Правда? А не можешь ли ты разнюхать что-нибудь полезное: сундук с золотом
или бумажник с долларами в чужом кармане? Мы потерпели убытки на тебе, нам
нужна компенсация.
За моей спиной послышалось невнятное мычание. Главарь шайки вскинул
глаза:
- Ну что там? Выньте кляп, пусть говорит.
- Босс, - сказал хриплый голос, откашлявшись, - эту ищейку надо убрать.
Он всех нас уже запомнил своим проклятым носом, все равно как отпечатки
пальцев снял. От него не избавишься, узнает в любой маске.
Так мало слов, так много стало ясным сразу.
Хриплый голос принадлежал Джереми, моему гиду-консультанту. Стало быть,
он был не только полицейским чином, но и членом этой шайки, вероятно,
пособничал при похищении картин, а когда я нашел их, предупредил главного
вора и помог ему скрыться. И вот теперь,. опасаясь, что я "все разнюхаю
своим распроклятым носом", увез меня в логово шайки. И убеждал убрать меня,
убить как опасного свидетеля.
- Пусть покроет убытки. Пусть поработает на нас своим носом, - сказал
босс. - От мертвых прибыли нет.
- От живого может быть вред, - настаивал предатель. - Он нас всех
запомнил, этот гибрид, помесь человека с лягавой.
- Я заставлю его молчать. У меня длинные руки. (Довольно комичное
утверждение со стороны короткорукого старичка).
- Босс, не забывай, что он советский. Как ты его достанешь в Москве?
Это и ФБР не под силу.
Главарь задумался. На моих глазах решался вопрос: сейчас меня убьют или
немного погодя? Пассивность была бы губительной.
- У меня особое чутье временно, - сказал я. - Я могу его ликвидировать.
Даже собирался ликвидировать. Могу это сделать хотя бы сейчас.
- Кто тебе поверит?
- Глазами будет видно. Нос у меня изменит форму. Будет нормальный,
тонкий, даже с горбинкой.
Не ведал я, что это пустяковое замечание решит мою судьбу. Когда все
зависит от одного слова, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
- Совсем другой нос? - вскричал визгливый женский голос где-то у меня
за спиной. - Красивый нос, тонкий и с горбинкой?
На сцене появилось новое действующее лицо: пышная женщина лет около
сорока с красным лицом, как бы пылающими щеками, жирными, ярко намазанными
губами и невзрачным носом-пуговкой. Она выскочила вперед, и у всех мужчин
разом изменилось выражение. На лице у главаря, державшегося этаким властным
Наполеоном, появилась заискивающая угодливость. Видимо, пьшнотелая
красавица, жена или возлюбленная, очень нравилась ему, щупленькому
коротышке. Помощники его криво заулыбались, морщась. Вероятно, они не
одобряли главаря, который их "на бабу променял". На лице же Джереми
выразилось тупое, покорное отчаяние. Я все это замечал. Я уже отошел от
побоев и напряженно боролся за жизнь, старался найти любую ниточку.
- А мне ты сделаешь красивый нос? - спросила женщина.
- Могу сделать прямой, могу с горбинкой, могу орлиный, могу длинный,
могу короткий.
Я отвечал не наобум, не блефовал. Я и раньше обдумывал, как
приступиться, если мне захочется не себя изменять, а другого.
- Пол, дорогой, - обратилась женщина к коротышке, - заставь его
переделать мне нос. Потом уберешь, это всегда успеется.
- Мне нужно время, - сказал я. - Недели две. Нужна свобода. Нужно
еще...
Инспектор прервал меня. Самый злобный народ - предатели. Хуже, чем
враги.
- Босс, не узнаю тебя! - вскричал он. - Что ты развесил уши и слушаешь
этого обманщика? Плетет тебе сказки, чтобы время оттянуть. Где это слыхано,
чтобы носы менять по настроению. Нюх у него от природы собачий, вот он и
пользуется. Время ему нужно. Да кто сторожить будет? Ты, что ли? Целых две
недели?
- Даю два часа, - сказал главарь.
- С природой не поторгуешься. У природы свои темпы.
- Даю два часа
А что сделаешь за два часа? За два часа изменений наглядных не будет.
Впрочем...
- За два часа я вылечу рану. Это убедительно будет?
- За два часа?
Потрясенное молчание.
- Действуй! Если рану заживишь, будет разговор. Не выйдет - пеняй на
себя.
Теперь уж я мог распоряжаться. Я потребовал, чтобы мне создали условия.
Тишина полнейшая, занавески на окнах, темнота. Пусть стоят за дверью, пусть
стоят под окнами, но молча. Даже шептаться нельзя - это отвлекает. И чистая
вода нужна мне и бинт. Если есть пенициллин, хорошо бы шприц. Еще сок, лучше
всего лимонный. Нет, еды не нужно, еда не усвоится за два часа - не успеет
поступить в кровь. Сахар можно. Шоколад, если есть.
- Шоколадные конфеты годятся? - спросила женщина почти робко.
Нет, я не был на сто процентов уверен в успехе. Ран лечить мне еще не
приходилось. Но ведь все равно надо же было заняться самолечением. Вероятно,
это не сложнее, чем самореконструкция.
- Свет гасите, - распорядился я, вытягиваясь на полу.
Гангстеры вышли чуть ли не на цыпочках. Женщина еще вернулась,
подсунула мне подушку под голову.
Самолечение описано у Рамачараки в "Хатха-йоге" - популярном изложении
индийской народной медицины. У меня приемы те же. Сначала надо
сосредоточиться. Для этого дышат в такт с биением сердца Постепенно весь
организм вводится в ритм. Вот уже и сердце тебя слушается, и кровь тебя
слушается. Ты дирижер своего тела. Приступай к лечению. Йоги рекомендуют
после этого направлять прану в больной орган.
Прана - это энергия. По их понятиям, нечто сложное и таинственное.
Вероятно, подразумевается кровь, и больше ничего. Лично я приказываю крови
притекать к ране. Нервам приказываю усилить боль, обратить на рану особое
внимание.
"Хатха-йога" рекомендует даже уговаривать больные органы словами:
"Милое сердце, пожалуйста, не подведи меня, возьмись за работу, соберись с
силами", "Ранка, моя хорошая, засыхай, будь добра". "Эй, печень, не ленись,
не упрямься, как ослица!" Конечно, дело тут не в словах, клетки тела слов не
понимают. Но слова позволяют сосредоточить внимание, думать неотрывно о
больном месте.
Не знаю, многим ли йогам удается это лечение самовнушением. Я отвечаю
за себя. Я это могу делать, потому что у меня особый секрет. Заслуга не моя,
а делать могу. У меня кровь подчиняется воле.
Не словами я даю задание, а воображением. Я представляю себе, как по
жилам бежит горячий ток. Представляю себе, как струится кровь из раны,
смывая словно теплой водой всякую грязь. Минуты две струится, и довольно.
Воображаю, как стягиваются мышцы, смыкаются, словно сжатые губы. Сошлись,
замкнули сосуды, ни кровинки на рубце. Воображаю, как срастаются смежные
клеточки, нити соединительной ткани входят в ткань, миллионами нитей
сшивается рубец. Воображаю, как нарастает новая кожа, младенчески-розовая,
нежная и гладкая.
Воображаю, как нога болит, пылает, жжет, как она налилась багровым
сгустком крови. Воображаю, как зудит заживающий рубец и как пульс стучит,
приливая к ране: тук-тук, тук-тук.
Неотрывно воображаю два часа. Очень это утомительно, воображать два
часа подряд.
Но вот скрипят двери. Так же на цыпочках гангстеры осторожно и
почтительно входят в комнату. Зажигают свет. Жмурюсь. Отвык.
- Гляди-ка, с лица спал, - говорит женщина с откровенным сочувствием. -
С лица спал. И почернел весь.
- Время истекло, - напоминает главарь очень мягким голосом. В нем
слышится готовность продлить срок, если я попрошу.
Но мне самому интересно посмотреть, что у меня получилось. Боли как
будто нет. Но, может быть, я внушил себе, что боль прошла. Разматываю
повязку.
Младенчески-нежная, мягкая, розовая кожа на правом бедре. Как бы пятно
после зажившего ожога.
- Матерь божья! - Женщина истово перекрестилась.
Боксер сказал:
- Дьявольщина!
- Небесное проклятие! - прохрипел Гора Мяса.
- Провалиться мне в ад! - прошептал коротышка-главарь. Сильнее ругани
не нашлось в английском языке. Даже гангстеры не знали.
ГЛАВА 5
На моем триумфе присутствовало четверо. Ушел Плащ. И ушел инспектор
Джереми. Больше я его не видел. А о судьбе узнал дня через два, совершенно
официально, через печатное слово.
Вот что было написано в газете:
"ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО НА ПРОЕЗЖЕЙ ДОРОГЕ"
Кто убийца? Не красный ли?
ИЗУВЕРСТВО ИЛИ РАСЧЕТ?
11 августа поутру 15-летняя дочь фермера Жанна Дюваль, выйдя на поле
своего отца, заметила сиреневого цвета машину "паризьен", стоявшую на
обочине. Первоначально девочка не обратила на нее внимания, поскольку
горожане нередко останавливались на ночевку в своих машинах на этой тихой
дороге. Но время шло, солнце поднималось все выше, накаляя кузов, а машина
продолжала стоять. "Неужели пассажиры спят до полудня?" - подумала
трудолюбивая девочка. С детства привыкнув к труду, она не представляла себе
такой бессовестной лености. Движимая возмущением, а также и любопытством,
Жанна, покончив с дойкой коров, приблизилась к машине и заглянула внутрь. О
ужас!!! Кровь леденящая картина представилась ее глазам. На переднем сиденье
лежал мужчина в белье. Голова его была разбита, лицо покрыто запекшейся
кровью, руль, обивка сиденья - все было в крови. Жанна с криком бросилась к
отцу. Опытный в житейских делах фермер немедленно сообщил в полицию по
телефону, указав фирму, цвет и номер машины. Без труда удалось установить,
что машина эта принадлежит инспектору полиции Грегору Джереми. Прибывшие на
место происшествия работники розыска опознали в убитом своего коллегу.
Выяснено, что накануне вечером, около 18 часов, инспектор выехал из города
совместно с иностранцем мистером К..., приехавшим недавно из Москвы для
ознакомления с достижениями полиции нашего континента. Трагически погибший
Джереми вез гостя в свой коттедж, видимо, для дружеской беседы. Остальное -
тайна. Непонято, каким образом машина оказалась за триста миль от коттеджа
Джереми; непонятно, почему убийца снял с убитого мундир, а самое важное:
неизвестно, куда делся и какую роль во всем этом играл приезжий, сидевший в
машине. Все это предстоит выяснить нашей опытной полиции. Мы не
сомневаемся..." и т.д.
Далее шли интервью. Жанна рассказала, что она учится в школе,
математики терпеть не может и мечта ее - сниматься в кино. Жена убитого
поведала, что я с самого начала был ей несимпатичен (вот уж не
догадывался!), она с первого взгляда поняла, что я с нехорошими целями
приехал в Новый Свет. Какой-то деятель муниципалитета пространно заявлял,
что власти чересчур доверчивы к иностранцам и близоруко допускают массовый
приезд из подозрительных стран. И только Кэйвун из всех опрошенных
предположил, что убийцу надо искать среди похитителей картин. Мнение его
было напечатано, но микроскопическим шрифтом, и тут же под жирным заголовком
"Ищите!" был помещен мой портрет в профиль и анфас, перечень примет (даже
родинку на скуле рассмотрел кто-то) и указания на то, что я могу появиться в
мундире убитого, поэтому надо обращать внимание на полицейских, говорящих с
иностранным акцентом, в особенности с раскатистым "ар" и с неправильным
"ти-эйч".
- Пожалуй, тебе не стоит высовывать носа, - сказал мне Пол Длиннорукий
(таково было прозвище главаря шайки в уголовном мире). - Обвинение в
убийстве - вещь серьезная, особенно для иностранца. Иностранцу тут
выпутаться трудно. Пожалуй, лучше отсидеться в неприметном убежище. Сама
судьба привела тебя на наш уединенный островок.
Этот разговор был одним из многих в долгой цепи, потянувшейся с первой
же ночи.
- Ладно, я поверил в твое умение, - сказал тогда Пол, оправившись от
первого изумления. - Раны заживлять ты способен. А теперь переделай нос моей
девчонке. Какой нос ты хочешь, Салли, прямой или горбатый?
- Переделывать чужой нос - задача очень сложная, - сказал я. - Это
требует времени и времени. Отвезите меня в Монреаль, я постараюсь сделать
это до отъезда.
Я уже говорил, что давал обещание не наобум. Правда, до сих пор я еще
не пробовал метаморфизировать других, но не раз думал, как подойти к такой
проблеме.
Суть в том, что моему сознанию клетки тела подчиняются, у всех других
людей клетки независимы и своевольны. Казалось бы, препятствие
непреодолимое. Но я подумал: нельзя ли сделать так, чтобы клетки чужого тела
слушались приказов моего мозга? Как я отдаю приказы? Через посредников. Я
начинаю с воображения, воображение воздействует на нервы и железы, железы
меняют состав крови. Кровь тоже посредник в метаморфозе... Но кровь мою я же
могу перелить в чужое тело. Не будут ли тогда чужие клетки выполнять приказы
моей полновластной крови?
Гадательно. Спорно. Рискованно. Но у меня же не было выбора. И я сказал
с напускной уверенностью:
- Отвезите меня в Монреаль. Я это сделаю до отъезда.
Гангстер расхохотался:
- Мальчик, ты на редкость непонятлив для своего возраста. Условия
ставлю я. Цап вообще предлагал тебя ликвидировать ("коп" - сцапать, обычное
прозвище полицейских в Америке), и он прав: так разумнее и безопаснее. Но я
оставлю тебя в живых, если ты поправишь носик моей подружки, подправишь, не
выходя из этого дома. А если не сумеешь, отдадим тебя Цапу и дело с концом.
Я сказал:
- Я гражданин иностранного государства. Вы ответите по закону...
- Милый, все-таки ты здорово туп. Боксер тебе отшиб мозги, что ли. Я не
политикан, я киднэппер, я человек вне закона. Конечно, я отвечу закону, если
закон меня сцапает, но сначала он должен сцапать. Почему-то это не всегда
удается. Щелочек много в законе для вертких. И главное, я не понимаю, какая
тебе польза, если я отвечу по закону за твою гибель, безвременную и
скоропостижную.
- Я не боюсь, - сказал я. - И пусть ваша Салли остается курносой.
- А мы поступим по правилам киднэппинга, - сказал он. - Как, ты не
знаешь этих правил? В вашей стране нет киднэппинга. Боже мой, какие же у вас
отсталые, доморощенные преступники! Правила такие: уведя козленка, ты
извещаешь встревоженных родителей, что они получат свое чадо за такую-то
сумму. Если родители упрямы и скупы, через неделю посылаешь им левое ушко
чада. Еще через неделю - второе ушко. И ждешь еще три дня...
- А потом? - вырвалось у меня.
- А потом ликвидируешь залог. Ничего не поделаешь, издержки бизнеса.
Значит, родители попались черствые и жадные, бессердечные люди, которые
трясутся над деньгами, капиталы им дороже ребенка. С такими лучше не иметь
дела.
- И вы убивали детей? - спросил я почти с любопытством.
К моему удивлению, Пол перекрестился.
- Бог миловал, - сказал он. - Я не встречал таких изуверов среди
родителей. Но Барба, мой незабвенный учитель, преславно кончивший жизнь на
электрическом стуле, говаривал, что он не имеет возможности содержать приют
для отпрысков всяческих скупердяев. "Жадность поощрять не надо", - говорил
Барба.
Все это было так чудовищно, что я просто не поверил. Я сказал, что мои
родители давно лежат на кладбище и едва ли будет толк, если мои уши будут
посланы туда. А против посылки моего уха в посольство я не возражаю.
- Да, понимаю, тут случай особый, - сказал старый бандит. - Ты себе
вырастишь новое ухо за два часа. С тобой другой разговор. Заупрямишься -
жить не будешь. И два дня дается на размышление.
Для убедительности меня оставили на два дня без еды.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг