7
Убийцу казнили на той же площади, где он поднял руку на президента. На
помосте, там, где верховный жрец Солнца ожидал процессию, возвышалась теперь
мрачная виселица. И из тех же окон, прячась за шторами, смотрели с
любопытством на толпу Тутсхолд и Сайкл;
- Сегодня еще больше народу, - сказал американец.
- Зрелище волнующее, - заметил Тутсхолд цинично. - В тот раз могло и не
быть убийства, а сегодня покажут наверняка.
Ровно в полдень на площадь вступил массивный слон, покрытый черной
попоной. В траурном паланкине восседал закованный преступник. Держался он
спокойно, даже рисовался спокойствием, с высоты посматривая на площадь.
- Артист, - усмехнулся Тутсхолд. - Вилли так и описывал его - местный
Геростратишко. Готов сжечь себя, лишь бы на него глазели.
Сайкл зябко передернул плечами.
- А вы уверены, что ваш Вилли уехал?
Тутсхолд посмотрел на него с презрением:
- Пейте ром, Сайкл, от вашего молока расстраиваются нервы. Вилли сел на
самолет за два часа до смерти Унгры. А иначе он был бы сейчас на слоне,
рядом с убийцей.
Слон между тем остановился у эшафота. Возница, нагнувшись, передал
преступника палачу, словно тюк с тряпьем. Палач повернул его лицом к толпе.
- Что он говорит? Что принято говорить перед казнью? -спросил Сайкл с
жадным любопытством.
- Не знаю. Не слышно. Молится, наверное.
А полезно было бы компаньонам услышать. Тогда, они не стали бы мешкать
у окна, а бежали бы, что есть мочи.
- Люди Джанджаристана, - кричал Дхаттабубия. - Простите, если можете!
Я, как ребенок, спаливший дом отца, наделал такое, что и смертью не
исправишь. Не петли я боюсь, а ваших укоризненных взоров, джанги и джарисы.
Для вас я пошел бы на подвиг, но рука лжеца направила мою руку. Он мазал
лицо ореховым соком, говорил по-джарийски, как джарис, а был на самом деле
европейцем и служил в банке Чарии. Люди, моя осмысленная жизнь кончилась,
сейчас я стану червяком под вашими ногами. Но вы остаетесь жить и думать,
подумайте, почему служащий банка желал убить президента?
- Ну, и хватит! - сказал палач и накинул преступнику платок на глаза.
Тутсхолд и Сайкл не слышали речи. Они удивились, почему толпа после
казни не расходится. "Никак не налюбуются", - заметил Сайкл. Потом
послышался звон разбитых стекол - в окна банка полетели камни. Над
решетчатой оградой показались сердитые лица. Распахнулись ворота. Какие-то
парни выворачивали руки монументальному швейцару. "Я же только сторож! " -
жалобно повторял он.
Теперь ясно слышны были крики: "А где тут европейцы, показывай! Нам они
расскажут правду".
Тутсхолд метнулся к телефону. "Полиция! Грабят банк, ломают двери!
Парламент? Сообщите вице-президенту: налетчики громят его банк! Комендатура!
Штаб главнокомандующего! Бунт! Восстание!! "
Сайкл бегал по комнате, ломая руки:
- Это все вы с вашей страстью к интригам. "Восток, восток! Жизнь тут не
ценится! " Расхлебывайте теперь. Я так и скажу: "Это все вы".
- Не смейте, идиот! Ни слова, иначе нас растерзают на месте. Они же не
знают ничего!
- Ничего! А если Вилли что-нибудь сказал лишнее этому проклятому
убийце.
- Сайкл, ни слова!
Послышались удары. Снаружи били по двери столом. Отскочили филенки,
беспомощно звякнули ручки, и в банковский кабинет ворвались гневные люди -
те, что воздвигали это здание и после уже сюда не допускались - каменотесы,
возчики, землекопы, ремесленники. Впрочем, и владелец магазина - тот, что
приходил к Дасье, тоже был здесь.
- Ага, вот вы где попрятались!
- Стой, стрелять буду! - хрипло крикнул Тутсхолд.
Дюжина рук схватила его. Упал на ковер изящный карманный пистолетик.
- Не бейте! Ай, не бейте!
Но тут за окном послышались звуки горна, цокот копыт. Полицейские
теснили людей лошадьми, стреляли из автоматов. Воинственный офицера прыгая
через убитых и раненых, вбежал в кабинет...
Тутсхолд, выпятив нижнюю губу, рассматривал себя в разбитом зеркале. По
подбородку у него текла кровь. Сайкл сидел на ковре и ругался на чем свет
стоит:
- Пусть буду я проклят навеки веков самым страшным проклятием, если
останусь в этой проклятой богом стране!
Старший компаньон поглядел на него сверху вниз:
- Ничего не дается даром, Сайкл. Нельзя всю жизнь сосать кровушку у
людей и не отдать ни капли своей. Увы, в этой стране бывают недоразумения,
Минуту назад я боялся, что вы не доживете до девяноста лет, как ваш дедушка,
хотя вы тоже пьете только молоко.
- А будьте вы прокляты с вашим остроумием!
8
Впрочем, Сайкл нарушил клятву - не уехал из "проклятой богом страны".
Как мог он. оторваться от волшебной кубышки, которая уже принесла ему три
доллара на доллар и обещала трижды три? Кем был бы он в Америке? Заурядным
миллионером, даже не придворным в свите Рокфеллера. Ему хотелось, чтобы
Тутсхолд уговорил его, и он поддался на уговоры.
- Потерпите! - говорил Тутсхолд. - Через несколько дней наш друг Чария
станет полновластным хозяином в стране и наведет здесь порядок.
Газеты придерживались того же мнения. Газеты приводили расчеты: в
парламенте 620 человек. Владетельные князья (56 голосов) и независимые (32
голоса) проголосуют за Чарию. "Независимыми" называли себя жрецы. Они
утверждали, что им не подобает считаться с партийными интересами, но
неизменно голосовали за реакцию.
Дасья мог рассчитывать на одиннадцать голосов коммунистов, на девять
левых социалистов, на профсоюзы и Крестьянскую партию (еще 42 голоса).
Главная партия парламента - Союз освобождения, партия, которую создал Унгра
и поддерживал деньгами Чария-отец, должна была отдать Чарии-сыну все свои
427 голосов. И мелкие правые партии были за него.
62 из 620 - так оценивались силы Дасьи.
И вот настал день голосования. В стране было неспокойно. Бастовали
портовые рабочие, бастовали железнодорожники, бастовали студенты
университета. По улицам городов ходили демонстранты с плакатами "Долой
банкира Чарию! " У дверей парламента дежурили пикетчики. "Не отступайте от
пути Унгры! "- требовали они.
В круглом зале парламента места были расположены амфитеатром. Первые
ряды, занятые знатью, блистали золотом и серебром. Середина шуршала белым
шелком национальных тюрбанов и халатов, в задних рядах сидели люди в серых
пиджаках - главным образом левые журналисты и адвокаты. А над ними, на
балконе, шумела публика, по-южному горячая и бесцеремонная.
Впрочем, были и почетные гости, например иностранцы. Они сидели в
ложах, возле президиума, и могли наблюдать, как по проходам зала лились
потоки-золотой, белый и серенький. Это шли к урнам члены парламента, чтобы
подать свой голос.
Перед началом подсчета Чария забежал в ложу своих
компаньонов-сообщников, поправил перед зеркалом цветной тюрбан и ордена на
шелковом халате.
- Я так нервничаю, так нервничаю, - сказал он скороговоркой. - На
улицах какие-то личности собираются в толпы. На парламент оказывают
давление. Это не конституционно.
Тутсхолд похлопал его по плечу:
- Друг мой, не волнуйтесь. Здесь, на скамьях, сидят почтенные люди, и
они, как все люди, понимают, где их выгода. Вы обеспечиваете прибыль и
порядок. Они - за прибыль и порядок. Я вижу: первый голос подан за вас. Это
хорошее предзнаменование. Идите, через полчаса вы будете президентом.
Действительно, начала работать счетная машина. Она зарегистрировала
первый бюллетень и над столом президиума, на экране, появились цифры:
Чария- 1, Дасья - 0.
- Ну, я иду! - воскликнул, бодрясь, будущий президент и, одернув халат,
вышел на сцену.
Мелькали на экране цифры - 10 : 0, 20: 0, 30 : 0... Ни одного голоса за
Дасью! В первых рядах нарастал смех. Ха-ха-ха! Провалился красный профессор!
Ни одного голоса! Кончена твоя карьера, голубчик. Вот, что значит идти
против всех! 50 : 0, 60 : 0!!!
И Сайкл хохотал, тыча кулаком в бок компаньона.
- Утерли нос, а? Идем с сухим счетом!
Расплывшийся в улыбке Тутсхолд пытался умерить восторги американца:
- Дальше будет несколько хуже, Сайкл. Сейчас идут бюллетени из первых
рядов. Галерка проголосует за красного. Сухого счета не получится. Мы
выиграем скромно - 500 : 120.
Вскоре ноль исчез. 80 : 1. Кто-то из белых халатов проголосовал за
Дасью. Триумфальное шествие кончилось, началась борьба. 100 : 12, 120 : 38,
150 : 75, 180 : 114, 200 : 137.
Сайкл уже не хохотал, и Тутсхолд не улыбался. Напряженно морща лоб, он
подсчитывал в уме: "Нам нужно, набрать 311, натянуть еще сотню с небольшим,
а Дасье - "почти две сотни. Но последние ряды - человек пятьдесят - все за
него".
210 : 155, 220 : 179, 230 : 201.
На двести пятьдесят четвертом голосе Дасья вышел вперед.
Красный от стыда и обиды, Чария бочком удалился с трибуны. Он знал
механику подсчета и понимал, что надежды нет. Впереди галерка - полсотни
надежных сторонников Дасьи. Провал, позорный провал! Почему же партия белых
халатов, все эти купцы, фабриканты, чиновники изменили Чарии? Голос неба?
Кара за соучастие в убийстве? Да-да, он соучастник: он знал... и не
предупредил. И утирая жестким занавесом слезы, Чария вздыхал и кусал губы.
Он стоял, кутаясь в занавес, одинокий, ненужный. Его не искали,
проходили мимо, не замечая. Незнакомый голос сказал:
- Я сам предприниматель и все же голосовал за Дасью. Нужно учитывать
настроения рабочих. Только Дасья может спасти нас от революции.
- А Чария просто глупец, - отозвался другой. - Надо же, накануне
выборов устраивает побоище у своего банка! Нельзя так беззаветно любить
деньга. Мы живем в трудное время. Во главе правительства неудобно ставить
жандарма.
"Жандарм! -вздыхал про себя Чария. - Докатился! А все проклятые чужаки.
Не надо было слушать их. Было же предчувствие... хотел предупредить Унгру...
".
260 : 274, 270 : 294, 283 : 311.
Триста одиннадцать! На один голос больше половины! Дасья победил!
Между тем "проклятые чужаки" тоже сводили счеты в ложе сбоку от сцены.
Гневный Сайкл наседал на растерянного Тутсхолд а:
- Проиграли! Провалились! А все вы - великий специалист по Востоку. "Я
знаю, куда и как ударить! Я понимаю душу страны".
- Кто же мог предполагать, что этот Дасья такой ловкач, - оправдывался
Тутсхолд. -При Унгре он был в тени, даже не выступал совсем.
- И я, как идиот, смотрел вам в рот, - сокрушался Сайкл. -Вы просто
индюк, надутый индюк! Знаете, куда ударить! Как бы не так! Ваши
единомышленники в Индии угробили богомольного старца Ганди. А что получили
взамен? Энергичного и решительного Неру. В Бирме они убили Аунг Сингха. Что
изменилось? Бирма все равно свободна, и Индия свободна. Ну, вот, мы
старались, рисковали жизнью, устранили Унгру. Что получили? Красного
профессора! Почему так произошло, объясните, вы, знаток человеческих душ?
Молчите? Я сам отвечу.
Если бы Сайкл спросил нас с вами, мы бы сказали примерно так: "Когда
нация борется за свободу, она выберет генерала, стоящего за свободу... и
отстранит того, кто предложит капитуляцию, будь он хоть семи пядей во лбу".
Но Сайкл не был бы капиталистом, если бы он рассуждал так. Для него
люди были стадом баранов. "Еще бы не бараны - столько лет позволяли стричь
себя! За вожаком они пойдут куда угодно", - думал Сайкл. Он спорил с
Тутсхолдом только о методах воздействия на вожака.
- Вот вы издевались над моим дедом, - говорил он. - Верно, дед мой не
кончал Оксфорда, но в его пятке было больше ума, чем в голове ваших лощеных
предков. Дед говорил: "Не ругай покупателя, за уши в лавку его не втащишь.
Лучше ты бей конкурента, чтобы не было других лавок в окрестности. Тогда
покупатель сам к тебе прибежит".
- Вы хотите объявить войну Советскому Союзу, Сайкл? По-моему, это не в
ваших силах.
- Тутти, не притворяйтесь дурачком. Я знаю, чего хочу. Нам нужно, чтобы
у президента глаза не косили влево. Унгра ждал электричество из России. Мы
подняли Гористан, разорвали электропередачу - это был ход. Дасья слушает
радио из Москвы - он надеется на какие-то там опыты. Надежду у него надо
отобрать - не жизнь, а надежду. Поняли меня, старый индюк?
А Новиковы праздновали победу и не подозревали, что их успехи тревожат
каких-то банкиров в далекой стране.
Часть вторая
РОЖДЕНИЕ ДЕЛА
Глава четырнадцатая
ПРОБЛЕМА ПРОМЕЖУТКА
1
Всякое изобретение начинается с мечты.
Мечтатели мечтают, не считаясь с человеческими силами и возможностями.
Им так хочется, вот и все основания.
Мечтают, выдумывают сказки о том, как седые волшебники возвращают
молодость старикам, выращивают яблоки в январе или показывают под землей
клады. И делают это с помощью заклинания или волшебной палочки - средствами
явно непригодными. А люди солидные, пожимая плечами, пишут трактаты о том,
что молодость вернуть нельзя, это противно религий и философии и сквозь
землю видеть нельзя, потому что земля твердая, плотная и вследствие этого
непрозрачная.
Солидные опровергают, а несолидные мечтают. Время между тем, идет,
разбиваются наука и техника, люди подчиняют пар, электричество я атомную
энергию, и в один прекрасный день какой-нибудь молодой ученый говорит:
- Помилуйте, довольно опровергать! Ведь старую сказку можно осуществись
с помощью Х-лучей, У-витамина или Z-процесса.
Мечта превращается в предложение.
От предложения к практике долгий путь лежит через опыты.
Химики -смешивают цветные жидкости в пробирках, врачи заражают и вылечивают
морских свинок, инженеры строят модели в сотую, десятую и пятую долю
натуральной величины, испытывают, улучшают, видоизменяют. Так продолжается
вплоть до генеральной репетиции. А после нее, на другой же день, газеты с
удивлением сообщают, что мечта стала явью, практическим делом.
2
Глаза человеческие устроены так, что ближайший километр кажется нам
самым длинным. Вблизи мы видим все кочки, различаем каждый камень на
ухабистой дороге, а даль, подернутая дымкой, манит нас многообещающей
неизвестностью. "Только бы добраться до перевала, - думаем мы, - а там и до
вершины рукой подать". Выкладывая последние силы, с трудом доползаем до
заветной черты - и что же? Вершина стала круче, выросла, даже отошла как
будто... и путь к ней преграждает отвесная пропасть. И мы, цепляясь за
корни, сползаем вниз, твердя себе в утешение: "Лишь бы спуститься, дальше
пойдет легче... ".
Два года Новиковы готовили полет в ионосферу. "Лишь бы доказать, что
ток пойдет. Дальше будет легче", - думали они. Ток пошел. И тут выяснилось,
что это не главная вершина, так - пригорок на пути. Вроде, никто и не
сомневался, что ток пойдет. Как подать его в ионосферу- вот в чем трудность!
Стокилометровая непроходимая пропасть отделяет проводник - ионосферу - от
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг