вновь устремляются вперед, волоча простыню за собой. За спиной голем
колотится в дверную раму парадной - проем слишком узок для него.
Они заныривают под арку, пролетают насквозь несколько дворов, несутся
вниз, по улице, ведущей к морю, мимо пустынной фабрики с выбитыми стеклами,
мимо двух кариатид с отбитыми носами, мимо покореженной акации,
перепрыгивают канаву, разрытую пять лет назад и оказываются на краю
городского парка. Впереди, за деревьями, равнодушно синеет море, позади,
далеко-далеко, слышится все
приближающийся тяжелый топот.
- Ван Дамм... - говорит Ленка.
- Что? - устало спрашивает Августа, плюхаясь на парапет.
- Ван Дамм, Жан Клод. В фильме "Некуда бежать".
- Таки да, - соглашается Августа.
- Чертов рабби Барух. Я так и думала. Он что, сумасшедший - упустить
такую возможность? Такую власть?
- Нет, - Августа сегодня на редкость сговорчива, - во всяком случае, не
настолько...
- Уж не знаю, что эта его штука собирается с нами делать, но что-то
очень паршивое.
- Ага...
- Изька, а ты как думаешь? Ты, часом, не специалист по големам? Чему
вас в хедере учат? Эй, ты чего?
Изя стоит на парапете и что-то шепчет, глядя на судорожно сжатый кулак.
- Смотри-смотри! - Ленка хватает Августу за руку, - он пытается...
- Боже мой! - в свою очередь, кричит Августа, - там! Боже мой!
Полоса тумана над морем начинает уплотняться, пучиться, и наконец, из
нее выезжает гигантская молчаливая фигура на черном коне. Воздух вокруг нее
дрожит и колеблется и оттого кажется, что пропорции фигуры как-то странно
нарушены.
- Боже мой! - надрывается Августа, - он вызвал Всадника Апокалипсиса!
Это же конец света!
Изя, приплясывая на парапете, начинает отчаянно размахивать руками.
- Нет, - говорит Ленка, у которой зрение получше, - что-то не то.
Это... Батюшки-светы! Адонаи! Майн Рид!
- Майн Готт? - услужливо подсказывает Августа.
- Да нет! Майн Рид! Это же Всадник без головы. Представляешь! Он
натравил на голема Всадника без головы.
- Наверное, он его в детстве больше всего боялся, - резюмирует
Августа, - придумал самое страшное, что только мог.
Всадник выезжает из тумана, сизые клочья расползаются на мощной груди
лошади, он молча проезжает мимо них, сжимая в распухшей руке голову в
сомбреро и, равнодушно глянув в их сторону мертвыми глазами и дернув поводья
свободной рукой, движется в направлении голема. Теперь им видно, какой он
огромный - стремена болтаются где-то на уровне верхушек акаций. Копыта
тяжело цокают по булыжной мостовой, вдали раздается глухой шум, словно на
землю
валится что-то огромное и липкое, скрипят, шатаясь акации под внезапным
порывом ветра и все стихает.
Ни голема, ни всадника...
- Ты смотри, как малый-то управился! - восхищается Ленка.
- Очень хорошо, - Августа осторожно переводит дух, - а теперь...
Изя поднимает голову и смотрит на них как-то очень задумчиво.
- А фиг вам "теперь" - спокойно говорит он.
- Изя! Изька, паршивец! Отдай камень!
- Не отдам, - орет Изя, отчаянно сжимая кулак, - я теперь посредник!
Пусть сделает, чего я хочу.
- Изенька, - медовым голосом говорит Августа, - а чего ты, сукин сын,
хочешь?
Земля под ногами начинает мелко трястись, кромка горизонта
заволакивается мутным дымом.
- Не ваше дело! Вы... вы две старые, трусливые дуры!
- Ах, ты!
- Сю-сю, му-сю... Пусть ляжет, пусть упокоится.
На всякий случай он отбегает подальше и останавливается на холме,
что-то приговаривая. До Ленки доносится:
- ...И перекуют мечи на орала, и копья свои на серпы, не поднимет народ
меча и не будет более учиться воевать...
- Что он там бормочет? - тревожно спрашивает Августа.
- Сукин сын! Они в своем хедере, видно, как раз дошли до пророков.
Таким нельзя давать Тору в руки...
- Не поняла.
- Он царство Божие на земле устанавливает. Ну и размах!
Море начинает гулко гудеть, будто там, внизу, бьет огромный барабан.
- ...А в народе угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного и
нищего, и пришельца угнетают несправедливо...
- Господи! - Ленка ни с того ни с сего начинает механически бормотать:
- ... Небеса истреплются как дым, и земля обветшает как одежда...
- Лена, прекрати!
- Не могу... и побледнеет луна и устыдится солнце...
На солнце медленно наползает черный круг, по земле проносится порыв
холодного ветра...
- И горы сдвинутся, и холмы падут...
- Леночка, умоляю!
- Это не я...оно само...И войдут люди в расселины скал и в пропасти
земли от страха Господа, и от славы величия его, когда он восстанет
сокрушать землю... Ох, Господи, что же это я!
- Живые, - орет Изя тем временем, потрясая воздетыми к небу кулаками, -
отделитесь от мертвых!
- Оставь, сволочь, - орет опомнившаяся Ленка, осторожно, боком
надвигаясь на Изю, - Отпусти Гершензона!
- Сейчас! Оставил! Чтобы вы в камушки играли, две задницы бестолковые?
Зяма, бандит, и то лучше вас! Он хорошего хотел...
- Да у Зямы просто крыша поехала! Иерусалимский синдром! Мания величия!
- Изенька, не надо. Это не нашего ума дело!
- ...И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины, и
возобновят города разоренные, оставшиеся в запустении от древних родов...
Огромное дерево с треском рушится, цепляясь за провода. Во все стороны
летят искры. Вывороченные корни угрожающе протягиваются в сторону Ленки и
начинают медленно шевелиться.
- Ой, мамочка...
- ...Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу,
равняйте, равняйте дорогу, убирайте камни, поднимайте знамя для народов!...
Неожиданно воздух расступается и на парапете возникает чья-то фигура.
Какое-то время она балансирует, пытаясь удержаться на пляшущих камнях, потом
с ее протянутых ладоней вырываются снопы искр и летят в сторону Изи. Изя
отпрыгивает, демонстрируя хорошую реакцию.
- Смотри! - Ленка хватает Августу за рукав. - Это же тот, из Совета
Девяти...
Новоприбывший вновь поднимает руки, но парапет, выгнувшись горбом,
сбрасывает его на землю. Он откатывается, вновь вскакивает на ноги.
- Бабы! - орет председатель, - пригнитесь!
Еще один сноп искр, на этот раз изумрудно-зеленых, летит на Изю.
Мальчик застывает с поднятыми руками, потом падает на бок, замирает и лежит
неподвижно. Земля, охнув в последний раз, успокаивается, ветер стихает,
пурпурная мгла над морем рассеивается.
- Вы его убили, - всхлипывает Ленка, бросаясь к Изе.
- Черта с два, - устало говорит председатель. - Вырубил немножко.
Сейчас очнется...
Он нагибается над распростертой на земле фигуркой и носком добротного
кожаного ботинка отшвыривает в сторону камень, выпавший из раскрывшейся
ладони.
- Забирайте ваше добро.
Ленка хватает камень. Он раскален и жжет ладонь, но она боится
выпустить его из рук.
Изя постепенно приходит в себя: он медленно поднимается с земли и
тоненько всхлипывает.
- Ну, - вздыхает председатель, - что ты тут сотворил, сучок сикоморин?
- Я хотел, как лучше, - плачет Изя, тряся острыми плечами.
- Все от таких, как ты, - устало говорит Августа. - от таких вот
маменькиных сыночков с комплексами. Иллюзии у них. Кормят вас в детстве
манной кашей, а потом у вас появляются идеи. Вы же хуже бандитов - у вас
размах...
- Аваддон его подери, - говорит председатель, отряхивая испачканные
землей колени, - чуть руку не вывихнул.
Изя плачет.
- Воинство небесное напустил, проклятущий. Кем ты себя вообразил? Тоже
мне, архангел Метатрон... Ладно, забирайте камень и валите отсюда, пока вас
не арестовали за нарушение общественного спокойствия.
- А рабби Барух? Голем?
- Барух вас больше не потревожит. Я с ним разобрался.
- Как? Как Али-Баба с Зямой?
- Ну, не совсем... но в общем, да, что-то в этом роде.
- Все равно, - решительно говорит Августа, - все равно. Не буду я у
себя эти чертовы камни держать. Вы чего хотите? чтоб у меня дом загорелся?
- Ничего с вами не будет, - председатель окидывает Ленку с Августой
презрительным взглядом. - калибр не тот.
- А...
Но председатель уже исчезает в вспышке белого пламени.
- Доволен? - мрачно спрашивает Ленка.
Изя вытирает рукавом нос и сопит.
Они медленно идут обратно в город. На месте фабрики - груда кирпичей и
покореженной арматуры, на земле - пятна липкой зеленой слизи... Где-то
вдалеке отчаянно воет сирена.
- Калибр не тот, - фыркает Августа, - А у этого паршивца, значит, тот
калибр...
- Тебе мало? Мы и со своим-то делов натворили. Зяму замочили, музей
взорвали. Теперь вот Привоз разнесли.
- И фабрику, - подсказывает Августа.
- Фабрика не в счет. Она и так под снос. Но дальше-то что... Город ведь
жалко.
- Жалко. Хороший был город, - меланхолично соглашается Августа.
- Ну почему, - жалобно говорит Ленка, - почему все с таким шумом.
Почему просто нельзя поднять с земли камень, и...
Она нагибается, поднимает камень.
- Вот так поднять... Боже мой! Изька! Изька!
Изя с опаской приближается.
- Ну, чего?
- Это буква, или что?
- Это буква "алеф", - мрачно говорит Изя. - А где вы его взяли?
- Да вот тут лежал.
Изя вздыхает.
- Не иначе как ангелами служения, - комментирует он, - доставлен этот
камень сюда.
- Говори по-человечески. Хватит с меня этой мутотени. Такси! такси!
Они вновь выскакивают на проезжую часть, приплясывая перед проезжающими
машинами.
- О! - говорит давешний шофер, притормаживая и высовываясь из окна, -
это опять вы? Куда едем?
- Сначала в Аркадию, - говорит Августа, плюхаясь на сиденье. - Потом на
кладбище.
- Что-то вы туда зачастили, - замечает шофер.
- В последний раз, - решительно говорит Ленка. - Завязываем.
- Ну, - шофер нажимает на педаль и машина мягко трогается с места, - и
как вам это землетрясение?
* * *
- Скорее, - пыхтит Августа, - клади. Будем упокаивать.
- Я-то положу. Но в каком порядке?
- А что, есть разница?
- Понятия не имею.
- В порядке нахождения, - деловито говорит мальчик Изя. - Чего тут
думать. Он же сам подсказал.
- А ты молчи, чудовище.
- Погоди, - говорит Ленка, - а ведь он прав...
- Ну, валяй в порядке нахождения.
Последний теплый осенний день плывет над кладбищем и небо отливает
синевой и пурпуром голубиной грудки, и желтые листья блестят на ограде,
точно жестяные украшения, и дрожит раскаленный воздух над могильной плитой.
- Вот, - Ленка торопливо выкладывает камешки.
- Ну, и что получается? - интересуется Августа.
- Тав - шин - каф - алеф. Изька, это что-нибудь значит?
- А как же, - говорит мальчик Изя, - это число.
- Семьсот двадцать один? - догадывается Августа.
- Точно.
- Так, выходит, он себя запер числом, обозначающим имя Бога?
- Вообще-то, - размышляет Ленка, - похоже на правду. Потому что, если
бы он начертал само имя Бога, тут бы уже такое творилось...
Августа отступает, заложив руки за спину и склонив голову на бок,
любуется на свою работу.
- И все? - удивленно говорит она, - он оставляет нас в покое?
- Проверить надо бы, - устало говорит Ленка, - теоретически... они
больше не должны сдвигаться с места...
Она осторожно трогает первый камушек и он медленно отползает в сторону.
- Господи! - тихо говорит Августа, - они не закрепляются.
- Мы не так положили. Изька, как еще их можно выложить? Чтобы со
смыслом?
- Вроде, никак, - задумчиво говорит Изя, почесывая нос.
- Ты просто не знаешь... Недоучка чертов. Можно попробовать другие
комбинации.
- Нет других комбинаций. Бессмыслица получается.
- Может, последний камень был не тот?
- Нет. - говорит Августа, - Не в этом дело. Он просто сам не знает, что
ему надо. Искушение слишком велико.
- Ты хочешь сказать, - догадывается Ленка, - что он больше не может
закрепить эти проклятые камни? Не хватает сил себя закрыть?
- Совершенно верно. Один раз он уже сделал это, - раздается у них за
спиной, - и на это ушли все его силы.
Они оборачиваются. За оградой стоит доцент Нарбут и черная тень вьется
за ним, как плащ на ветру.
- Юра, - изумленно говорит Августа, - а ты что здесь делаешь?
- Ему легче управлять миром, чем собой, - продолжает Нарбут,
игнорируя ее вопрос, - чего вы от него хотите? Он ведь не Бог...
Всего-навсего обычный маленький гершензон... могущество раздавило его, как
каменная плита...
- А... - говорит Ленка, - что же нам теперь делать?
- Пусть покоится с миром...
- Но эти камни... Они потеряли силу... Они его не сдержат.
Она в отчаянье кивает в сторону могилы, где лежат в ряд четыре камня,
постепенно раскаляясь на солнце.
- Нет, - говорит доцент Нарбут, - не так. Не та гематрия.
В руке его что-то сверкнуло. Еще один камень, но камень, пылающий точно
раскаленный уголь, точно алмаз, извлеченный на свет из горных недр, точно
золотой самородок...
- Нужна другая. Не первая буква ее заключает. Вторая. Не алеф. Бет.
- Семьсот двадцать два! - тихо говорит Изя.
- Что ж, - отвечает доцент Нарбут, - мнимые числа бесконечны. И если
есть семьсот двадцать первое имя Бога, то должно быть и семьсот двадцать
второе.
Он кладет камень на плиту, чуть в сторонку.
- Теперь дело за вами.
Ленка подходит к плите, осторожно дотрагивается до камня - он обжигает
пальцы холодом, колеблется, оборачивается к Августе.
- Вот и все, - говорит та.
- Погоди. Ведь все сейчас кончится, и больше уже никогда... Ты
чего-нибудь хочешь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг