В лавопроводе было жарко. Кое-где висели предупреждающие плакаты:
"Берегись, стены обжигают!", "Берегись, не отстегивай шлема!", "Не снимай
рукавицы, обваришься!" Возле плакатов прикреплены были термометры, и каждый
показывал больше предыдущего - 150, 170, 200 градусов! А люди все шли и шли,
понурив головы, - прямо в сердце страшного вулкана.
Но вот впереди замелькали огни, стала видна массивная машина. Перед ней
копошились такие же круглоголовые фигуры, задевающие шлемами за кровлю. Одна
из них кинулась навстречу прибывшим.
- Отчего так долго? Лава уже в трубе! К комбайну нельзя подойти!
Сергей слышал каждое слово. Очевидно, в костюмах людей были и небольшие
радиопередатчики.
Теперь было видно, что произошло в лавопроводе. Неожиданно лава
проплавила стенку забоя и проникла в комбайн. Машина была затоплена
наполовину, как бы вросла в камень. Станина, рычаги, зубчатые колеса, валы и
тяги тонули в твердеющем базальте. Комбайн напоминал начатую скульптуру,
очертания которой еще спрятаны в камне и угадываются с трудом.
Темная лава казалась прочной и безвредной. Но когда один из рабочих с
силой воткнул в нее ломик, пробитая дырка засветилась раскаленным угольком.
Температура "под тонкой корочкой была около тысячи градусов.
- Надо срочно взрывать. Через час будет поздно, - сказал старший
подрывник. - Разрешите приступить, товарищ инженер?
- Приступайте!
- А как добраться до машины?
- Свяжем шесты, подсунем заряд поближе.
- Шесты коротки... Здесь метров десять, не меньше!
Трудность состояла в том, что нужно было не только взорвать комбайн, но
и очистить дорогу лаве. Сильный взрыв мог принести только вред - обрушить
свод и закупорить лавопровод. Следовало произвести множество небольших
взрывов, раздробить комбайн на мелкие куски, чтобы прорвавшаяся лава без
труда вынесла их. Но как сделать это, если к машине и подступиться нельзя?
Инженер был в явном затруднении. Десять метров лавы, пышущей
нестерпимым жаром, отделяли людей от механизмов. Положить заряд перед лавой
на расстоянии десяти метров от комбайна? Получится ли нужный эффект? Связать
заряд и бросить его вперед, как бомбу? Но при броске могут выскочить
взрыватели или, еще хуже, взрыв произойдет прежде, чем успеют отойти люди.
Внезапно один из рабочих, тот у которого на спине был телепередатчик,
вскочил на застывшую лаву. Бросок! Короткая перебежка. Вплотную к экрану
приблизилась дверца комбайна. Видимо, смелый прыжок удался. Лишь в одном
месте лава была продавлена, на ней виднелся огненный, медленно затухающий
след. Если бы не асбестовый костюм, смельчак остался бы без ноги.
Только одному рабочему удался такой бросок. Старший подрывник пытался
последовать за ним, но провалился по щиколотку. Неудачника подхватили под
мышки и вытащили из лавы.
- Не надо! -крикнул первый. - Справлюсь один.
Волей-неволей все остальные вынуждены были только помогать. Подрывники
с помощью шестов подталкивали к смельчаку пакеты жароустойчивой взрывчатки,
похожей на безобидные бруски мыла, а он перелезал через рычаги, распределял
их, привязывал к валам, шкивам, стойкам, щитам...
Инженер велел всем молчать и один отдавал приказания.
- Возле наличника две шашки! Пусть лопнет по диагонали. В углы по
четыре шашки! Углы - самое прочное место. На рычаги одну шашку, тут и одна
разнесет все вдребезги.
- Шнур отрезай ровно! Не оставляй лохматых концов! Вставляй в капсюль
осторожно! Тяни на станину. Подложи асбеста, чтобы шнуры не загорелись, -
добавлял старший подрывник, тот, которого вытащили из лавы.
На тесном экране едва умещались громоздкие детали машины. Ползая по
комбайну, рабочий, естественно, не думал о телепередатчике, и Сергей видел
то пол, то, потолок, то стальные ребра машины, то продавленное лавой
слюдяное оконце.
Наконец взрывчатка была распределена. Инженер распорядился: "Ставь
стрелку на сто пятьдесят и заводи". Сто пятьдесят минут - два с половиной
часа было дано подрывникам, чтобы выбраться из лавопровода. Надолго
задерживать взрыв не стоило. Лава могла сжечь проводку.
Опять на экране появилась дверца комбайна. Детали резко уменьшились,
как бы отпрыгнули.
Сергей понял, что смелый подрывник вторично форсировал лаву. Все
обошлось благополучно, он занял свое место в ряду белых фигур. Цепочка их
заколебалась, удаляясь от комбайна.
7
Несколько часов подряд, почти не отрываясь, глядел Сергей на экран,
волнуясь сначала за судьбу вулканоэлектрической станции, потом за жизнь
людей в лавопроводе. Но все кончилось благополучно: препятствие устранили,
люди вышли вовремя. А тока все не было. Когда же дадут ток? И снова Сергей
начал сочинять мысленно жалобу - не то генералу Рокотову, не то на генерала
Рокотова.
Вдруг в непроглядной тьме затеплились красноватые огоньки... Постепенно
они желтели, набирали яркость и силу. Вновь черная громада вулкана
опоясалась электрическими гирляндами.
Телефонный звонок. На этот раз и звук у него приятнее, не хриплый, а
чистый, звонкий, торжествующий. На проводе начальник строительства:
"Давайте, товарищ Новиков. У нас полный порядок".
Программа действий давно разработана. Сергей звонит на обсерваторию
сам. Трижды проверенные люди следят за состоянием атмосферы...
И вот наступает долгожданный момент. Дрожащим пальцем Сергей нажимает
заветную кнопку.
Что произойдет на этот раз? Грянет ли с неба молния, искорежит приборы,
разрушит надежды?..
Или ионизирующие частицы не пробьются сквозь толщу воздуха, не
достигнут ионосферы?
Сергей бросается к окошку. Гигантский светящийся столб вырос над горой,
ушел в темное небо.
С ионосферой соединились! Но пойдет ли ток?
- Бха, Володя, кто там на проводе? Передайте, чтобы включали...
Пойдет ли ток? Сергей напряженно смотрит на стрелку магнитного прибора.
Дрогнула, кажется?
А нужно смотреть не на стрелку, на небо следует смотреть, потому что
невооруженным глазом видно, как на звездном фоне бегут, переливаясь,
травянисто-зеленые, оранжевые, соломенно-желтые, перламутровые струи
искусственного полярного сияния.
Ток идет! Горит многоцветная лента над Охотским морем, над Даурской
тайгой, над пустынями и горами... В далеком Джанджаристане краснеют спирали
плиток и лампочек; гудят моторы; в электрических ваннах плавится руда,
растекаясь, как тающий воск; хлопают насосы, толчками выливая воду на
иссохшую почву. Получайте наделы, безземельные, безработные, многосемейные,
изголодавшиеся, обиженные!
Пришел русский ток!
Глава двадцать вторая
НЕ РАСПРЯМЯТСЯ СПИНЫ!
1
В первые годы своего существования независимый Джанджаристан жил на
суровом лимите.
Был лимит на электричество. Из-за нехватки энергии покойный Унгра не
разрешил строить Атомный институт. В городах выключали свет с девяти до
десяти вечера - это был час экономии. В каждой квартире на счетчике стоял
ограничитель. Если зажигаешь лампы слишком часто- щелк! -и сиди в темноте до
первого числа. Профессора университета писали просьбы: "Ввиду
государственной важности проводимого мною исследования прошу сверх лимита
отпустить мне 5 (пять) киловатт-часов в месяц".
Из-за лимита электрического сохранялся и лимит на воду. Механических
насосов не было. Скрипучие деревянные колеса поднимали воду из мутных рек на
поля. Крестьяне ревниво следили за робкими струйками, спорили, плакали,
дрались, калечили друг друга из-за воды. Земли и солнца хватало в
Джанджаристане. Урожай зависел только от воды.
Из-за водяного лимита держался и лимит продовольственный. Цены были
такие, что ремесленник и даже служащий никогда не наедались вволю. Только
люди зажиточные могли позволить себе роскошь быть сытыми каждый день.
И вот электрический лимит исчез. С севера хлынул поток энергии -
широкая электромагнитная река. Столько времени потратил президент Дасья,
разрешая тяжбы между городом и фабриками, трамвайной компанией и компанией
"Свет на дому" - яростные споры из-за скудного электрического пайка. И
только теперь впервые Дасья почувствовал себя щедрым хозяином богатой
страны. Просьба о постройке трамвайной линии? Пожалуйста, тока хватит.
Электрометаллургический завод? И завод обеспечим. Атомные лаборатории?
Обсудим, за энергией дело не станет. Лампочки в деревню? Да, это важное
государственное дело, готовьте проект. Установка такая: через десять лет
лучина должна быть забыта. Насосы? Насосы - в первую очередь!
Большое удовольствие получил Дасья, принимая Тутсхолда. Европейцу не
сиделось, он ерзал на подушках; попросив разрешения закурить, ломал спички и
давил сигареты. Президент ждал, глядя на неуверенные движения рук Тутсхолда
с набухшими венами и толстыми пальцами сердечно больного. Эти стариковские
пальцы столько лет держали за горло страну. Все начинания наталкивались на
эти загребущие руки. "Тутсхолду надо платить за уголь, Тутсхолду надо
платить за нефть, Тутсхолду надо платить проценты". И железные дороги не
строились, орошение задерживалось, не открывались школы и лаборатории.
Страна сидела на лимите, чтобы не переплачивать Тутсхолду за топливо, чтобы
расплатиться с тем же Тутсхолдом за топливо.
Европеец начал издалека. Он говорил о своих дружеских чувствах к
народам Джанджаристана, о честности и принципиальности в торговле и о том,
наконец, что из чистой дружбы, не желая наживаться на старинных клиентах,
компания Тутсхолду и Сайкла, не дожидаясь договорного срока, предлагает
снизить цены... скажем, на пятнадцать процентов.
Дасье захотелось расхохотаться. Попалась, старая лиса! Прижали тебя
ионосферным током. Ишь ты, "не дожидаясь договорного срока!" Понимает
хитрец, что договор не будет возобновлен...
Но долг вежливости - прежде всего. Нельзя смеяться в лицо гостю. Дасья
ответил такой же высокопарной речью. К сожалению, страна испытывает большие
затруднения. Всюду строительство, оно поглощает такие огромные средства. Он
лично рад бы... Тутсхолд и Сайкл - постоянные поставщики... традиционные
связи- глубокое уважение. Но договор может быть продлен только в том случае,
если цены будут решительно пересмотрены, скажем... уменьшены вдвое...
И Дасья испытующе посмотрел в лицо старому коммерсанту. Неужели
согласится? Едва ли. Простится, встанет, хлопнет дверью. Ну, скатертью
дорога! Теперь обойдутся без него.
Но Тутсхолд не уходит, мысленно подсчитывает расходы. Кое-что ему
все-таки останется. Обидно получать кое-что там, где твой отец загребал
золото лопатой. Ничего не поделаешь, времена не те.
- Мы с компаньоном обдумаем ваши условия, - говорит он. - С кем я
должен вести переговоры о деталях?
Проводив гостя, Дасья усаживается поудобнее и, улыбаясь, потирает руки.
Государственный человек должен быть сдержан, ему не пристало ликовать. Но
как же приятно быть сильным и щедрым! В два раза больше энергии за ту же
цену. В два раза больше!
И, придвинув к себе папку, на которой написано: "План орошения пустыни
Дхат", Дасья исправляет цифру: не сто тысяч, а двести тысяч наделов в
текущем году.
2
Хорошо быть сильным и щедрым!
Как было раньше? Существовал план государственного орошения, план
наделения землей безземельных - миллион семей за десятилетие. В кабинете
министров, в парламенте, на площадях висели красиво раскрашенные карты. Их
вывешивали на торжественных митингах. Слушатели мечтательно смотрели на
карты и вздыхали. Когда еще будет? И будет ли когда-нибудь?
Министерство земледелия раздавало около десяти тысяч наделов в год.
Десять тысяч наделов это капля в море народной нищеты. Вокруг желанных
наделов бурлила борьба - сильные отталкивали слабых, богатые давали взятки,
влиятельные просили за родичей, хитрые выдвигали подставных лиц. Дасья сам
утверждал список счастливчиков, но не мог же он лично обследовать десять
тысяч семей. Списки составляли чиновники, у чиновников были друзья,
знакомые, друзья знакомых. То и дело вспыхивали процессы о взятках,
незаконной перепродаже, спекуляции наделами.
Но все это - в прошлом. Сейчас на площадях и перекрестках стоят
плакаты: "Переселяйтесь на новые земли! " На базарах повсюду вербовщики.
Сидя на корточках, они водят указкой по планам, разложенным на земле. "Люди,
выбирайте любой! Кто хочет у самой реки - к воде ближе, кто хочет - поодаль,
где берег не подмывает". Князья приказывают челяди ловить на дорогах
незнакомых людей с бумагами, гнать палками прочь. Но ведь слуги - тоже
крестьяне и тоже безземельные. Поймав вербовщика, они выспрашивают шепотом:
"Правда ли, что воду дают даром? А налоги какие? И на сколько лет рассрочка?
"
... У подножья достроенной ионосферной вышки собрался митинг. Техник
Рамия читает вслух указ: "Желающим дается земля и вода. Каждый может
получить надел при условии, что через месяц он засеет его".
Рамия читает торопливо, он думает, что ему не дадут кончить, бросятся
расхватывать наделы. Но он дочитывает в глубоком молчании. Потом рождаются
вопросы: "Будут ли давать участки женщинам? Какие назначат подати? Как
расплачиваться за семена? Где взять орудия и буйвола? " И кто-то, так ничего
и не поняв, спрашивает тоненьким голоском:
- Кто будет князем той воды?
Еще не бывало в Джанджаристане воды без владельца.
Никто не подходит к столу, никто не спорит из-за участков. Сказываются
века угнетения. Неграмотный крестьянин недоверчив. Подпишешь, наденешь ярмо,
как потом выкрутиться? Неужели вода даром? Наверное, какая-нибудь хитрость.
- А подати не увеличат через год?
- Я сам поеду с вами, - говорит Рамия.
Ему не нужна земля. Он техник-электрик и
на орошенных землях будет электриком. Работа там однообразная - насосы
и насосы. Но так надо. Недаром на груди у Рамии цифра девять. Он борется с
девятью предрассудками и с десятым, не вошедшим в описок: считать, что
джанджаристанцы - отсталый, беспомощный, навеки нищий народ.
- Если ты будешь князем той воды, Рамия, пожалуй, мы пойдем за тобой.
Никак не возьмут в толк, что можно жить без князей.
Ночью в бараках никто не спит.
Блестят возбужденные глаза, мелькают жестикулирующие руки. Спорят,
надсаживаются, перекрикивая друг друга. Среди своих джанги и джарисы не
стесняются, на нарах нет молчаливых. А утром приходит к Рамии усталый
землекоп с женой и тремя детьми, тот, кто из первых поверил Сергею и
возвратился на стройку.
- Скажи по-честному, кто нас зовет на землю? - допытывается он. - Дасья
зовет? Этому я верю. Пиши меня, авось, голоднее не будет.
Потом подходят другие, толпа все гуще и гуще. Просит надел одинокий
старик, которого Сергей назвал "Данилушкиным". Нельзя сказать, что его тянет
к земле. Он просто лентяй. Лентяй всегда надеется, что на другой работе
легче.
Приходит вдумчивый десятник, за ним народ валит валом. Среди последних
бойкий Джаниджа ("Васей-монтажником" называл его Сергей). Всегда такой
расторопный, сегодня он медлителен и растерян. Ведь он горожанин, работа на
земле ему чужда. Но другие уговаривают Джаниджу: свое поле, свой дом, свой
погреб. В погребе молоко и вино, свои лепешки от жатвы до жатвы. И крыша над
головой. Нет нужды платить за каждую ночевку. Молодую жену приведешь в
собственный дом...
Джаниджа несмело улыбается. Есть у него девушка на примете. А жить было
негде. У самого место на нарах - две доски, пол-одеяла.
Вновь орошенные земли не так далеки от электростанции - километров
полтораста. Строительство дает грузовик. В кузов набивается человек
тридцать - делегаты, которые будут выбирать участки. Зной, скрипучая пыль на
зубах, Рамия стоит в кузове, держится за плечи соседей, трясется и
подскакивает на ухабах со всеми вместе.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг