профессии. К сожалению, до нашего тысячелетия обычно это был военачальник. В
мрачные периоды застоя, когда господа стремились сохранить свое господство,
удержаться, замедлить, застопорить рост, власть нередко захватывали жрецы,
проповедники отказа от земного счастья, сторонники бездействия в этом мире. В
эпохи великих споров вождями становились мастера зажигательного слова -
ораторы, адвокаты, проповедники, реже писатели, слишком медлительные в
дискуссиях. Когда споры кончились и человечество стало единым, кто возглавлял
единое хозяйство планеты? Хозяйственники - инженеры, эконоксты, строители
каналов, островов и горных кряжей. Но в последние годы, после веков орошения и
осушения, замечается новый поворот. Экономические задачи решены, с
необходимыми хозяйственными заботами мы справляемся за три-четыре часа. Труд
необязательный стал весомее обязательного. На что направить его? Что дает
счастье? И все чаще мы видим во главе человечества знатоков человеческой души:
воспитателей, педагогов, литераторов, философов, историков".
Ксан написал эти слова еще в молодости, будучи рядовым историком. Он не
подозревал, что пишет о самом себе.
"Витки исторической спирали" были главным трудом его жизни. О витках
спирали он размышлял и писал десятки лет. Его увлекала диалектическая игра
сходства и несходства. Человечество идет все вперед, каждый виток нечто новое.
Новое, но подобное старому, подобное старому, но по сути - иное.
Ксан изучал прошлое, писал для специалистов старомодным, даже сложноватым
языком, но книги его расходились миллиардными тиражами, читались взахлеб
молодежью и стариками, обсуждались на Совете Планеты.
Потому что с тех пор, как человечество изгнало эксплуататоров, на Земле
началась эпоха сознательной истории и страны больше не плыли по течению. Люди
хотели понимать причины застоя и предотвращать их, хотели предвидеть трудности
и готовиться к ним заранее. И действительно, застоя не было с двадцатого века
начиная.
"О непредвиденных последствиях в истории" - так назывался очередной труд
Ксана.
Еще в древности жители Двуречья, вырубая леса в горах, обезводили Тигр и
Евфрат и свою же страну превратили в пустыню. Энгельс приводит этот пример.
И разве испанцы, в погоне за золотом покорившие Америку, думали, что они
ведут свою страну к нищете?
Именно эта работа о непредвиденных последствиях и привела Ксана в Институт
новых идей. Был такой институт, куда с надеждой и волнением несли толстые
папки со своими проектами и предложениями самонадеянные молодые люди, упрямые
неудачники, энтузиасты вечного движения, душевнобольные маньяки и гениальные
изобретатели. Чтобы найти алмазные крупинки в мутном потоке заблуждений,
требовалось большое терпение, большое искусство и большая любовь к людям. Ксан
выслушивал авторов проектов с удовольствием. Он вообще любил слушать и
обдумывать, говорить предпочитал поменьше. Даже составил для себя правила
обдумывания; позже они вошли в наставления для рядовых слушателей Института
новых идей:
1. Помни, что твоя задача-найти полезное, а не отвергнуть бесполезное.
2. Нет ничего совершенно нового, и ничего совершенно старого. В необычном
ищи похожее, в похожем не упусти необычного.
3. Не забывай о неожиданных последствиях. Во всяком достижении есть
оборотная сторона. Усилия вызывают сдвиги, и не всегда приятные.
4. Наука, как и жизнь, развивается по спирали. Следовательно, чтобы идти
вперед, нужно своевременно сворачивать. Большой рост требует принципиально
новых решений, а прямое продолжение ведет в тупик.
Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что видный историк, философ
непредвиденных последствий и директор Института новых идей, стал главой Совета
Планеты - первым умом человечества. И в Совете Ксан, как прежде, обсуждал
вселенские проекты, но поступившие не от одиночек, а из институтов и академий.
И как прежде, в его кабинете висела табличка с теми
же заповедями: "Твоя задача - найти полезное, а не отвергнуть
бесполезное"...
И в Совете Планеты Ксан был по-прежнему неразговорчив, выступал редко,
высказывался коротко, предпочитал выслушивать и обдумывать. Слушал на
заседаниях Совета, слушал в своей приемной, слушал в кабинете, читал доклады
статистиков и таблицы опросных машин, но, кроме всего, проводил, как он
называл, выборочные опросы; проще говоря, затесавшись в толпу где-нибудь на
аэродроме, в клинике, в театральном фойе или на заводском собрании, слушал, о
чем спорят люди. Со временем мир узнал эту манеру: широкогрудым бородачам,
похожим на Ксана, каждый торопился высказать свое мнение о жизни, ее
устройстве и неустройстве. Один журналист воспользовался этим, ходил по
улицам, приклеив окладистую бороду, потом выпустил книжку "Меня принимали за
Ксана".
Ксан прочел ее усмехаясь... и попросил еще десятерых журналистов бродить с
приклеенной бородой в толпе.
Слышанное и прочитанное Ксан любил обдумывать в сумерки. Он жил на одном
из островов Московского моря; дом его окружал большой тенистый сад с
запущенными дорожками, спускавшимися к воде. Под вечер ветер обычно стихает,
листья перестают шелестеть, кроны и кусты сливаются в темную массу. Ничто не
отвлекает, не останавливает внимания, дышится легко, шагается прямо.
В этом тенистом саду размышлений и принял Ксан Зарека с его учениками.
Старики шли под руку. Ксан делал шаг, Зарек - два.
А сзади, словно гвардейская охрана, вышагивала рослая молодежь: Ким, Сева
и Лада между ними.
- Только не пускай там слезу, Лада,- сказал ей Сева в дороге.- Разговор
будет, по существу, медицинский, экономический. Ксана надо убедить, показать,
что мы народ дельный, надежный.
- Разве я плакса? - возразила Лада.
Излагал идею Зарек. Шагающие сзади друзья могли быть довольны.
Зарек был точен, как ученый, и красноречив, как лектор. Под конец он
сказал:
- Гхор только в силу вошел. Столько сделает еще замечательного. Да что
убеждать вас, Ксан! По себе же мы знаем. Только-только набрали опыт, только
разобрались в деле, только поняли жизнь, а сил уже нет, природа приглашает на
покой.
- Да? Вы успели понять жизнь? - переспросил Ксан.
Голос его выражал любопытство, а не иронию, но Зарек осекся, смущенный. -
Значит, двадцать миллионов часов на одного человека? - переспросил Ксан. - И
потом попросите прибавки?
- Эти усилия окупятся. Будет проведено полное ратомическое обследование
организма. Мы восстановим Гхора и научимся восстанавливать любого...
- Вот это важно - любого. Обязательно любого! Но тогда уже не надо будет
тратить двадцать миллионов часов на каждого, не правда ли?
- Нет, конечно. Важно найти метод. В дальнейшем будет в тысячу раз легче.
- "В тысячу раз" - литературное выражение или арифметическое?
- Примерно в тысячу раз.
- Хорошо, двадцать тысяч часов на оживление человека. Это ведь немало.
Они, молодежь, не знают, в юности не считают времени, но мы-то с вами
понимаем, Зарек, что означает двадцать тысяч. При нашем четырехчасовом рабочем
дне человек успевает проработать тридцать - сорок тысяч часов за всю жизнь.
Стало быть, если я правильно считаю, придется вернуться в двадцатый век, к
семичасовой работе, чтобы обеспечить всем продление жизни. Это удвоение
человеческого труда. Все ли согласятся на длинный рабочий день?
- Я уверен, что все,- вмешался Ким, краснея под взглядом Ксана.
- А я не уверен, юноша. Пожилые-то согласятся, к которым костлявая стучит
в окошко. А молодежь не может, не обязана думать о смерти, всю жизнь трудиться
с напряжением, чтобы отодвинуть смерть.
- Молодежь у нас небездумная. И не боится тяжкого труда,- вставила Лада.-
Даже ищет трудностей, даже идет на жертвы, радуется, если может пожертвовать
собой. Так было всегда, еще в героическом двадцатом...
Ксан пытливо посмотрел на нее, на Кима, на Севу.
- Хорошо, три представителя молодежи готовы идти на жертвы. Спросим теперь
старшее поколение. Зарек, как вы считаете, старики пожертвуют собой для
молодежи?
- Всегда так было, Ксан. Во все века отцы отдавали себя детям.
- Да, так было. Отцы выкармливали детей, а потом умирали, освобождая для
них дом и хлебное поле. Учителя обучали учеников, а потом умирали, освобождая
для них место на кафедре и в лаборатории. Это было горько... а может, и
полезно. Не будем переоценивать себя. Мы знаем много нужного, а еще больше
лишнего. У нас багаж, опыт и знания, но с багажом трудно идти по непроторенной
дорожке. Мы опытны, но консервативны, неповоротливы.
У нас вкусы и интересы прошлого века. Что будет, если мы станем
большинством на Земле, да еще авторитетным, уважаемым большинством? Ведь мы
начнем подавлять новое, задерживать прогресс. Может быть, наша жажда
долголетия - вредный эгоизм? Может быть, так надо ответить этим трем героям:
"Молодые люди, мы ценим ваше благородство, но и мы благородны - вашу жертву
отвергаем. Проводите нас с честью, положите цветы на могилку и позабудьте,
живите своим умом. Пусть история идет своим чередом". Так, что ли, Зарек?
Профессор растерянно кивнул, не находя убедительных возражений. Он не
решался встать на позицию, объявленную Ксаном неблагородной. Но тут вперед
выскочила Лада.
- Вы черствый! - крикнула она.- Вы черствый, черствый, старый сухарь, и
зря называют вас добрым и умным. Считаете часы, меряете квадратные метры,
радуетесь свободному пространству. А нам не тесно с любимыми, нам без них не
просторно, а пусто. Мы им жизнь отдадим, а не два часа в день. У нас сердце
разрывается, а вы тут часы считаете. Черствый, черствый, сухарь бессердечный!
Она подавилась рыданиями. Сева кинулся к хозяину с извинениями:
- Простите ее, она жена Гхора, она не может рассуждать хладнокровно. Я же
предупреждал ее, просил не вмешиваться.
И Зарек взял Ксана под руку:
- Давайте отойдем в сторонку, поговорим спокойно. Она посидит в беседке,
успокоится...
Но Ксан отстранил его руку:
- Не надо отходить в сторонку. Она права: мы все сухари. Когда женщина
плачет, мужчина обязан осушить слезы.
И позже, проводив Ладу и ее довольных друзей, Ксан долго еще ходил по
шуршащим листьям и бормотал, сокрушенно покачивая головой:
- Друг Ксан, кажется, ты становишься сентиментальным. Женщины не должны
плакать, конечно... Но ты же понимаешь, какую лавину обрушат эти слезы.
Впрочем, если лавина нависла, кто-нибудь ее обрушит неизбежно. Ладе Гхор ты
мог отказать, но историю не остановишь. Нет, не остановишь.
ГЛАВА А. ШИМПАНЗЕ НЕ ГОДИТСЯ
Весь год весь мир занимался восстановлением Гхора. Повсюду в медицинских и
ратомических институтах были созданы лаборатории восстановления жизни.
Ратозапись тела Гхора размножили, разделили на части и разослали во все страны
света. Головной мозг изучался в России, спинной мозг - в Северной Америке,
скелет - в Южной, рот, глаза и уши - в Африке, сердце - в Индии...
Лишь в одном месте Гхор существовал весь целиком, и то в виде разборной,
расчерченной мелкой сеткой модели.
Модель эта стояла в диспетчерской штаба по спасению Гхора, а главным
диспетчером был Сева. С утра до вечера стоял он у селектора, десять раз в день
совершая кругосветные путешествия, резким голосом, требовательно напоминал:
- Аргентина, вы обещали сдать всю полосу УВ к первому числу. Выполняете
слово?..
- Филадельфия, вы задерживаете поясничные позвонки!..
- Мельбурн, я получил мизинец, спасибо. Все в порядке. Приступайте к
безымянному пальцу...
- Осака, как у вас дела с гортанью? Микрофлора сложная? Так оно и должно
быть. Неясность с ратозаписью? Хорошо, высылаю вам инструктора...
Сева беседует со всем миром, а Том безвыходно в лаборатории. Окружен
приборными досками, индикаторными лампочками, проекторами, реостатами. Он
занят ратомедицинскими машинами, ибо без техники нельзя прочесть ни единой
записи. Ведь в одном мизинце Гхора сотни миллиардов клеток, и в каждой клетке
триллион атомов, и каждый записан тысячью ратобукв. Записано, a прочесть
нельзя: жизнь коротка, людей на планете мало.
Приходится обращаться за помощью к машинам.
Есть ратомашина читающая: она упрощает запись, распознает клетки. Следит
за ратолентой вогнутым своим глазом и печатает лучом на фотонитке: н-н-н-н -
нервные
клетки, м-м-м - мышечные, к-к-к-к - костные, э-э-э -красные кровяные
шарики, л-л-л - белые. Иногда попадается: ??? - нечто неизвестное машине, чаще
всего незнакомые ей микробы. Их надо рассмотреть и вредные исключить. Зачем
оживающему Гхору вредные микробы? (Тут, между прочим, возникают открытия.
Найдены в записи неизвестные науке микробы. Вредные, бесполезные или нужные?
Идет проверка. Молодой врач Носада пишет { ученый труд: "О штаммах микрофлоры
в гортани Гхора".)
Есть ратомашина сличающая. Ей дается образец: нормальная, идеально
правильная клетка, нормальное чередование, нормальная молекула. С нормой она
сличает ратозапись, указывает отклонения. Отклонения нужно осмотреть
внимательно не машинным - человеческим оком: какой в них смысл, полезны или
вредны? Омертвевшие клетки долой, вклеим в ратозапись живые. Непонятное
отклонение? Изучим. Не таится ли и здесь полезное открытие?
И есть, наконец, ратомашина печатающая, подобная читающей, но работающая
противоположно - не от тела к записи, а от записи к телу. Она нужна, когда
исследование закончено, составлен проект реконструкции мизинца, без вывиха и
отека, без склеротических отложений, без мертвых клеток, составлен и переведен
на машинный язык: м-м-м... к-к-к... э-э-э... Считывая эту диктовку, машина
изготовляет по ней ратозапись, запись вставляется в ратоматор, мгновение - и
мизинец готов. Еще месяц он живет в физиологическом растворе, проверяется,
копируется, вновь режется хирургами. И наконец курьер увозит тяжелую коробку с
ратозаписью в Серпухов, а Сева мажет красной краской еще несколько кубиков.
И странное дело: за всеми этими хлопотами исчез Гхор. Австралийцы думают о
пальцах, японцы - о гортани, Сева-о кубиках, Том - о ратосчитывании, идут
споры об органах и органеллах, нормальных и патологических, о срезе No 17/72,
о слое УВ, о квадратике ОР-22. Гхор исчез. За деревьями нет леса.
В Австралии-левая рука, в Японии-горло, в Австрии - пищевод, а мозг - в
Серпухове. Лада работает в отделе мозга. Перед ее столом экран, на нем
амебообразные, с длинными нитями нервные клетки. И схемы молекул белковых и
нуклеиновых с буквами АБВГВГАА и т. д. Лада-непосредственная помощница Зарека.
Изучает часть мозга, связанную с переживаниями (эмоциями)-радостью, горем,
надеждой, разочарованием, ликованием, страхом, любовью и гневом. Где-то здесь,
в этой области она называется гипоталамической,- по мнению Селдома, прячется
счетчик жизни, часы, отсчитывающие сроки молодости и старости. Если Солдом
прав, работа Лады самая важная. Все труды пойдут прахом - австралийские и
австрийские, если указатель счетчика не будет переведен на "молодость".
Суровая, осунувшаяся, еще более красивая, наклоняется Лада над
микроскопом.
Ким думает про себя:
"Какая выдержка, какое долготерпение! Наверное, невыносимо тяжело все
время иметь дело с мозгом мужа. Не предложить ли ей другое занятие?"
Но он деликатно молчит, не решает бередить раны.
А бесцеремонный Сева, тот спрашивает напрямик:
- Теперь ты знаешь тайные мысли мужа, Лада?
Ким ужасается. А Лада, к его удивлению, отвечает спокойно:
- Я не думаю об этом, Севушка. Для меня тут нет никакого Гхора. Гхор живет
в моей памяти: он сила, он гений, он воля и характер. А здесь серое вещество,
и я должна изучать серое вещество, чтобы вернуть силу, гений и нежность. Тут
любви нет, тут нервные клетки. Это не стихи, это бумага, на которой они
пишутся.
Месяцы шли, и рассредоточенный по миру Гхор постепенно собирался. Шкаф для
ратозаписей наполнялся коробками, разборная модель стала красной почти вся.
Белых кубиков не осталось совсем, желтых и голубых не так много, но почти все
в мозгу. Тело Гхора можно было восстановить, но Гхора восстановить не
решались. Мог получиться здоровый человек со старым мозгом, несчастный, даже
больной психически.
Не в первый раз совершенство человеческого организма мешало медицине. Так
было с несовместимостью тканей. У ящериц легко прирастали чужие ноги, у
человека этого не получалось. И со счетчиком старости та же трудность.
Ведь у человека, кроме химической, кроме нервной, есть еще регулировка
генетическая, эмоции, воля...
А в памяти перемены отмечались не только химически: там происходила
перестройка, отростки нервных клеток перемещались, изменялись касания...
Если бы имелась запись мозга Гхора десятилетней давности, задача была бы
проще: восстанови прежнее строение мозга - и все. Правда последние десять лет
исчезли бы из жизни Гхора, он не знал бы даже о женитьбе на Ладе.
Однако ратозапись имелась только одна - посмертная.
По записи нашли разрушенные участки, но не было известно, что следует
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг