одинаковыми... глаза утонули в черных провалах, словно их и не было; лишь
пустые глазницы... словно что-то страшное стерло все, что отличает одного
человека от другого... безликая шевелящаяся масса, точно крысы или дождевые
черви.
Я, было, снял зачем-то телефонную трубку - даже не отдавая себе отчета,
куда и зачем я собираюсь звонить, но телефон молчал. Потом, я, кажется,
заснул, а потом почувствовал, что в комнате что-то изменилось, словно стало
труднее дышать, и когда я поднял голову, то увидел, что в дверях стоит
Аскольд.
Он отодвинул часового, закрыл за собой двери и прошел внутрь. А уже
потом спросил меня:
- Можно?
Не понимаю, зачем он спрашивал, ведь он все равно уже вошел. Но я
сказал:
- Да... конечно...
- Я подумал, что у меня ты будешь чувствовать себя неловко. Хотел
по-домашнему...
Я оглядел свою комнату - почему-то она показалась мне нелепой; все эти
плакаты групп "Черный бабуин" и "Китайская стена", репродукции французских
абстракционистов, моя собственная неумелая мазня...
- Садитесь, старший...
Мебель у меня тоже была модерновая, хлипкая - он с трудом уместился в
кресле, но ничего не сказал. Только поправил:
- Родитель.
- Родитель...
- Ты уж прости, что я так... Но я боялся, что ты попадешь в беду. В
городе сейчас очень опасно, дитя мое...
- Со мной ничего не случилось.
- Ты вполне мог дождаться моих людей - зачем было убегать?
- Я не знал...
- Похоже на то... Нам пора объясниться - так, кажется, говорится в этих
дурацких романах, которыми ты зачитываешься? Разумеется, ты многого не знал,
дитя мое... А я не мог ничего тебе сказать - до поры до времени.
Я молчал, уставившись в пол.
- Что, не хочешь разговаривать с душителем свобод? Здорово же они, тебя
обработали, эти пустозвоны. Мне доносили, что ты таскаешься к каким-то
диссидентам... Ну да ладно, с этим покончено.
- Кто доносил? Шевчук?
- Шевчук? - он взглянул на меня и усмехнулся, - да нет - Гарик.
Почему-то мне стало полегче, что Гарик.
И он это понял.
- А что - Шевчук? Он ведь тебя совершенно беспардонно
использовал -неужто ты до сих пор не понял? А ты его героем считал? Борцом
за права человека?
Он говорил в точности как Лесь. И на миг мне показалось - может, он
понимает...Но я не успел ничего сказать, ни о чем спросить, потому что он
продолжил:
- Ведь что он такое, этот твой Шевчук - фикция. Обман зрения.
Я сказал:
- Не понимаю. Он что - твой человек? Провокатор?
Почему-то слово "человек" далось мне с трудом.
Он встал - должно быть, кресло все-таки было неудобным, - прошелся по
комнате, потом снова сел...
Я вдруг понял, что он очень устал. И держался из последних сил -
поскольку ему нужно было уладить еще одно дело; со мной...
- О, нет... Тут игра тоньше. В конце концов провокатора можно
разоблачить. Или перевербовать. А ты сделай из ничего убежденного
диссидента. Изгоя. Вот это будет шедевр... Это ведь тоже искусство, мой
милый - высшее искусство.
Найди самого способного среди них, самого амбициозного, подающего
надежды, отпусти вожжи - пусть поверит в себя, пусть начнет строить планы, а
потом прижми как следует... Обложи со всех сторон, не давай развернуться,
цепляйся ко всему... пусть уйдет из института, пусть вылетит с работы, пусть
живет в дерьме...А он гордый, а он не может смириться, а ему хочется. И
начинает он рыпаться, кричать, бить себя в грудь, как это у них, у
обезьянок, принято, и отовсюду его видно, хорошо видно, и рано или поздно
найдется кто-то, кто захочет его использовать. А ты уже тут, ты с самого
начала тут...Это мед, на который слетаются мухи.
- Я не очень понимаю, старший...
- Родитель.
- Да. Родитель. Вы хотите сказать...
- Ты...
- Да... Ты хочешь сказать, что за Шевчуком все время следили, и если бы
он сам не выдал эту женщину, ее все равно бы взяли.
- Именно это я и хочу сказать, мой милый.
- Но он ее выдал. Сам. Вам...тебе это не кажется странным?
Аскольд пожал плечами.
- Значит, мы его напугали чуть больше, чем намеревались, вот и все. Не
думаешь же ты, что он это сделал из лояльности? Среди них нет лояльных.
Запомни это раз и навсегда.
- Я понял.
- Ничего ты не понял. - Он снова вскочил, прошелся по комнате. - По
крайней мере, сейчас. Тебе еще предстоит учиться. Все эти сводки - нужно их
прочесть, чтобы действительно понять.
Он помолчал, потом сказал тихим, мягким шепотом, каким признаются в
любви.
- Мы стоим на грани гибели. Катастрофы.
- Кто - мы?
- Гранды, разумеется. Мы уже не в состоянии их удерживать, обезъянок.
Они тащат все у нас из-под носа - технологии, идеи, теории... все...
- Ты хочешь уничтожить их?
- Уничтожить? - он покачал головой, - О, нет! Дитя мое, в том-то вся и
беда, что мы не можем их уничтожить. Они осваивают технику гораздо лучше
нас. Если мы хотим удержаться, - американцы-то знаешь, как напирают, - нам
потребуются их инженеры и конструкторы, их разработчики... Но это будут
изолированные коллективы, мы сможем их контролировать...
- Но Америка...
- Они там не понимают, что играют с огнем. Да, сейчас они обгоняют нас,
у них значительное стратегическое преимущество, военно-промышленный
комплекс... сейчас они в силе. Но если мы пойдем на союз с Китаем, они не
полезут - не рискнут... А еще несколько поколений - и обезъянки их сметут.
Ты знаешь, как там выросла их численность - за последние четверть века? Со
свободным доступом к антибиотикам...
- Значит, все ограничения...здесь, у нас... лимиты, детская
смертность - все планируется?
- Детская смертность? А ты знаешь, какой был бы прирост человеческой
популяции, не будь искусственных ограничителей? Да выкинь ты из головы эту
демократическую чушь...Посмотри, наконец, на вещи трезво... Это грандам
угрожает опасность вымирания - не людям... это их надо спасать... Ты
погляди - они ж совсем голову потеряли... все перенимают у этих обезъян,
сами хуже обезъян...Вон, даже ты мазней этой увлекся...
Только тут я вспомнил...
- Родитель... А что с Бучко? Ведь он же ничего никому плохого не
сделал.
- Понятия не имею, - удивленно ответил Аскольд, - да и какая разница?
Он же ничего из себя не представляет, как ты не понимаешь... Никто из них не
важен сам по себе... Они важны только в массе - потому что опасны.
Почему-то я не мог заставить себя спросить, что он сделал с Лесем. Не
знаю, почему, просто понимал - не надо...
- А Георгий?
- А что - Георгий?
- Он что, тоже опасен?
- Георгий?
Он поколебался, зачем-то подошел к столу, что-то сделал с телефоном, я
так и не понял, что... Потом поманил меня пальцем.
-Подойди ближе...вот так... Хорошо... Послушай, дитя мое... Сейчас
очень смутное время...Да, я могу тебе показаться излишне жестким, но история
поставит все на свои места... Дело не только в том, что человечество
оказалось жизнеспособнее нас... Сама структура власти устарела...Из-за
дурацкой системы наследования ключевые посты порою достаются представителям
боковых ветвей...
- Старшим в роду...
- Что с того... Власть должна принадлежать не тому, кто получает ее по
игре случая, а тому, кто к ней готов... Наследника нужно воспитывать...
Государственного деятеля нужно воспитывать...Сейчас сложится такая
ситуация... чисто случайно... что старшим в роду после меня окажешься ты...
Ты примешь эту ношу, когда придет пора... А потом, когда-нибудь прямое
наследование станет традицией. Поскольку себя оправдает. Теперь, дитя мое,
ты будешь всегда со мной... Я сам займусь твоим воспитанием.
- Но мне казалось, стар... родитель... Что я для тебя ничего не значу.
Я же...
- Немножко диссиденствовал? В глазах общественности это пойдет тебе
только на пользу. Мне придется править жесткой рукой - тебя будут
приветствовать как либерала. Тебя знают с хорошей стороны - ты демократ,
умеешь ладить с обезьянками...Начнешь с послаблений... Чуть отпустишь
гайки...
- Но я не хочу - так...
- Тебя никто не спрашивает. Это государственная необходимость. Тяжкая,
почти невыносимая ноша, сын мой...
Я молчал. Мне хотелось плакать - жаль, мы этого не умеем. Должно быть,
это хоть какое облегчение, раз люди плачут. Что он со мной сделал? Зачем?
- А... как же люди?
Он, казалось, удивился.
- Забудь про людей. В первую очередь тебе придется противостоять
грандам.
- Нет, я хочу спросить - сейчас? Что с ними будет?
- Большей частью... Уже выделены специальные территории...
изолированные...китайский опыт, знаешь ли... Но не совсем - самые
талантливые будут иметь кое-какие привилегии... Будет иная система
распределения жизненных благ - более жесткая. Армия и полиция, разумеется,
будут на особом положении, но постепенно, когда обстановка наладится, войска
выведут из крупных городов... нам здесь вооруженные обезьяны ни к чему...их
место там - разведем их по периметру поселений... Кто-то останется в сфере
обслуживания, особо лояльные, я полагаю...
- Это очень... серьезные перемены...
Вид у него был довольный.
- Разумеется. Радикальные... Не думай, что это целиком моя заслуга,
дитя мое...Ты думаешь, я смог бы все это провернуть - один? Все меня
поддерживали, ну, почти все... Но никто не осмелился брать на себя
ответственность...
Ты устал, - сказал я, - должно быть. Я сварю кофе?
- Можно позвать человека, - проговорил он, - нет, не надо... Хорошо,
что ты понял...
Пока я возился в крохотной кухне, он сидел в кресле молча и, кажется,
спал. Он ведь и вправду устал - должно быть, все готовилось очень долго, а
потом разрешилось в один миг и ему пришлось сразу разбираться с очень
многими вещами... Я вошел в комнату и поставил чашки на столик,
предварительно смахнув с него номера "Плейбоя".. Он вздрогнул и проснулся.
- Я рад, что ты меня не ненавидишь. Тебе сейчас нелегко, я понимаю -
столько всего на тебя свалилось. Но это обычные юношеские разочарования -
они всегда постигают в переломном возрасте. А когда ты станешь взрослым, ты
поймешь - все, что я делал, было необходимо. И, в первую очередь я при этом
думал о тебе.
Он отхлебнул кофе.
Я сказал:
- Я и понятия не имел...
- Разумеется. Я на это и рассчитывал. Это было очень тяжело, дитя
мое...Я всегда наблюдал за тобой... но не мог выказать никакой
привязанности... стоило бы мне проявить к тебе хоть какой-то интерес, с
тобой разделались бы наши дорогие сородичи... Теперь все будет по-другому...
- Да, - сказал я, - по другому...
Он закрыл глаза и замер в кресле. Я молчал. Я стоял рядом с ним
неподвижно - полчаса, час... потом два часа... он не шевелился.
Я в свое время перекупил этот пенициллин у медбрата из Центральной
поликлиники - кое-кто из однокурсников пользовался его услугами. Мне не для
себя было нужно, для них - чтобы помочь Шевчуку, всем им, вернее, чтобы они
мне наконец-то поверили... если так уж честно, мне важно было, чтобы
поверили, чтобы отнеслись как к своему... Этот медбрат - может, ему выделяли
какую-то квоту на людей из Верхнего города, а он колол им воду, а сам
списывал... странно, я только сейчас об этом подумал... Я просто отобрал у
других то, что причиталось им по праву - с его помощью... Непонятно зачем,
ведь Шевчуку на самом деле вовсе не нужны были эти антибиотики, ему ничего
было не нужно...Каким же идиотом я всегда был...
Еще через час я подошел к двери и позвал того охранника.
Х Х Х
Кто-то тряс меня за плечо. Я очнулся, но глаз так и не открыл; что-то
мне снилось такое, с чем не хотелось расставаться, да и действительность не
сулила ничего хорошего. Не знаю, что там придумал Аскольд - чтобы
продемонстрировать Себастиану истинную сущность человека, но уж наверняка
что-то малоприятное.
- Лесь! Да вставай же, Лесь!
Голос был, вроде, знакомый, но я никак не мог сообразить, кому он
принадлежит. Понимал только, что мажору.
Кто-то беспардонно плеснул мне в лицо водой - я замотал головой,
пытаясь избавиться от льющихся за шиворот капель и наконец открыл глаза.
Передо мной стоял Гарик.
- Долго же пришлось тебя разыскивать, - сказал он. - Ты не был проведен
ни по каким документам... Пока не выяснилось, что у Аскольда были свои
неподотчетные камеры...
- Были?
- Ну да, ты же ничего не знаешь. Он ведь, оказывается, был психически
нестабилен, Аскольд - злоупотреблял пенициллином... в ту ночь, когда
началась акция, он по ошибке превысил дозу... умер во сне...
Я медленно поднялся на ноги.
- Вон оно что!
- Это, знаешь ли многое объясняет - на такое мог пойти только
безумец... или наркоман...... А днем, когда официально объявили о его
смерти, американцы запустили по "Голосу..." записи его переговоров с
террористами... Хорошенький переполох поднялся...
Сейчас они будут делать вид, что Аскольд обвел их вокруг пальца,
подумал я. А они и знать ничего не знали.
- Арестовал всю верхушку... Под шумок, знаешь ли...
- Акция... - с трудом проговорил я.
Он протянул мне жестяную кружку.
- На, попей... акция остановлена, разумеется. Такое затеять! Отбросить
страну в темные века! Комиссия по правам человека открывает здесь свое
представительство при американском посольстве... Они проследят, чтобы не
было... перегибов.
- А... комитет по делам подопечных?
- Будет распущен, разумеется. Но не сразу - со временем. Сейчас повсюду
такой хаос... паника... что без централизованного руководства не обойтись.
Да и реформы давно уж назрели... так что мы займемся подготовкой,
планированием... У комитета будет исключительно консультативная функция.
Впрочем, возможно, с правом вето.
- Погоди-погоди... Мы? Кто будет стоять во главе комитета?
- Согласно традиции, - сухо пояснил Гарик, - ключевые посты наследуют
старшие представители клана; обычно из генеральных ветвей, реже - из
боковых. Аскольд, понимаешь ли, устранял неугодных не только среди людей...
по странному совпадению погибли почти все Старшие клана Палеологов.
- Так значит остался...
- Верно, - кивнул Гарик. - Я. Тебе-то, Лесь, не стоит беспокоиться.
По-моему, у нас с тобой всегда были хорошие отношения...
Надо же, как удачно все получилось - во всяком случае для Гарика.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг