Я лежал на полу в винном погребе, который был превращен в мою тюрьму,
вдыхал пьяные ароматы всех хранившихся здесь и пролитых по каплям вин,
лежал, с головой, мутноватой от спиртных запахов и от голода, и размышлял,
прикончат меня гангстеры или не прикончат.
И приходил к выводу, что, пожалуй, прикончат. Для них это проще, чем
выпустить меня, а самим после этого прятаться от закона.
Ну и что же делать? Подчиниться? Обидно. Недостойно. Не подчиниться?
Убьют. Или не убьют, блефуют, запугивают?
И вот дня через два Пол принес мне ту газету с сенсационным сообщением
о смерти Джереми. Как бы хотел продемонстрировать, что перед убийством их
шайка не остановится.
Представьте себе, что мне стало жалко Джереми - этого запутавшегося
предателя, хотя меня он предлагал уничтожить. Физиономию я ему расквасил бы
с большим удовольствием, но убить... это другое дело. Наверное, очень трудно
желать смерти человеку, которого знаешь лично. Я помнил его мрачное уныние и
озабоченную тревогу о детях, которым нужны средства для бизнеса и для
образования, его глупую жену, подозревавшую меня с первого взгляда: тяжко
придется ей в безжалостном западном мире. Кажется, Джереми играл на скачках,
вероятно, наделал долги, хотел поправить дела, на свой риск попробовал
служить двум хозяевам - закону и беззаконию. И дослужился. Рискнул и утонул.
- Это вы укокошили его? - спросил я.
- Зачем я скажу "да"? - вопросом на вопрос ответил гангстер. - "Да" я
не скажу на суде и не скажу лишнему свидетелю. Но Барба, мой наставник,
царство ему небесное, если в то царство впускают мучеников электрического
стула, говаривал, что в нашем деле нельзя таскаться с балластом. Этот Цап
замарал себя кругом: не сберег картину, не нашел картину, тебя увез, назад
не привез. Служба его в полиции кончилась. Он ехал назад, чтобы попасть под
следствие и других потянуть за собой. Смерть для него была самым благородным
исходом. Человек мужественный на его месте решился бы на самоубийство. Но
Джереми не был мужественным человеком.
- И вы убили своего товарища?
- Я лично не убивал. Но Барба считал, что разумные люди должны
избавляться от балласта.
- Разумные люди разумных людей не убивают.
Пол пожал плечами:
- Не понимаю логики. Коп хотел уничтожить тебя, а ты волнуешься, когда
убрали этого копа. Ты лучше о себе поволнуйся. Какое у тебя положение? Ты
уехал вдвоем с человеком, этого человека нашли убитым. Сам же ты оказался в
чужой стране, перешел странным образом через границу без визы, явно хотел
скрыться. На суде тебе придется тяжко. Конечно, у закона много щелочек, но
ты иностранец, ты ходов и выходов не знаешь. Мое гостеприимство - спасение
для тебя. Но я не люблю упрямых гостей. Барба говорил, что он человек дела,
не к лицу гангстеру содержать гостиницу для недогадливых. Два дня ты думал,
подумай еще часика два, и хватит.
В общем, я согласился переделывать нос Салли. Решил, что никому не
будет вреда от этой переделки ни в Восточном полушарии, ни в Западном.
Подумал, что так я выиграю время, а там улучу момент или придумаю
что-нибудь. И умереть было жалко - жалко уносить в могилу уникальный секрет
перевоплощения. Не знаю, идеально ли я поступил, никого не уговариваю
следовать моему примеру. Может быть, благороднее было во имя
принципиальности пойти на смерть. Но ведь никто не узнал бы даже о моей
стойкости. Я оставил бы мир подозрительно исчезнувшим, предполагаемым
убийцей. Мне выжить надо было хотя бы для того, чтобы имя свое очистить.
- Цена носа Салли - моя полная свобода, - сказал я.
И ожидал, что Пол скажет: "Да-да, разумеется". И не собирался верить
слову убийцы. Велика ли цена его слова, если жизнь человеческая для него
ничто?
- Условия диктую я, - возразил гангстер. - Зачем мне говорить "да", кто
меня заставляет? За красивый носик Салли ты получаешь жизнь. Полгода жизни,
разве этого мало? А там посмотрим, еще какой нос получится. Жизнь я тебе
гарантирую. И довольно. Слово сказано. У Длиннорукого Пола слово верное.
Видимо, человеку чем-то надо гордиться обязательно. "Слово верное!"
- Какой же вы нос хотите? - спросил я краснолицую подругу гангстера.
Оказывается, этот вопрос был решен заранее. Салли принесла мне в
качестве эталона вырванный из иллюстрированного журнала цветной портрет
некоей европейской принцессы. Не кинозвезду выбрала Салли и не миллионершу -
естественный идеал для американки, а европейскую принцессу. Церемонного
благородства хотелось гангстерше.
Впрочем, принцесса была прехорошенькая: миловидная блондинка с острым
носиком и пухленькими, хотя и поджатыми надменно губками. Маленькая голова
на несколько длинной шее нисколько не портила впечатления. Принцесса
держалась с достоинством. Это хорошо и не только для принцессы.
Я распорядился размножить портрет и наклеить на все зеркала. Читателю я
уже объяснял этот прием: нужно подкреплять воображение какими-то
вещественными свидетельствами. И я сделал фотомонтажи из лица принцессы и
платьев Салли и сделал групповые портреты: принцесса и Пол в обнимку,
принцесса и Пол на лодке.
Затем последовало переливание крови. К счастью, кровь у меня нулевой
группы, я универсальный донор. И дал я Салли легкую дозу снотворного: не для
забытья - для легкой дремоты. Дремота облегчает внушение. На собственное
воображение Салли я не очень надеялся.
А далее последовали сеансы внушения.
- Глядите в зеркало, - твердил я Салли. - Девушка в зеркале - это вы. И
это вы с Полом в лодке. У вас тонкие ноги, легкая походка, чуть
пританцовывающая. У вас худенькие руки, длинные пальцы музыкантши. У вас
бледное лицо и прямой носик, остренький кончик у носа. Вот такой нос, в
зеркало глядите.
И дело пошло, пошло и на этот раз. Кровь моя, введенная в чужие вены,
начала переделывать чужие клетки. Пышнотелая гангстерша стала молодеть - это
было заметно уже после третьего сеанса. Талия ее стала стройнее, лицо
бледнее и тоньше, нос приподнялся и вытянулся, шея удлинилась. Все это
напоминало кинонаплыв, растянутый на многие сутки. В грузных чертах
сварливой сорокалетней женщины проступала кокетливо-надменная девушка.
Занятно было следить, как меняется и поведение Салли. Когда жирно
намазанный рот крикливой торговки сменили поджатые губки, Салли перестала
ругаться, стала кокетливо сюсюкать. С тонкими кистями рук появилась и
аккуратность. Салли стала, наводить чистоту и украшать цветами дом; цветы
появились даже в моем винном погребе. Не знаю, какую роль тут играло новое
тело. Вероятнее, Салли приспосабливалась к новому облику психологически,
входила в роль молодой девушки и надменной принцессы.
И отношение к людям изменилось у Салли, в частности отношение к Полу.
Ранее она обращалась с ним чаще всего с раздражением. Это было раздражение
торговки, которая продешевила на рынке, продав свой товар хитрому старику, и
вместе с тем уважение к этому старику, перехитрившему даже ее. Сейчас
крикливая вздорность сменилась презрительной покорностью. Салли вела себя
как знатная пленница пирата Она уступила силе, но презирает победителя.
Сам-то "пират" не замечал разницы. Он был из тех, кто в любви не
интересуется ответными чувствами. Подруга стала моложе и привлекательнее. Он
был в восторге, как собственник, чье имущество повысилось в цене вдвое. А
что там думает имущество, его не интересовало нисколько.
Увлеченный удачей, чуть ли не в первый день он мне предложил сделку.
- Давай создадим синдикат, - сказал он. - Мастерство твое, организация
моя, доходы пополам - фифти-фифти. Я мог бы и больше взять по
справедливости, потому что ты как иностранец и шагу не ступишь в этой
стране, как приступиться, не знаешь. Да ты и документы не добудешь - тебя
вышлют сразу же. Клиентов не найдешь, кабинет снять не сможешь. Но я играю
честно, фифти-фифти, и пусть за все платит клиент. В стране бродят толпы
личностей, желающих сменить свою фотографию: стареющие кинозвезды, кряхтящие
старики, женихи и невесты с кривыми носами, косыми глазами, добрые молодцы,
не поладившие с законом. Мы из них выберем тех, у кого карман набит туго.
Таксу установим подходящую: скажем, полмиллиончика за перевоплощение.
Четыреста девяносто восемь тысяч - для убедительности. По доллару за каплю
твоей волшебной крови. Двоих ты обработаешь за месяц. Вот и миллиончик нам
очистится на двоих. Подойдет такой доход?
- Не подойдет, - сказал я.
Он не понял, начал уговаривать. Предложил иной процент: мне шестьдесят,
ему сорок ("Все равно клиент оплатит").
- Не пойдет, - сказал я. - Я домой хочу.
Он продолжал уговаривать:
- Дом хорошо, а деньги лучше. У себя дома ты не заработаешь столько. У
вас миллионеров нет, там стричь некого.
"Золотого теленка" вспомнил я при этом.
- Нет, я домой поеду, на родину.
- А что ты имеешь у себя дома? - продолжал он на следующий день. - Вот
ты рассказывал Салли, она мне пересказала... (Я действительно рассказывал
Салли о своем житье-бытье на очередном сеансе, когда она задала мне главный
женский вопрос: есть ли у меня жена и дети?) Ты - владелец мирового
открытия, живешь в холостяцкой квартире на пятом этаже под крышей. У тебя
одна комната и кухня, ты сам себе жаришь яичницу и варишь какие-то кусочки
теста с мясом (речь шла о пельменях).
У тебя в шкафу два костюма и одно пальто на все сезоны. Ты ездишь на
работу в поезде, у тебя даже машины нет. Я обещаю тебе - слово Пола! - через
месяц у тебя будет собственный дом и две машины с шофером, через год - вилла
во Флориде, свой самолет и своя яхта. Слово Пола! И чековая будет книжка, и
ты будешь выписывать любые суммы. И будешь ездить в магазин и высматривать
там, что тебе понадобится, выбирать по прейскуранту, фургончики доставлять
на дом.
- Не все покупается за деньги, - сказал я.
Ну как я мог объяснить ему, похитителю детей и картин, своей жизнью
рискующему, чужую - уничтожающему за деньги, что я живу в другой плоскости.
Вот я делаю на себе опыты, я набираю факты. Но придет же день, когда я
смогу, право получив, объявить, что отныне каждый человек - каждый, а не
только мешки с долларами, может переделать себя, улучшить себя по своему
вкусу. Не будет калек, не будет уродов, не будет несчастных, собой
недовольных, не будет пугающих и отталкивающих. Ну при чем тут деньги? Могу
я это променять на виллу и яхту? Что мне делать на яхте? Ходить по правому
борту, ходить по левому борту, пересчитывать собственные каюты? Да у меня
нет на это времени. Я работаю. А в отпуск надеваю рюкзак и иду в горы.
Любые. И бесплатные.
- Нет, деньги - это все, - настаивал гангстер. - Все уважают монету.
Только одни говорят об этом честно, а другие ханжат, жеманятся, как
проповедники в церкви. Ты, мальчик, сам не из церковного сословия?
Сначала я удивлялся даже, для чего это гангстер ведет со мной эти
длинные беседы. Потом до меня дошло: Пол оправдывается перед самим собой.
Человеку трудно жить без самоуважения, считать себя отщепенцем и выродком.
Самому скверному надо гордиться хоть чем-нибудь, оправдать свои грехи и
преступления. Только в плохих пьесах капиталисты, скрежеща зубами,
декламируют: "Я хищник и грабитель, я кровопийца, мне нравится кровь
сосать". Капиталисты подлинные считают себя благодетелями и кормильцами
своих наемных рабов. Воры уверяют, что воруют все люди поголовно, но честные
воруют трусливо, а они, уголовники, смело и открыто. Тот же мотив
проповедовал и Пол. Деньги нужны всем, деньги любят все, но ханжи
притворяются бескорыстными, а люди деловые откровенно признаются в любви к
деньгам. И везучим доллары достаются легко, от родителей, достаются
почетными путями, а невезучие должны вырывать свою долю с риском для жизни и
свободы. Но риск - благородное дело. Вот Пол и доказывал, что его бизнес
благороднее честного. И он не верил мне, и Салли не верила, что в моей
стране, в моей семье в частности, вообще не уважают людей с большими
деньгами. Почетно образование, почетно мастерство, почетен талант, большая и
ответственная должность. А деньги вызывают подозрение. То ли это наследство
от "бывших" людей, то ли они взяты из государственного кармана, то ли
накоплены жадным хапугой, бессовестным спекулянтом. Им это трудно было
понять. Ведь в их языке "спекуляция" - это рассуждение, а у нас -
жульничество и обман. У нас, расставаясь, говорят: "Прощай", то есть
"Извини, если что не так", а у них: "Гуд бай" - "Удачных тебе покупок!" Вот
Пол и соблазнял меня неограниченной возможностью покупать: приеду в
универмаг на машине, все, что захочется, прикажу завернуть. А мне было
смешно и противно. Подумать только: весь свой досуг проводить, толкаясь у
прилавка, выбирать вещи по прейскуранту, заваливать комнаты, расставлять,
переставлять, пыль стирать, беречь, сторожить. И это занятие для молодого
ученого? Кошмар!
ГЛАВА 6
У пленника есть одно-единственное преимущество в борьбе со стражей -
обилие времени. Тюремщик живет в сложном мире, у него полно всяких забот:
семейных, хозяйственных, финансовых, родственных, служебных, дружеских. А
голова пленника свободна: 24 часа в сутки он может думать о побеге. И я
думал о побеге днем и думал ночью, лежа на надувном матраце в своем винном
погребе. И думал по дороге из погреба в дом, где проходили ежедневные сеансы
преобразования Салли в принцессу. Думал, глядя на хмурое приморское небо, по
которому скользили обтекаемые, с кургузым, как у истребителя, фюзеляжем,
чайки. Так я завидовал этим чайкам... как все смотрящие на небо сквозь
решетку! Так хотел взмыть в воздух вместе с ними, как хотят все узники на
свете.
Увы, в отличие от сказки научное волшебство имеет строгие границы. Не
мог я превратиться в шмеля, как Гвидон, и в сокола, как Вольга, не мог
мышонком ускользнуть в норку, уползти в щелочку червяком. В любых
превращениях я должен был сохранить свой мозг и череп - полтора килограмма
нервных клеток в костяном футляре, обязан был приобрести крупное тело для
помещения и питания этих полутора килограммов. Не шмель, не сокол, не чайка,
не мышь! Только человек, только крупное животное - вот первое обязательное
условие моих превращений. И второе обязательное условие - время. Две, три,
четыре недели на весь метаморфоз. Но при такой постепенности стражи увидели
бы, что я собираюсь стать львом, или медведем, или тюленем, поняли бы мои
намерения и пристрелили бы своевременно.
Но 24 часа в сутки были в моем распоряжении, и кое-что я придумал.
Обдумал, взвесил, составил план действий и приступил.
Начал я с бороды. Отпустил себе роскошную русую бороду, волнистую, как
у Добрыни Никитича. Глазастый Пол, конечно, заметил перемену. Спросил, зачем
я ращу бороду, не прячу ли под ней змеиное жало или смертоносные когти
(почти угадал!). Я раздвинул пряди волос; выпятив подбородок, показал, что
там нет ничего, кроме кожи. А объяснение бороде дал самое правдоподобное, с
точки зрения гангстера. Напомнил, что сейчас везде расклеены объявления с
моими портретами. Значит, первый же клиент, которого приведет Пол, меня
опознает. Решится ли он лечить свою внешность у человека, подозреваемого в
убийстве полисмена?
Настороженность удалось снять, к бороде моей привыкли, перестали
обращать на нее внимание; я мог перейти ко второму этапу своего плана. Жабры
решил я вырастить, жабры, как у человека амфибии. Чтобы жабры прикрыть, и
нужна была борода.
Дома, в Москве, я попробовал бы вырастить жабры, как и новое лицо -
одним напряжением воли. Ведь жабры не чужеродны для человеческого организма.
Мы, люди, произошли от существ, дышащих жабрами, у человеческого эмбриона
есть жаберные щели на пятом месяце развития, значит, есть жаберные гены в
наших хромосомах, только потом они подавляются.
Но в плену не место было ставить опыты. Рисковать я не хотел. И я
потребовал у главного гангстера сырую рыбу на завтрак под тем предлогом, что
мне нужно усилить кроветворение, поскольку я должен ежедневно переливать
свою кровь в жилы его жены. Для маскировки я каждодневно требовал
какую-нибудь особенную еду: то ананасы, то русскую икру, то чеснок, то
жареные мозги кролика, всякий раз объясняя, что Салли нужен именно этот
материал. На пятый день заказал сырую рыбу. Сошло.
- Наловите ему рыбки, ребята, - распорядился Пол. - Только не акулу, а
то он сам превратится в акулу и слопает вас живьем.
Опять чуть не угадал.
К счастью, подручным Пола все это казалось шуточками. Консервативно
мышление человеческое. Видят же, что я толстую бабу могу превратить в
стройную девушку, знают, что у меня нюх был как у хорошей ищейки, а
превращение в рыбу им представляется смешной нелепостью. Велика ли разница
между звериным носом и жабрами?
В тот же вечер я получил сырую рыбу треску - трески больше всего было в
окрестностях островка, где Пол держал меня в плену. Улучив момент, я унес
кусочки рыбы в свою винную пещеру все под тем же предлогом - для
кроветворения мне нужно и ночью пожевать. И размельченные свежие жабры
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг