- Где тут станция очистки, отец, не знаете?
- А у доков, - ответил священник, - Выйдете на Андреевский спуск, -
ответил священник, - до конца, а там вниз и направо. Только сейчас там
никого нет, наверное...
- Да мне только спросить. Дежурный-то наверняка есть.
Я поблагодарил и направился к выходу. Какая-то женщина чуть не
столкнулась со мной в дверях - в смутном пламени свечей ее фигура казалась
нереальной, словно сошедшей с настенной росписи...Задев меня горячим плечом,
она прошла в глубь церкви, и я, обернувшись, успел увидеть, как она
торопливо опустилась на колени у алтаря...
За то время, что я был в церкви, снаружи кое-что изменилось - Подол,
одно словоь...В скверике раздавались возбужденные голоса - кто-то явно
кого-то бил. Я уже было хотел обойти свалку стороной - подростки со своим
территориальным инстинктом хуже разъяренных павианов, - вечно лупят кого-то,
кто забрел не на свою территорию или борются за переделы границ участка, но
потом сообразил, что бьют-то мажора.
Обычно у них хватает ума сюда не забредать - разве что с официальными
визитам, при охране и телевизионщиках. Мажор отбивался как мог, но во-первых
противники превосходили его числом, во-вторых, ему мешали крылья. Крылья у
них рудиментарные - с места поднять не могут, только поддерживают в воздухе,
но сейчас инстинкт взял вверх над здравым смыслом - мажор яростно хлопал
своими придатками, точно перепуганная птица, но только подпрыгивал на месте.
Какой-то малый отошел в сторону и поднял с земли обрезок железной
трубы - я понял, что дело зашло далеко, и преградил ему путь.
- Ты чего, мужик? - спросил парень почти дружелюбно. - Давай, вали
отсюда.
- Оставьте его, ребята, - сказал я, стараясь говорить как можно более
нейтральным тоном, - хлопот ведь не оберешься.
- Ты что, их шестерка, да? - парень распознал во мне чужака и голос его
стал жестче, - сверху, что ли свалился?
Он замахнулся обрезком трубы - я еле успел уклониться.
- Бей его, ребята! - крикнул он, - тут еще один!
Четыре бледных пятна обернулись в мою сторону, мажор воспользовался
моментом и вырвался из живого кольца. По-прежнему отчаянно хлопая крыльями,
он отбежал в сторону, споткнулся о какую-то колдобину и упал, но, падая,
извлек из-за пазухи медальон, висевший на длинном шнуре. Уже когда он поднес
его к губам, я сообразил, что это самый заурядный милицейский свисток.
Раздалась душераздирающая трель, подростки на миг застыли, потом,
сориентировавшись, вновь бросились к своей жертве, и в этот момент внизу на
спуске на звук свистка откликнулась сирена патрульной машины.
- Бежим, - крикнул кто-то, у кого реакция была получше, и стая вмиг
прыснула в разные стороны.
Я помог мажору подняться с земли.
- Спасибо, - приглушенно ответил тот.
По их меркам он был совсем молод - крылья еще не успели приобрести
характерный сизый отлив. Церемониться с сумасбродным юнцом было нечего, и я
сказал:
- Какого черта ты тут делаешь? Жизнь надоела?
- Это, - сокрушенно ответил мажор, утирая разбитую губу, -
недоразумение. Я им ничего не сделал. Просто шел по улице.
- Ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что вашему брату сюда и
днем заходить опасно.
Патрульный автомобиль приближался - он никак не мог развернуться на
узких улочках и остановился метрах в двухстах; патрульные высыпали из машины
и живописно окружили нас - точь-в-точь как в последнем эпизоде последнего
сериала - колени согнуты, оружие наизготове, стволы обращены в нашу сторону.
Вернее, в мою.
- Подними руки и отойди на пять шагов, - скомандовал старший.
Я спорить не стал - заложил руки за голову и сделал шаг в сторону.
- Обыщи его, Митяй, - велел сержант.
Только тут мажор вмешался - до сих пор он, видимо, занимался тем, что
приходил в себя. Они все немножко заторможенные - с нашей точки зрения.
- Оставьте его, это со мной, - поспешно сказал он.
Волшебная фраза.
- Тогда какого черта? - недовольно рявкнул старший.
Я решил, что пора бы уже и мне замолвить за себя словечко.
- Была уличная драка, - пояснил я, - на нас напали.
- Подростки, - пояснил сержанту Митяй, - я видел, как один бежал... Это
местная банда - как-то так они себя называют, "Белые акулы", что ли. Это они
после матча... возбуждены немножко... Киев-то Москве продул.
- Так матч неделю назад был, - заметил сержант.
- Вот я и говорю, - согласился Митяй. - Давайте-ка, уважаемые, мы вас
подбросим наверх - от греха подальше.
Это было разумное предложение и я уже открыл рот, чтобы согласиться, но
мой напарник неожиданно произнес:
- Спасибо, мы сами...
Я закрыл рот.
- Ну, - сухо сказал сержант, - как хотите...
В его тоне явственно читалась неприязнь - он и сам, должно быть,
терпеть не мог мажоров, - особенно тех, которые суются куда не следовало, а
потом отвлекают честных людей от их прямых обязанностей.
Он забрался в автомобиль и хлопнул дверью.
Я сказал:
- Ну и глупо.
- Мне тут надо... - сказал мажор неуверенно, - зайти в одно место.
- Вы выбрали неудачное время, - заметил я. Место он тоже явно выбрал
неудачное, но этого я говорить не стал.
- Я же на такси подъехал, - тоскливо сказал мажор. - За углом
остановил... подумал, неудобно. Кто ж знал, что обезъянки...
Я сухо сказал:
- Тебе, похоже, мало врезали.
- Ох, - виновато ответил он, - простите. Я не хотел. Так вырвалось.
- Ясно, - ответил я, - я понял.
- Нет...я, правда... меня зовут Себастиан... Я подумал...
- Ладно, - сказал я, - проехали. Пьер-Олесь Воропаев, сотрудник
Технологического центра.
- Так вы тоже? - обрадовался он.
Я спросил:
- Что - тоже?
Тут уж он явно растерялся. Потом пояснил:
- Я думал, вы в "Човен" идете. Вон в ту галерею.
Я вспомнил, что проходил мимо - дверь под нависающим козырком, стенка
размалевана причудливыми узорами...Галерея находилась за углом, но даже
отсюда было видно, что одинокое окошко все еще отбрасывает на булыжник
мостовой пятно теплого света.
- Чего мне там делать?
- Наверное, ничего, - вздохнул мажор. - Тогда... не проводите меня? В
порядке одолжения?
Ребятишки вполне могли разбежаться не очень далеко, подумалось мне.
Я вздохнул.
- Ладно. Только учти, если там есть телефон, ты вызовешь такси. При
мне. К подъезду.
Он покорно ответил:
- Договорились.
Двери в галерею были заперты, но сверху свисал шнурок - видимо, от
эдакого богемного колокольчика. Я подергал и, действительно, где-то в
глубине двухэтажного домика раздался мелодичный звон. Я прислонился к
сыроватой штукатурке, с которой на меня таращились совершенно нечеловеческие
рожи, и стал ждать. Мажор тоже топтался на крыльце, стараясь держаться от
меня на расстоянии. Брезгует... И какого черта они все время лезут в наши
дела - если испытывают к нам почти непреодолимое физическое отвращение, вот
что интересно... Тут он увидел, что я за ним наблюдаю, и слегка
придвинулся - видно, неловко стало. Вид у него при этом был несколько
напряженный. Господи, подумал я, мало мне Кима с его котом, так еще и этот
на мою голову...
Себастиан ни с того ни с сего сказал:
- А я брал уроки живописи. У Горбунова.
Я так и подумал, что малый с претензией. Но из вежливости спросил:
- И как?
- Он сказал, у меня верный глаз, - уныло ответил Себастиан.
- И твердая рука?
Он вздохнул.
- Да, он так и сказал.
В последнее время их молодежь просто помешалась на этой чертовой
политкорректности - знай, твердят то "вы ничем не хуже нас", то "мы ничем не
хуже вас" и рвутся в области к которым у них сроду никаких способностей не
было - вроде той же живописи. Видел я такую мазню - похоже на заключенную в
рамочку иллюстрацию из учебника по начертательной геометрии.
В коридоре раздались шаги.
Себастиан сказал:
- Колер мне не дается.
Даже это, подумал я, не причина, чтобы по темноте посещать галерею в
нижнем городе. Может, он за дурью сюда таскается? А вся эта живопись так,
для отвода глаз? Да нет, не похоже...Парень, вроде, приличный...
Но на всякий случай я спросил:
- Знаешь такого Шевчука?
- Адама? - обрадовался он, - А как же! Он заходит сюда... иногда...
Такой человек...А вы откуда его знаете?
- Так, учились вместе...
Дверь приоткрылась - если мужик, который осторожно выглянул в щелку, и
был владельцем галереи, то для художника он выглядел слишком нормальным, -
не то, что этот придворный шут Горбунов. Из чего я заключил, что он, скорее
всего, и впрямь неплохой живописец.
Он поглядел на томящегося на пороге Себастиана и открыл дверь пошире.
- Проходи, малый, - сказал он, - все уже ждут. А это кто?
Мажор явно был ему знаком, а вот на меня он косился с подозрением.
- Это со мной, - повторил Себастиан волшебную фразу.
- Бучко, - сказал художник, - Игорь Бучко. Я вроде как хозяин этого
борделя. А вы кто?
Я представился.
- Сотрудник Технологического Центра. - дополнил Себастиан.
- Да ну? - равнодушно произнес Бучко, - ну проходите...
Нижний этаж, в сущности представлявший один выставочный зал, тонул в
полутьме. Полотна на стенах слабо мерцали пурпуром, золотом и глубокой
синевой - я остановился, приглядываясь.
- Вон та - моя, - сказал Бучко, - слева, внизу.
На полумесяце сидел мажор и болтал ногой. Перекрещенные крылья
отбрасывали на очень условное лицо серебристый отблеск. Я сказал:
- Я бы повесил такую у себя дома.
- Это не критерий, - почему-то вдруг обиделся Себастиан.
- Напротив, - возразил Бучко, - это, пожалуй, единственный критерий.
Лестница была крутой и такой узкой, что Себастиану пришлось поднять
крылья над головой, чтобы не цепляться за перила.
Бучко шел последним. Я обернулся и тихонько спросил:
- Зачем он вам?
- Как же без них, парень, - неопределенно ответил Бучко, - как же без
них?
Я пожал плечами.
- Мажоры - они как бабы, - тем временем продолжал тот, - с ними нельзя
и без них нельзя. Верно?
- Насчет баб, верно, - согласился я.
Дверь в комнату на втором этаже - это ее окно светилось, - была
открыта, оттуда доносились приглушенные голоса.
Обычное сборище, все сгрудились у стола, накрытого с безалаберным
размахом, типичным для сугубо мужской компании - красное вино разлито по
граненым стаканам явно из стоящей на почетном месте пластиковой канистры,
горы зелени, щедрые ломти брынзы и круги кровяной домашней колбасы - кто-то,
завидев Себастиана, поспешно прикрыл ее газетой.
- Уж очень он нежный, - пояснил за моей спиной Бучко.
Я понял, что хочу есть.
- Кого это ты привел, приятель? - спросил кто-то, обращаясь не то к
Бучко, не то к Себастиану. Ответил Бучко.
- Из Верхнего города. С Себастианом он.
- Милости просим, Лесь, - сказал человек, скрытый канистрой, и я понял,
что это Шевчук.
Х Х Х
Я сел за стол - рядом с каким-то мрачным, худощавым типом. Бучко за
моей спиной тихонько сказал:
- Поэт-авангардист.
А Шевчук добавил в полный голос:
- На мясокомбинате работает. На разделке туш...
Печальна участь непризнанного поэта. Забавно - мажоры на кажом углу
вопят, что поощряют искусство - и впрямь ведь, поощряют. Беда в том, что они
консервативны до ужаса... Им нравится, чтобы понятно было... складно... и,
желательно, с моралью.
- Доходили до меня слухи, - тем временем говорил Шевчук, - доходили.
Ты, вроде, неплохо устроился - там, наверху.
- Терпимо, - ответил я, - ничего особенного.
- Научник?
- Да.
- А я, вот видишь, - Шевчук покрутил головой, - на станции очистки. И
еще в поликлинике местной... подрабатываю.
- Угощайся, - Бучко явно был тут за хозяина, - Тут все базарное. Вина
налить?
- Валяй.
Черт бы побрал Кима с его котом. Я чувствовал себя полным идиотом. Но,
на всякий случай, сказал:
- У тебя ж изо всех нас самая светлая голова была...
- Индекс толерантности, - угрюмо ответил Шевчук, - их штуки... так оно
и пошло. Ты-то всегда был соглашателем...
- Брось, - Под его мрачным взглядом я чувствовал себя неловко. А
поэт-мясоруб покосился в мою сторону и презрительно хмыкнул. - У тебя
выходит, что девяносто процентов человеческой популяции - коллаборационисты.
Если тебе уж так не нравятся мажоры...
- Я ничего не имею против мажоров, - Шевчук ткнул пальцем в сторону
Себастиана. - Вот он - мажор. Мне другое не нравится. Кто дал им право...
Пошло-поехало...
Я давно уже не имел дела с людьми с низким ИТ, отвык как-то. Если
верить пропаганде - кто ж ей, правда, верит? - у них с головой не все в
порядке. Асоциальные типы, ригидная психика, сверхценные идеи, то-се...
Сначала их даже пытались лечить, но американцы шум подняли, кое-что
просочилось в прессу, пришлось прекратить эту практику. Говорят, кое-кто из
мажорской верхушки тоже был против... Я и сам, помню, возмущался. Но из-за
чего тогда Шевчука опустили... какая-то темная была история.
Я отпил вина - кисловатое... явно домашнего изготовления.
- Какое там право, Адась? Исторически так сложилось...
- Сложилось... подавили они нас, с самого начала подавили. Теперь несут
эту бодягу, что, мол, человечество к технике неспособно, обезъяны, недавно с
деревьев слезли...Да не прижми они нас тогда, мы бы...
Я подумал про Кима и Наше Общее Дело. А вслух сказал:
- Сослагательное наклонение - штука коварная, Адам... Что было бы,
если...
- Америка... - Шевчук подлил стакан, - вон, вместо процентовки у них
квота согласно численности... нелицензированные исследования... и сразу -
какой технологический скачок... а мы плетемся в хвосте... да еще немного,
они нас так обгонят... Нет у людей традиций научного поиска? Чушь!
Консерватизм это, а не традиции.
В чем-то он, Адам, прав...Древний вид, очень древний...Да еще
обоеполый... то есть и с биологической точки зрения консервативный...надо
же, такой каприз эволюции...
- Может быть, вскоре... - вдруг со значением произнес Себастиан.
- Что - вскоре?
- У нас тоже есть прогрессивные политики...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг