тезки были в полном отчаянии и готовы были тянуть свой стебель руками, чтобы
он догонял товарищей.
Потом наступили каникулы. Кое-кто из девочек уехал на юг, другие - в
деревню. И Веру родители хотели отправить к бабушке на Волгу, но староста
пятого "В" категорически воспротивилась. Поспорив немного, папа с мамой
согласились. Ведь они тоже гордились, что их дочь состоит в переписке с
московским ученым.
Здесь-то и вмешались в дело зайцы.
Однажды часов в девять yтра Вера отправилась на пионерский участок с
"Агротехническим дневником" и простыней (простыня натягивалась на кольях,
чтобы затемнять растения в полдневные часы). С утра был туман; обрывки его еще
не растаяли в высоте, и солнце, расплываясь в капельках влаги, насыщало воздух
сверкающим золотом.
На небо больно было смотреть - так оно сияло. Вера долго не могла
различить грядку быстрорастущих.
Все ближе и ближе подходила она. Вот угловой столбик, вот полоса,
отведенная яблоням, и пологий склон с дубовыми гнездами. А где же тополя? Не
могла же oнa заблудиться!
Вера не сразу поняла, что она не заблудилась. Место было именно то, но
опытного гнезда на нем не существовало. Вместо стройных стеблей с бархатистыми
листьями на земле лежали какие-то ободранные объедки, лохмотья сорванной коры,
обрывки листьев.
Онемевшая Вера, опустив руки, глядела на страшное разрушение. Шорох за
спиной заставил ее оглянуться.
И девочка увидела шагах в двадцати серого зайца, поджарого, с
растрепанной, взъерошенной шерстью. Пригнув к себе лапами молодую яблоньку,
косой с аппетитом обдирал кору. Заметив девочку, он остановился, вопросительно
поднял ухо и вдруг, ощерив зубы, словно усмехнувшись, неторопливо скакнул в
сторону.
Если бы собрать все слезы, которые пролили две Кати над своим погибшим
питомцем, наверное хватило бы на поливку десяти гнезд. Мстительная Тоня
Каблукова составила сложный план, как приманить на пионерский участок волка,
чтобы "зайцев глотал живьем". Верочка не плакала и не злилась - Верочка винила
себя, и это было гораздо тяжелее.
Она представляла себе 1 сентября, школьную лужайку и сад, где листья уже
тронуты красноватым вечерним отблеском осени. Шумные стайки школьниц,
блестящие глаза на загорелых лицах. Бурные восклицания подруг, не видавших
друг друга три месяца:
- Галя!.. Маруся!.. Тебя не узнать, ты совсем взрослая...
- Ой, девочки, если бы вы видели восход на море! Девочки, а я ловила рыбу
неводом, честное слово!..
- Вы были уже в классе? У нас всё покрасили заново...
- А кто видал Веру Дмитриеву?.. Верочка, как наши
посадки? Вера, почему ты не отвечаешь?.. Что? Не уберегла!
И сразу молчание. В центре круга Вера стоит пунцовокрасная и молча смотрит
на носочки туфель. Что ей сказать этим глазам, сотне осуждающих глаз! Да, не
уберегла. Да, не оправдала доверия.
Или задолго до сентября подойдет пятое число. В далекой и замечательной
Москве, в квартиру 108 дома 9/13, позвонит веселый почтальон: письмо Андрею
Ивановичу Кондратенкову из города Ртищева.
- А ну-ка, читай вслух, сынок! - скажет Иван Тарасович, поглаживая бороду
(Вера представляла его себе почему-то седобородым стариком, похожим на
академика Павлова). Сначала все будет обыкновенно: "Дорогой Андрюша, я живу
хорошо. Папа и мама кланяются твоему папе. Передай ему, пожалуйста, что
посадки я не уберегла - их съели зайцы..."
- Фу, какая легкомысленная девчонка! - скажет Андрюша.
- А я-то хотел сделать из нее ученого! - вздохнет Иван Тарасович.
Больше он ничего не добавит. И молчание его будет хуже всякой ругани.
Потом он положит письмо в портфель, пойдет в академию или в Ученый совет, и
там перед самыми знаменитыми профессорами ему придется сказать про зайца и про
ртищевскую неудачницу Веру Дмитриеву.
- Ага! - скажут ученые. - Мы говорили вам, что нельзя серьезное дело
доверять школьницам!
Вероятно, даже в газетах будет написано: "Все опыты были удачны, кроме
одного, который провалил пятый класс "В". Об этом прочтут все наши люди, а
может быть, даже и за границей. И рабочие покачают головой, а капиталисты
обрадуются: "Все-таки у них еще не все сознательные!"
Так раздумывала Вера, сидя у стола над начатым письмом. Этот провал был
первым настоящим горем в ее жизни, и никто не мог ей помочь. Мама предложила
написать Ивану Тарасовичу письмо с извинениями. Вера отказалась. Она вела
взрослую работу и отвечала за нее, как взрослая. Папа сходил с нею на посадки,
вбил в землю деревянный костыль и привязал к нему веревочками тополь Гали
Минц, более или менее уцелевший. Но это не помогло: уже на следующий день
измятый стебель стал подсыхать. А остальные нечего было и привязывать - от них
остались пеньки да клочья...
Наступило воскресенье - утраченный праздник итогов. Унылые девочки
собрались у Веры. Кто-то предложил пойти гулять "совсем в другую сторону". Но
ноги сами собой повернули на привычную дорогу.
- Может быть, он еще не совсем засох? - вздохнула Катя Малова.
Но он - тополь Гали Минц - не захотел подниматься. Крученой серо-желтой
плеткой вился он вокруг березового костыля. Грядка превратилась в квадрат с
сухой черной землей, она была похожа на забытую могилу. И уже трудно было
различить, где был тополь Веры, где - Тони, где Лиды...
А что это с тополем Лиды?
Вера первая заметила тоненький, как булавка, росток крошечный язычок
зеленого пламени на выгоревшем квадрате. Он поднимался на ровно срезанном
заячьими зубами стебле Лидиного тополя. Деревцо проросло - оживало!
Девочки уже не решились оставить возрождавшийся тополь в гнезде. Вместе с
солидным пластом земли они перенесли его к Вере на дом. Папа сколотил ящик и,
сдвинув в угол герань и фикусы, поместил Лидин пенек на почетном месте, в
южном окне.
Все эти дни Вера жадно читала книжки по лесоводству - все, которые она
смогла достать и сумела понять. Она узнала, что с Лидиным тополем не произошло
ничего чудесного. У многих растений на поверхности ствола имеются так
называемые спящие почки, из которых могут развиваться новые стебли, если
дерево сломано или срублено. Кусты ивы, например, специально срубают к концу
первого года жизни - это называется "посадкой на пень". На следующий год из
пенька вырастает сразу три-четыре стебля. И еще Вера прочла про девочку Тоню
Козлову, которая, обрезая и отсаживая стебли, вырастила из одной картофелины
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг