Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
хладнокровнее?  Они  летали  на  два  года меньше, но велика ли разница - твои
двадцать пять или их двадцать три?"
    И награжденный, стуча кулаком, кричит с надрывом:
    "Отказываюсь от молодости! Кому передать? Решайте сами!"
    Мать-старушка приходит, сияя, в свой дом. Говорит мужу:
    "Отец, поздравь!"
    Старик  обнимает  ее,  сдерживая  слезы.  Сам-то он не удостоен. Сорок лет
прожили вместе, но всем известно: материнские заботы больше. Всхлипывает:
    "Прощай, голубушка! В той молодости найди хорошего мужа!"
    Сорок лет вместе! И вот уже награжденная рыдает, цепляется за старика:
    "Не хочу я другой молодости! С тобой жила, с тобой стариться буду!"
    Так, Лада?
    - Конечно,   супругов   нельзя  разлучать,-  говорит  Лада.-  Старик  тоже
заслуженный. Он же отец двенадцати хороших детей.
    - А  древняя старушка, мать награжденной? А сестры ее, верные помощницы? А
из  двенадцати  детей  всем  ли дадут молодость? А- если никому? Как ни верти,
всюду слезы, чьи-то привилегии, чьи-то обиды. Хорошо получается, Лада?
    Лада молчала, смущенная.
    - Продолжаю  рассказ: у себя дома за столом сидит средний, но достойный во
всех   отношениях  человек.  Он  пишет  жалобу:  "Прошу  пересмотреть...  Меня
обманули.  Со  школьных  лет  призывали  быть  многолучевым.  Я  поверил...  я
послушался... я старался. За это меня наказывают смертью. Жизнь дают маньякам,
сидящим  в  затканной паутиной каморке. Почему меня не предупредили в детстве?
Разве я не мог стать маньяком?"
    Еще продолжаю. Одна из зрительниц говорит дочери:
    "Милая,  выходи  замуж  за  физика  и  угождай ему. Он противный малый, но
что-нибудь  изобретет...  И  заслужит  вторую молодость для себя и для тебя. А
любимого  своего бросай. Это душа-человек, добряк, но слишком скромный. Никому
не покажется заслуженным".
    Другой зритель советует брату:
    "Явишься  в  Дом  отчета,  рассказывай басни про какие-нибудь проекты. Чем
нелепее,  тем  скорее заинтересуются. Лепи наобум: "Дескать, переменю человеку
мозги,  сделаю  быстродействующими,  как  у вычислительной кибы". Проверять не
будут. А захотят проверить, ври напропалую:
    "Ничего не успел, доделаю в следующей молодости".
    Разок покривишь на словах, затo получишь целую жизнь".
    Третий говорит:
    "Там,  на суде, все решается криком... - Другу советует: - Собери побольше
крикунов,  пусть  вопят  что есть мочи: "Ему, ему!" Я тоже для тебя покричу. А
через год подойдет моя очередь, ты приходи ко мне кричать".
    - Но ведь это нечестно! - возмутилась Лада.
    Ксап перестал улыбаться. Лицо его стало сердитым.
    - На Земле нет нечестности двести лет, Лада, потому что "каждому дается по
потребностям". Нечестность неприятна, а кроме того, не приносит никакой выгоды
в  наше время. Но "не вводи человека в искушение", говорили _древние. Сама ты,
Лада,  уверена,  что  не  покривишь  душой,  если  жизнь твоего мужа... твоего
сына...  можно будет спасти нескромностью и нечестностью? Человеку не под силу
сказать: "Мой сын обыкновенный, убивайте его спокойно!"
    - Как  странно,  Ксан  все видит в черном свете,- сказала Лада мужу, когда
они остались одни.
    Рхор пожал плечами:
    - Стариковская  психология.  Заскорузлый  мозг  боится  напряжения.  Новое
требует  переосмысления,  умственного  напряжения, а старое, какое ни на есть,
улеглось  давно.  Но  между прочим, я тоже член Совета, мы там возобновим этот
спор.

    ГЛАВА 9. ЕСЛИ ВСЕМ...
    СОВЕТ ПЛАНЕТЫ

    Выдержки  из  протокола  заседания  от  3  мая  2205 года. Ксан. Друзья, я
внимательно  прослушал убежденную речь Гхора и с удивлением отметил в ней одну
черту,  свойственную  горячим,  юным, увлеченным и пристрастным изобретателям.
Им,  молодым  изобретателям, так хочется добиться признания, что они громоздят
все   возможные   "за"   и  не  замечают,  что  один  довод  исключает  другой
категорически.  Мне  нет необходимости долго спорить с Гхором, потому что Гхор
сам опроверг Гхора.
    Что он сказал в своем выступлении?
    Первое:   открыв   ратомику,   человек   наконец-то   получил  возможность
удовлетворить  любые  желания,  взобрался на гору, где можно расположиться для
блаженного  покоя.  Погоня  за  продлением жизни лишит нас заслуженного покоя,
вынудит снова пуститься в трудную дорогу.
    Второе:  погоня  за продлением жизни заставит людей выбирать самые трудные
пути  в жизни, соревноваться в творчестве и соревнование это обеспечит быстрый
прогресс...
    Так  за  что  же  ратует  Гхор  -  за блаженный покой или за стремительный
прогресс?  Ведь  эти  состояния взаимоисключающие. Если прогресс - значит, нет
покоя, а если покой - значит, нет прогресса.
    Г х о р. Каждый выбирает по своему вкусу, по склонностям, по способностям.
    К  с  а  н.  Дорогой  Гхор, вы слишком плохого мнения о людях. Нормальный,
здоровый  человек не выберет бездеятельность. Человеку присуща любовь к труду,
активность.  Это  норма  психологии.  И  я замечал, что воспеватели блаженного
покоя почему-то подсовывают покой другим, отнюдь не себе. Гхор не хочет покоя,
и  я не хочу, и ни один человек в этом зале и за стенами зала тоже. Не следует
считать  себя  совершеннее  других.  Вы  заботитесь  не  о  людях,  Гхор,  а о
выдуманной схеме, об абстрактном лентяе, не существующем на Земле.
    Гхор.  Я не могу считать себя знатоком психологии и не хотел бы вступать в
дискуссию  о  тайнах  человеческих  эмоций.  Я физик, я ратомист, я практик. Я
уважаю цифры и держусь на ясной почве школьной арифметики.
    Статистика говорит, что на Земле умирает ежегодно около миллиарда человек.
Институты  мозга  всего  мира  могут  принять  в этом году для омоложения одну
тысячу,  тысячу  из  миллиарда.  Так  же  арифметика  говорит, что от тысячи к
миллиарду   путь   долог.   Чтобы   увеличить  промышленность  в  тысячу  раз,
потребовалось два века - двести лет. Допустим, здесь мы возьмем темпы в тысячу
раз  выше:  в результате потратим двести лет, даже сто или пятьдесят. Хотим мы
или  не  хотим,  но  мы  поставлены перед необходимостью двести лет заниматься
выбором,  решать,  кому жить, а кому не жить. Необходимость, неизбежность, и я
предлагаю  прийти к этому трудному делу с открытыми глазами, не прятать голову
в песок, воображая, что все сделается само собой.
    Мы  вынуждены  выбирать  тысячу  в  этом  году, две тысячи в будущем и так
далее. Выбирав, приобретем опыт.
    Опыт  подскажет нам оптимальный процент: сколько людей нужно оставлять для
блага  человечества.  Я  лично  думаю, что оптимальный процент не сто... Может
быть,  я  ошибаюсь, это выяснится на опыте. Мы вступаем в переходный период от
кратколетия к долголетию. Ксан как историк подтвердит: без переходных периодов
не  обойдешься.  А  у  переходов  свои  законы,  и  с  этими  законами следует
считаться.  Суть  состоит  в том, что отбор уже начался и надо договариваться,
как  его  проводить,  Ксан.  Я  благодарен  Гхору  за  то, что он позволил мне
перенести разговор в область исторических сравнений.
    И   совершенно   правильно,   что   переходные   периоды   -  историческая
необходимость.  Они  бывают  длительными,  это  тоже  верно, но длина-то у них
различная, вот в чем суть.
    Действительно,   железо   входило   в   быт  тысячу  лет,  но  телевидению
понадобилось  только  тридцать,  а  всеобщее  ратоснабжение - хорошо, что Гхор
напомнил  вам,-  было  введено  за один год всего лишь. Верно, переходы бывали
долгими, но длина их сокращается по мере развития техники.
    Гхор  считает,  что на этот раз переход займет у нас два века, и ссылается
на  арифметику.  Я  же  приводил  более  сложные, не мною составленные расчеты
экономистов, из которых следует, что, понатужившись, вернувшись к семичасовому
или  восьмичасовому  рабочему  дню, мы обеспечим всеобщее омоложение уже через
пять - восемь лет.
    Пять  лет  или  двести  -  разница  принципиальная.  Пять  лет  - короткое
напряжение,  быстро забывающееся, очередная война с природой. Двести лет - это
десяток поколений. Это уже эпоха со своими законами, укладом и даже моралью. О
морали хотел я напомнить.
    Мы с вами живем при коммунизме, и основной порядок, закон распределения, у
нас  -  каждому по потребности. Но такой порядок существует только два века, а
до того тысячелетиями законом было неравенство: немногим - лакомства, прочим -
черствые  корки;  один  наряжал жену в парчу, прочие - в лохмотья; один жил во
дворце,  большинство - в трущобах; один учил детей у лучших профессоров, лечил
у  лучших  докторов,  большинство не лечило и не учило вообще. Таков был закон
общества  в  прошлом,  и люди привыкли к нему, считали законом бога, рождались
для неравенства и умирали в неравенстве.
    Не  надо воображать, что они были злющими, наши предки. Они тоже мечтали о
добре,  твердили: "не убий", "не лги", "будь вежлив и справедлив" и прочее. Но
жизньто  противоречила  этим  заповедям.  Плут,  грубиян  и  наглец  пролезал,
толкаясь локтями. Скромный и честный уступал дорогу за счет своей семьи, своих
детей  обрекал  на  худшую  судьбу.  Поэты  писали: "С милым рай в шалаше", но
женщины-то  знали,  что  в  шалашах  голодно  и  холодно,  в  шалашах младенцы
простуживаются,  И  можно ли винить женщин, что они мечтали о богатом женихе и
сохраняли верность нелюбимому, чтобы детей не обрекать на нищету?
    К чему я ворошу все это забытое? К тому, что в нашу жизнь входит временное
неравенство,  а  Гхор  предлагает его растянуть, закрепить и узаконить. Одним,
меньшинству,-  жизнь  продленная,  другим - однократная, по старинке короткая.
Наши предки ссорились за лучшие условия жизни, потомкам угрожают свары за срок
жизни.  Можно ли требовать скромности, честности и уступчивости, если уступать
придется жизнь своих детей, если скромность - это твоя смерть?
    Гхор.  Но  я  же говорил о научном подходе к отбору, объективной оценке, о
статуте общественных судов.
    К  с а н. Да, я понял вас. Но я сомневаюсь, что, выслушав двадцатиминутный
отчет  человека,  можно  дать  объективную оценку его жизни. Сколько тут будет
зависеть  от  впечатления,  приятной  внешности,  от  умения говорить, выгодно
подать свои достоинства]
    Гхор.  Зачем сейчас толковать о мелких подробностях? Допустим, я предложил
не  лучший вариант. Можно повысить объективность судов, если вести учет заслуг
всю жизнь.
    К  с а н. Гхор, но это ничуть не лучше. Представьте, построена плотина или
дом  -  чья заслуга? Многих. Надо делить проценты. Те же общественные суды, но
из-за   де-.   лежки   очков.  То  же  некрасивое  стремление  присвоить  себе
незаслуженно  большую  долю.  Не  окажется  ли  у  финиша  не  лучший, а самый
беззастенчивый,  без  устали  ссорящийся  за проценты? Пожалуй, все учреждения
будут  заняты  не  работой,  а  учетом заслуг, и все советы, вплоть до нашего,
круглый  год  будут  разбирать  жалобы  получивших  отказ  в  продлении жизни,
приговоренных к смерти от увядания.
    Будем  смотреть  правде  в  глаза:  неравенство  в  долголетии  приведет к
оживлению  эгоистической морали. Вот почему я стою за то, чтобы напрячь усилия
и  за  пять  лет  перейти  ко  всеобщему продлению жизни, а на эти пять лет не
вводить  ни  суды,  ни отборы, ни споры, а записывать всех умирающих, и записи
хранить  на  складах,  пока  не будет осуществлено всеобщее и равное продление
жизни.
    Гхор.  Я  несколько  удивлен,  что  Ксан, знаток человека и человеколюбец,
такого  плохого мнения о наших замечательных современниках. Я лично думаю, что
наши  люди поймут необходимость, проявят сознательность и глубокую честность в
самооценке.  Быть  может,  некоторые,  слабые  душой, заколеблются, но неужели
из-за  этих  слабодушных  обрекать  на  смерть  всех, кого мы можем спасти уже
сегодня?
    Ксан. Я сказал: не "обрекать на смерть", а "записывать и хранить записи".
    Гхор.  Нет  никакой  уверенности,  что  ратозапись  можно хранить пять или
десять  лет. Притом мы даже к всеобщей записи не готовы: нет оборудования, нет
хранилищ, нет специалистов. Обучение займет лет шесть.
    Ксан. Шесть месяцев.
    Гхор.   Допустим.  Но  и  в  эти  полгода  люди  будут  умирать.  Отбор  -
неизбежность. Будут трудности. Но не для легкой работы выбирают Совет Планеты.
    Ксан.  Я  все сказал. Наш спор записан и будет приложен к "Зеленой книге".
Люди прочтут, продумают, проголосуют.
    Гхор. Прошу прощения, при чем тут "Зеленая, книга"? "Зеленая книга" выйдет
в  конце  года,  сейчас  май. Сегодня мы обсуждаем чисто экономический вопрос:
ассигновать  ли  часы  на восстановление умерших и по какому принципу отбирать
тысячу  человек  для  опытов? Я предлагаю сделать это в рабочем порядке. Пусть
каждый член Совета внесет в список троих.
    Ксан (задыхаясь). Вы хитрите, Гхор, хитрите!
    Ксан  в  тот  день чувствовал себя худо, так неважно, что даже в Кремль не
полетел  на  ранце,  предпочел медлительную и комфортабельную наземную машину.
Однако  важного сообщения пропускать не хотелось. Могла возникнуть полемика, в
полемике  требуется  быстро  найти возражения. Впрочем, Ксан считал свою точку
зрения   неоспоримой.   Существует   коммунистический  принцип  -  каждому  по
потребностям.  Каждому,  каждому,  каждому, невзирая на заслуги и погрешности.
Есть у людей потребность продлить жизнь?
    Ксану  казалось  сначала,  что  Гхор  упускает  из  виду  этот  принцип по
неопытности,  по горячности, в пылу спора. Нужно только объяснить терпеливо, и
он  поймет  ошибку.  И  Ксан  был  откровенно удивлен, встретив упорство, даже
изворотливость  у  противника. Гхор возражал и возражал; говорил о чем угодно,
но  обходил  главное:  как  удовлетворить потребность? И в голову Ксана начало
закрадываться  сомнение:  "Полно, печется ли Гхор об общих потребностях? О ком
же?  Не о себе: ведь ему жизнь уже продлили. Но пожалуй, о себе подобных. Гхор
-  выдающийся  ученый,  он  первый в мире оживленный, он счастливчик, баловень
судьбы,  избранник  фортуны,  у  него и психология избранника. Бессознательно,
эмоционально ему хочется закрепить особое положение избранников.
    И  при  этом  Гхор проявляет черную неблагодарность. Его самого спасло все
человечество,  вложило  двести  миллионов  часов,  а теперь, оживленный общими
усилиями, он возражает против спасения своих спасителей".
    Так  подумал  Ксан, вслух ничего не сказал. В Совете Планеты не полагалось
говорить  о  личностях  и  личных  мотивах.  Представлены  доводы - будь добр,
возражай  на  доводы.  Ксан говорил об истории, экономике, морали, о человеке,
его  желаниях  и слабостях. Говорить было трудно. Боль, утихнувшая было, снова
возникла  в  груди,  поползла  в  левое  плечо.  Это  очень  мешало.  Внимание
раздваивалось:  Ксан  прислушивался  к  словам  и  к боли внутри. Одновременно
обдумывал возражения и напоминал себе:
    "Говорить  надо  покороче,  чтобы  сил  хватило,  и  дышать поглубже, и не
волноваться, только спокойствие придержит боль".
    А  Гхор  был  молод,  стал молод, и говорил не стесняясь. Он намекнул, что
Ксан-историк  не разбирается в точных науках. И еще он сказал, что Ксан-старик
жаждет  покоя  и  покою  готов пожертвовать тысячу жизней. Это было клеветой и
отчасти  страшной истиной. Действительно, если всеобщую ратозапись отложить на
полгода,  за  это  время  умрут многие, в том числе и та тысяча, которую можно
было  бы спасти. Но ведь именно сам Гхор предлагал растянуть переходный период
на полвеца и предлагал отдать смерти девяносто девять процентов людей, а Ксана
упрекал, что он жертвует тысячу-другую избранников.
    И  Ксан  поднялся  было,  чтобы  ответить,  но боль заполнила грудь, комок
поднялся  к  горлу,  и  Ксан  не  стал  возражать. Подумал: "Стоит ли? Надо ли
произносить  речь  для  самозащиты?  Это  несолидно,  в  Совете  Планеты  даже
неприлично.  Тень, наброшенная Гхором, коварна, но призрачна. При внимательном
чтении люди разберутся". Сказал только:
    - Спор записан. Люди продумают, проголосуют...
    Выдавил  слова  и сел в кресло с широко открытым ртом, стараясь проглотить
комок, мешающий дышать. Сел и услышал:
    - ...чисто экономический вопрос,- говорил Гхор.
    Это  был  ловкий  процедурный  ход.  Ксан-то  понял  в одно мгновение. При
всеобщем  голосовании  Земля высказалась бы за всеобщее оживление, конечно. Но
экономические   вопросы   решали   избранники  планеты.  И  Гхор  обращался  к
избранникам  ("каждый  внесет  в  список троих"): о себе позаботьтесь сначала.
Ксана  упрекал  в  неверии  к людям, а сам играл на слабой струнке эгоизма. До
чего же он не уважал людей, этот одиночка, выросший в пустыне!
    Ксан приподнял непослушное тело.
    - Вы хитрите, Гхор! - выкрикнул он.- Хитрите!
    Хотел  еще  добавить: "Не забывайте присягу!" Вступая в Совет Планеты, все
они давали обещание: "Не для себя, не для семьи, не для друзей, не для родного
города, не для языка и расы занимаю я место в Совете Планеты". Хотел напомнить
-  и  не  смог.  Блестящая эмаль засверкала перед глазами. Потом набежала мгла
серо-зеленого цвета с огненными кругами и погасла, все стало черным-черно.
    Было  тошно,  так  нестерпимо  тошно,  что  жить  и дышать не хотелось. Из
черноты  Ксан  возвращался  к  эмалевому  блеску, от блеска - назад в черноту.
Иногда  из слепого внешнего мира доносились слова. Ксан не видел ничего, но, в
общем,  знал, что его перенесли в соседнюю комнату, дают кислород, проясняющие
пары,  вводят  в  вену  гормоны, к сердцу подсоединяют электродиктат. Потом он
услышал озабоченный голос Гхора:
    - Ратозапись! Срочно, немедленно!

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг