На следующее утро, когда эти охранники были помещены в соседнюю со
мной палату лазарета, я сквозь мутную, горячую дрему услышала режущий уши,
заискивающий голос надзидамы:
- Я тоже удивляюсь, господин Ректор, что воспитанница за номером
Двадцать Два тяжело заболела, несмотря на все те процедуры закаливания,
которые мы с ними проводим согласно утвержденному плану. Ну что тут можно
сказать, одно слово - Дохлые!
"Сама Тупая!" - хотелось огрызнуться мне, но шевелить опухшим языком
было противно.
Да и что говорить человеку, который способен на такое?
Даже я, одна из побежденных, истекая тихой ненавистью к победителям,
и то изо всех сил не позволяю себе опускаться до называния их низким
прозвищем, а эта заискивающая гнида...
Ей даже в голову не пришло, что так она лишь себя унижает!
Но раз она говорит "господин Ректор", значит, и он тут.
Я разлепила отекшие веки, увидела стоящего рядом с надзидамой Серого
Ректора и требовательно сказала самое важное, что волновало меня на этот
момент:
- Закажите на ваш стул с драконом теплую подушку или выкиньте его в
окно!
- Она очнулась! Она очнулась! - закудахтала надзидама, говоря обо мне
так, словно меня здесь и не было.
- Правила хорошего тона запрещают выражаться о персоне,
присутствующей в непосредственной близости от ведущей разговор дамы,
называя оную персону в третьем лице, ибо тем самым проявляется неуважение
к вышеупомянутой персоне и обнаруживается низкое воспитание вышеупомянутой
дамы, - зло процитировала я отрывок из лекции Бурого Магистра.
- Но еще бредит... - сделала вывод надзидама.
- Поднять на ноги, - сухо распорядился Ректор. - Чтобы к полудню она
была в состоянии ходить и говорить. Откладывать захоронение нельзя, а не
то мы всей охраны лишимся.
И этот правил хорошего тона не знает, тоже мне, Ректор!
Надзидама вызвала лекарей, передала им высочайший приказ, и меня
принялись безжалостно напичкивать обезболивающими и взбадривающими
средствами.
Результат получился такой же, как и с начальником охраны: живой труп
и не больше.
Но это никого не волновало.
Когда прозвонили полдень, явились охранники, взяли меня под локти и
повели в сад. Вначале я слабо перебирала ногами, веря, что иду сама, потом
бросила. Глаза тоже не раскрывала, дневной свет резал их. Раскрыла уже в
саду.
Около склепов важных военачальников чернел провал свежевыкопанной
могилы.
Пансионат был уже выстроен.
Группами стояли воспитанницы, около каждой группы переминалась с ноги
на ногу соответствующая надзидама, отдельной кучкой столпились
преподаватели, четко, по-военному, рядами и колоннами застыла охрана. За
охраной предусмотрительно прятался младший обслуживающий персонал: кухня,
конюшня, дворники, уборщицы и прочий хозяйственный люд.
Мне стало стыдно: они-то уж точно ни в чем передо мной не
провинились, чтобы вытаскивать их сюда для участия в сомнительных
мероприятиях. Кто же знал, что Ректор так буквально поймет последнее
условие и заставит прийти всех поголовно... В следующий раз (хотя о чем я
думаю, какой следующий раз?) надо четче формулировать требования. Учту.
Я, Серый Ректор, новый начальник охраны и мои костыли-охранники со
стороны весьма смахивали на группу скорбящих родственников. Особенно
учитывая озабоченный вид Ректора и мои опухшие глаза.
- Проверьте, все правильно? - вполголоса обратился ко мне Ректор.
Преодолевая пелену полнейшего равнодушия и отстраненности, сотканную
сильными лекарствами, я осмотрела и могилу, и приготовленную плиту.
- Да. Можно начинать, - выдавила я сиплым шепотом, чувствуя, как
стукаются друг о друга в горле мои раздувшиеся гнойные гланды.
По сигналу нового начальника охраны в башню понесся гонец, и вскоре
оттуда появилась процессия, несущая на носилках бывшего начальника охраны.
При застывшем от ужаса пансионате его доставили к выкопанной яме.
Ректор вопросительно посмотрел на меня.
- Скидывайте его туда лицом вниз. Скинули.
Начальник охраны упал мягко, словно матрас, а не существо из костей и
плоти.
- Теперь сбрасывайте плиту. Вот отсюда.
Чтобы поднять плиту, пришлось поднатужиться восьмерым охранникам.
Каменная плита ухнула в яму.
Я и Ректор подошли поближе к могиле.
Да, сделано все было правильно. Тяжелый камень перебил начальнику
охраны голени и шейные позвонки. Теперь, по обмолвкам преданий, если ночью
начальник охраны вновь оживет, он или не сможет двигаться, или будет
уходить все глубже и глубже в землю. Во всяком случае, остается на это
надеяться.
Серый Ректор усиленно тянул шею, чтобы разглядеть что там, в глубине
могилы. При этом периодически как-то искоса поглядывал на меня.
Мне было все равно: действие лекарств окончилось и я уже снова
плавала в горяче-холодном океане. Охранникам приходилось прилагать немало
усилий, чтобы я стояла более или менее вертикально.
- Засыпайте.
- Можно распускать людей? - как-то угодливо спросил Ректор.
Даже сквозь звон в голове мне стало смешно. И появилось искушение
скомандовать: "Нет! Пусть стоят до вечера!" И ведь стояли бы, что самое
противное.
- Да, - милостиво соизволила я на остатках сознания. Как меня
доставили обратно в лазарет, я уже не помню. Там мне пришлось проваляться
еще месяц.
Глава двадцать пятая
В ЛАЗАРЕТЕ
В лазарете я валялась не без удовольствия: там было так же холодно и
неуютно, как и во всей Пряжке, но зато никаких лекций, никаких таблиц.
Соседи мои понемногу пришли в себя, мозги у охраны были традиционно
крепкие, оно и верно - зачем им мозги?
Они галдели за тонкой стенкой и постепенно я узнала многие детали их
существования. Эти были не из нового пополнения, а из второй казармы,
расположенной в юго-восточном углу Пряжки.
В первой казарме, которая примыкает к саду и в которую я так успешно
натоптала дорожку, традиционно размещают новичков. К тому времени, когда
приходит новое пополнение, часть охранников уже успевает решить личные
дела, подать заявление Ректору и получить все прилагающиеся к новобрачной
блага.
Неудачников выселяют во вторую казарму, которая значительно дальше от
дортуаров воспитанниц, но многим и это не мешает, они все равно добиваются
своего.
Официально же все чисто и непорочно. Сплошное домоводство.
- Он копал под пансионатских, - отчетливо раздалось из-за стены в
один хмурый день. - Говорю тебе, Удава просто так мочить никто бы не стал.
Он кого-то из них доил, но тот сбрыкнул.
- Заливаешь! Эти себя-то еле-еле носят. Ученые! Им вилку поднять
трудно, если на ней котлета целая, а не кусок.
- Слушай, что говорю, Удав настрочил донесение в Службу Надзора за
Порядком, я дежурил, углядел. И штырем при этом махал, который ему и
всадили меж ребер. А потом этой бумажки я что-то не видал. И новый о ней
не заикался.
- И ты помалкивай, целее будешь. Нам главное что? Досидеть тут до
смены и в теплые места поскорей! - посоветовал самый мудрый из сумасшедшей
шестерки. - А Удав сам дурак. Жадный он был всегда. Вот и погорел.
Разговор как-то скомкался, и охранники утихли.
Вообще-то к этому времени мне было глубоко плевать, кто убил
начальника охраны и почему. Все уже быльем поросло.
Да даже если узнаю я, кто убийца, что, изобличать кинусь? Нет.
Любознательность в Пряжке и так не приветствуется, давно всех отучили
лезть туда, куда не положено. Даже охрана, и та понимает.
Но поскольку заняться было все равно нечем, я начала потихоньку
примерять роль персоны, шантажируемой начальником охраны, на каждого из
наших Магистров.
Что это не надзидамы, вроде бы ясно. С них стрясти нечего, да к тому
же каждая - ходячий Устав. А за сведения об их романах и медяка не
получишь, тем более в Службе Надзора за Порядком.
Из Магистров подходили многие. Почти все. Набрали их в пансионат с
бора по сосенке, что там у каждого за душой... Просто так человек в Пряжке
не задержится, в Чреве Мира есть множество куда более уютных мест.
Разложить их по полочкам я не успела - помешал Янтарный.
Он влетел в палату, сжимая в руке краснобокое яблоко.
- Привет, злючка!
- Сам привет!
- Ага, значит, выздоравливаешь, раз огрызаешься. Янтарный сел на край
моей кровати, уронил на одеяло яблоко.
- Держи.
- С чего такая щедрость?
- Это не щедрость, это плата. Я тут заходил, пока ты без сознания
была. Чуток погорячился. Так что ты не девушка, извини. Но в постели
ласковая.
Здоровый смех, говорят, лучшее лекарство от болезней... Янтарный
обиженно смотрел, как я смеюсь.
- Экое кукареку! Мальчик, научитесь врать поизящнее, - посоветовала я
ему. - И не выдавайте желаемое за действительное.
- Зачем мне врать? - надулся Янтарный.
- Понятия не имею зачем. Тем более что делать этого, как выяснилось,
ты и не умеешь.
Разобиженный Янтарный молча удалился. Его каменная спина никак не
отреагировала на мое хихиканье вдогонку.
Спасибо ему, я еще долго веселилась после его ухода.
Самоуверенность Янтарного сгубила. Если бы он просто ограничился
заявлением, что был со мной, пока я валялась без сознания, я бы, может, и
поверила, потому что кто его знает, что тут было, пока меня не было.
Но если бы такое и правда произошло, Янтарного ждал небольшой, но,
надеюсь, неприятный сюрприз: и без его усилий я давно далеко не девочка.
Мелочь, а душу греет!
И он думает, что я оставила этот вопрос на произвол судьбы?!
Когда стало ясно, к чему нас собираются готовить Сильные, скорее даже
из чувства вредности и противоречия я постаралась расстаться с
девственностью, чтобы уж хоть над этим не был властен какой-нибудь
охранник, или легионер, или Медбрат знает кто!
Что вспоминается об этой процедуре? Больно и неприятно.
Мальчишка-сосед из Ракушки боялся еще больше меня, как два заговорщика мы
испуганно смотрели друг другу в глаза и сообщали о своих ощущениях.
А утром приехали Сильные и забрали меня... Я была рада, что успела.
Так что Янтарный лучше бы помалкивал насчет того, кто из нас не
девочка...
Я с удовольствием съела его яблоко.
Через месяц меня выставили из лазарета.
Уже пахло близким концом зимы, сырой землей, влажными весенними
ветрами. Но до настоящей весны Пряжка еще не дожила, хотя здесь, у
подножия гор, весна всегда наступала незаметно, разом. Вчера зима, а
завтра лето.
Я решила подождать недельку-две, посмотреть на себя после болезни,
окончательно собраться и сбежать, сбежать отсюда наконец!
Глава двадцать шестая
ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В СРЕДУ
Это случилось в среду. Незадолго до полудня. Лекцию вел Зеленый
Магистр.
В середине лекции в аудиторию неожиданно вошел Серый Ректор. Все
встали. С хмурым видом он подошел ко мне и сунул клочок какой-то бумаги. И
ушел.
Сделав вид, что ничего, собственно говоря, и не было, Зеленый Магистр
продолжал читать вслух свою засаленную тетрадь.
Я вскрыла сложенную и заклеенную бумажку.
Это была записка от тетушки. Я вспомнила о закопченных и уложенных в
коробочку ушах нашего Ректора, которые забрал у меня Нож, и подумала, что,
наверное, благодаря им Серый Ректор неожиданно для себя оказался в роли
письменосца.
Тетушка писала, что все нормально, что все по мне скучают и надеются
увидеть на летних каникулах, что она заказала специально для меня новое
сногсшибательное платье и к нему роскошную шляпку.
Чтобы такое прислать, не стоило сыр-бор с ушами городить. И хмурый
вид Ректора говорил о том же: он явно прочел записку и ничего не понял.
Подумав, я послюнявила палец и поводила им по письму. Так и есть -
над строчками беззаботной записки проступили другие строки.
Все понятно. Ректор мог обслюнявить это письмо со всех сторон, купать
его в лимонном соке или молоке, жарить на раскаленной сковородке и
посыпать магнитным порошком - и все это с отрицательным результатом.
Чернила реагируют только на слюну членов нашей семьи, папино изобретение.
Главное - удобно, просто и надежно. Сестра всегда имеет пузырек.
Я вчиталась в проступившие строки, и в ушах у меня зашумело,
застучало.
Тетя писала, что Легиону с потерями, но удалось отбить нападение
Левого Крыла, которое бесславно признало поражение. Думая, что сейчас
самое время, Боевое Сопротивление вывело свои отряды на улицы Хвоста
Коровы. И их уничтожили... Горстке сопротивленцев удалось выскользнуть из
города, и они скрылись в Долине Ушедших. Долина окружена. Жива ли сестра
или нет, тетя не знает, но если бы она была жива, то добралась бы до нее,
тети, - уж ей бы место в подвале нашлось, да и дюжине друзей тоже
запросто. Так что, похоже, она погибла, как и большинство ребят.
"Доигрались! - звенело у меня в голове. - Доигрались!!!"
Я отчетливо вспомнила, как в последний раз плакала ночью сестра перед
моим отправлением в Пряжку.
А я, что теперь я скажу папе с мамой?!
Потайные строчки таяли, исчезали у меня на глазах, унося с собой
страшные вести.
Прозвонил полуденный колокол. Его звон доносился, как сквозь вату,
толстую пушистую белую вату.
Лекция окончилась.
Мы построились парами, чтобы идти на обед. Послушно двигаясь в общей
колонне, я чувствовала странное раздвоение: часть меня с застывшим лицом
старательно шагала по коридору, другая часть летела рядом, но на некотором
отдалении и с интересом смотрела на первую. И что-то мешало им слиться
обратно в одну меня. И я по-прежнему почти ничего не слышала вне себя,
зато прекрасно слышала, как струится моя кровь, стучит сердце, шуршат
легкие.
Мы вошли в пансионатскую столовую, которая находилась в подвале
преподавательской, западной части Корпуса, и чинно уселись за длинными
некрашеными столами.
И тут на обед подали излюбленное блюдо Сильных, какую-то
приторно-кислую гадость, состоящую, по-моему, в основном из переваренной,
осклизшей от такого обращения моркови.
Все-таки пищевые различия у двух народов зачастую остаются самыми
труднопреодолимыми. Чтобы есть такое, надо привыкать к нему с детства.
Этот шедевр кулинарии и соединил вновь мою расколовшуюся душу, что-то
лопнуло внутри, смешалось все, и ненависть к Пряжке, и тоска по Ракушке, и
письмо тетушки, и гадость вместо еды, стало все равно, совсем все равно,
что дальше будет.
Я поднялась со скамьи и с воплем:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг