фантазию, но Марс уже тут, перед глазами - зыбкий, переливающийся,
завораживающий.
Жизнь шла своим чередом, только слово "Марс" мелькало теперь почаще.
Летом того же сорок шестого года читатели журнала "Планетные истории" с
восторгом встретили новый рассказ Брэдбери - "Пикник на миллион лет". Позже
автор сменил название на более лаконичное: "Каникулы на Марсе" - под таким
заголовком нам и запомнился первый из напечатанных и последний по хронологии
рассказ "Марсианских хроник". И, вероятно, лучший.
Вот ведь как вышло: конец вовсе не венчал дело, совсем наоборот. И быть
может, именно в это время Брэдбери посетила шальная мысль, а что если... Он
уже по-деловому, вполне профессионально вглядывается в мир, который вчерне
создан в голове и который осталось только перенести на бумагу.
Действительно, всего ничего: по заключительному фрагменту цикла восстановить
весь цикл целиком!
Но его вновь отвлекают! Правда, и на этот раз событие нешуточное:
первая книга, вышедшая неожиданно даже для самого автора. Зимой сорок
шестого - сорок седьмого года небольшое издательство "Аркхэм Хаус",
специализирующееся на выпуске "страшной" литературы (оно было создано для
пропаганды творчества недавно умершего американского писателя Говарда
Лавкрафта, "короля" романов ужасов), вдруг возымело желание издать томик
рассказов молодого автора Рэя Брэдбери. И уже в октябре счастливый дебютант
с едва скрываемым трепетом ощупывал суперобложку, на которой были изображены
зловещие маски и крупными буквами значилось имя автора: Рэй Брэдбери.
И чуть ниже - заголовок: "Темный карнавал". Посвящена была книга Гранту
Бичу.
В сборнике, изданном тиражом 3000 экземпляров, научной фантастики почти
что и не было. Ведьмы и скелеты, угрюмые заброшенные дома на пустырях,
полные привидений и тайн, карлики и дети-чудовища, загадочные мексиканские
мумии и зловещие чучельщики... - мир ночных кошмаров заполнил страницы этой
книги, сея в душе читателя то особенное "осеннее уныние", которое потом
будут связывать с именем Рэя Брэдбери.
Вторая книга, твердо решил Рэй, откроется посвящением жене Маргарет: 27
сентября в лос-анджелесской епископальной церкви мисс Макклюр стала миссис
Брэдбери.
То, что вторая* книга не за горами, Брэдбери знает наверняка. За день
до свадьбы он в торжественно-шутливой обстановке сжигает свои ранние "пробы
пера", "миллион слов дурной прозы". В это время он ощущает себя уже
настоящим профессионалом, хладнокровно рассчитывая наперед будущие
публикации. К этому есть основания: его заметили. Рассказы Брэдбери, правда,
не научно-фантастические, начали проникать на страницы журналов "Америкэн
Меркьюри", "Колльерс", "Шарм", "Мадемуазель", "Нью-Йоркер", "Харперс", куда
никак не могли прорваться коллеги-одногодки Рэя, А рассказ "Возвращение
домой" (этот-то фантастический - из серии о дядюшке Эйнаре и его семейке!)
включили в весьма престижный сборник-ежегодник "Лауреаты премии имени
О'Генри" за 1947 год.
______________
* До этого Брэдбери успевает закончить сборник стихов для детей
"Зажигайте ночь". Написанная за неделю, в самом конце ноября 1949 года,
книга почти поспела к рождению дочери, которую назвали в честь матери
Сьюзен Маргарет (вышла книга в свет позже, в 1955 году).
Тем не менее живет семейство Брэдбери, пополнившееся шумным младенцем,
по-прежнему скромно, на 250 долларов в месяц - половину зарабатывает
Маргарет, половину приносит писательская деятельность Рэя. Работать
приходится много, и когда скудеет поток гонораров из редакций, Рэй
прирабатывает на радио.
О чем же он пишет в эти годы, годы до "марсианских хроник"? Практически
обо всем. Продолжает щекотать нервы читателям жуткими историями, от которых
буквально мороз по коже. Восстанавливает в памяти недавние мексиканские
впечатления, а то вдруг фантазия уносит его далеко-далеко, и тогда по
страницам рассказов словно проносится ветер романтических звездных
странствий... Уже опубликованы рассказ "Ветер", написанный явно "под
Хемингуэя", и сделанная в лучших традициях научной фантастики маленькая
повесть об обитателях странной планетки, где вечно палит солнце и жизнь
коротка (мы теперь знаем этот рассказ под названием "Лед и пламень"). С
одинаковым блеском, неожиданным для вчерашнего дебютанта, исполнены полная
мрачного фатализма "Коса", чарующее "Диковенное диво" и адресованная таким
же молодым романтикам, как и сам автор, новелла "Король серых пространств"
("Р - значит ракета").
Среди разбросанных по редакциям рассказов - а иные уже вышли в свет -
есть и интересующие нас, "марсианские".
Разные они, непохожие друг на друга. Сатирический памфлет на
незадачливых захватчиков-марсиан ("Бетономешалка"). Философская миниатюра
"Голубая бутылка". Страстный протест против ханжества, бескультурья,
мракобесия - рассказ "Изгои". Наконец, прекрасный рассказ "Наименование
имен" (позднее Брэдбери озаглавил его несколько иначе, поэтичнее: "Были они
смуглые и золотоглазые"), в котором уже верно схвачены стиль, настроение,
общий колорит будущей книги о Марсе.
Все ближе и ближе Брэдбери к цели, словно кругами ходит, еще никак не
решаясь или же не догадываясь сделать качественный скачок: объединить все
написанное о Марсе в единое целое. К 1949 году все новеллы будущего цикла
уже готовы, но только один рассказ, "Третья экспедиция", осенью выходит в
"Планетных историях". Остальные пока никто не берет. Тут-то в голове автора
рождается парадоксальное, но оказавшееся верным решение: не берут порознь,
возьмут скопом.
Быстро набросана схема будущей книги. В первом варианте главки имели
стереотипные названия: "Министр", "Доктор", "Юрист", "Торговец" и так далее.
Потом Брэдбери выдумал хронологию, изменил почти все названия новелл и,
упаковав все это в одну большую папку, проставил на обложке заглавие:
"Марсианские хроники". После чего в июне отправился в Нью-Йорк на поиски
издателя. Сначала все отказывались от предложенной рукописи, пока, наконец,
в издательстве "Даблдэй" от редактора, носившего по странной случайности ту
же фамилию - Брэдбери, молодой автор не услышал заветное: "Хорошо, мы берем
ваш роман".
Ему еще пришлось сфотографироваться для портрета на отвороте
суперобложки. Снятый почти в профиль, крепко сложенный молодой человек с
красивыми пытливыми глазами (очки он по такому случаю снял), волосы стрижены
под модный "бобрик", руки сложены на груди, строго официальная "бабочка"...
Мог ли он знать тогда, что именно этот портрет обойдет полмира, и еще долгие
годы, открывая книги Брэдбери, читатели самых разных стран будут постоянно
видеть его вот таким, "образца 1949 года", молодым, устремленным в свое
писательское завтра!
"Марсианские хроники" увидели свет в мае 1950 года, за двадцать один
год до того, как на Марс был доставлен вымпел с Земли, и вместе с
"Марсианскими хрониками" взошла звезда Рэя Брэдбери.
***
Январем 1999 года датирована первая новелла "Хроник", и нетрудно
сообразить, почему. Закончив в 1949 году рукопись, Брэдбери просто отсчитал
"круглые" полвека и туда-то, в самый конец нашего столетия, отнес начало
своей истории.
Первую новеллу "Ракетное лето" обычно не вспоминают, да и не новелла
это в полном смысле слова. Всего лишь заставка, музыкальный затакт. А вот
следующая сразу же, первыми же строчками властно увлекает читателя, топит в
глубине брэдбериевской фантазии, чарует брэдбериевской лирикой, ласкает слух
музыкой брэдбериевского слова:
"Они жили на планете Марс, в доме с хрустальными колоннами, на берегу
высохшего моря, и по утрам можно было видеть, как миссис К ест золотые
плоды, растущие из хрустальных стен, или наводит чистоту, рассыпая
пригоршнями магнитную пыль, которую горячий ветер уносил вместе с песком.
Под вечер, когда древнее море было недвижно и знойно, и винные деревья во
дворе стояли в оцепенении, и старинный марсианский городок вдали весь уходил
в себя, и никто не выходил на улицу, мистера К можно было видеть в его
комнате, где он читал металлическую книгу, перебирая пальцами выпуклые
иероглифы, точно струны арфы. И книга пела под его рукой, певучий голос
древности повествовал о той поре, когда море алым туманом застилало берега и
древние шли на битву, вооруженные роями металлических шершней и
электрических пауков.
Мистер и миссис К двадцать лет прожили на берегу мертвого моря, и их
отцы и деды тоже жили в этом доме, который поворачивался подобно цветку,
вслед за солнцем, вот уже десять веков..."
Какие же еще слова нужно было найти, чтобы вот так, сразу, создать
нужное настроение; мы - на Марсе!
Рассказ называется "Илла"... Само это имя навевает понятные нам
ассоциации - Аэлита. Удивительно: Марс, символ-бог мужского начала,
окрашенный в цвет крови, - и вдруг что-то теплое, женское, откуда-то взялись
любовь, тоска, поэзия! Странно, ведь не читал же Брэдбери Алексея Толстого,
зато в детстве буквально упивался Берроузом, а у того кровь лилась рекой,
все восхищались подвигами "настоящего мужчины" Джона Картера, а если и была
принцесса-марсианка, то уж слишком кукольная, чтобы всерьез говорить о
каких-то чувствах... Но и Брэдбери увидел все же на Марсе свою Аэлиту -
Иллу.
Илла - само воплощение марсианского мира, красивого, как поэзия. Это
мир изнеженно-хрупкой, почти бесплотной красоты, купающийся в музыке,
застывший в самосозерцании на веки вечные. Мир грез и беспечности, и
удивительно красивого, возведенного чуть ли не в эстетику, бездействия...
Все недвижно-мраморное, серебряное и бронзовое - и подвижно-хрустальное,
тонкое и изящное, как паутинка. Красивое - и неживое.
Не зря пришло в голову сравнение с паутиной, символом застоя и
мертвенности. Разве не удивительно, что болезненно-чувствительная, как нерв,
Илла, единственная, по-видимому, отзывчивая душа в этом мире - в нем же и
чужая? Брэдбери даже не мазками, лишь едва заметным касанием кисти помечает:
общество, достигшее покоя и умиротворенности (не это ли желанные гармония и
совершенство?), полно и скрытой коросты - неверия, равнодушия, презрения ко
всему непривычному, чужому.
Здесь стоит остановиться, это важный момент.
Уже в прологе намечена главная тема брэдбериевского "сказания о двух
мирах": потеря чувства удивительного, слепота, мешающая разглядеть в
непривычном прекрасное, презрение ко всему, что идет вразрез со вбитыми в
голову стереотипами, - все это страшные вирусы, которые могут привести
цивилизацию к "летальному" исходу. Именно эти вирусы, а не прозаическая
ветрянка, занесенная землянами, положили конец марсианской идиллии. А чуть
позже подстерегут и землян-поселенцев; ведь надменно-презрительные слова
мужа Иллы, марсианина, "ничего не может произойти, у нас все в порядке"
автор тоже не высосал из пальца...
Трагически проходит первый контакт землян с Марсом, обитатели которого
поначалу просто не желают признать существования чужих. Муж Иллы убивает
землянина только потому, что тот - чужак, несущий с собой семена
неуверенности и неопределенности в раз и навсегда заданный порядок вещей.
Членов Второй экспедиции запирают в сумасшедший дом, а местный психиатр
убьет их, так и не поверив, что они действительно существуют. Еще успеют
марсиане, овладевшие искусством телепатии, усыпить подозрения членов Третьей
экспедиции (да и как не поддаться "чарам": летели в черт-те знает какую
даль, на Марс, а села ракета на ухоженной лужайке, в двух шагах от
щемяще-знакомого дома из детства...).
Все равно развязка неизбежна, и когда в июне 2001 года на Марс
прибывает Четвертая экспедиция, она находит его пустым. Ни души - только
мраморные берега каналов да опустевшие чудо-города, молчаливыми призраками
глядящие из ночи.
Эта новелла - одна из поворотных вех "Хроник". Не только век меняется,
меняется вся схема взаимоотношений Земли и Марса. Остался мир марсиан,
вечный, словно впитавшийся в воздух и почву планеты. Как-то выдержит он
столкновение с пришельцами из другого мира, сиюминутного и суетного?
Начиная с этого момента в книге властно звучит тема "американцев на
Марсе". Именно американцев: "со второй волной надо было доставить людей иных
стран, со своей речью, своими идеями. Но ракеты были американскими, и
прилетели на них американцы". Никто, разумеется, в сороковые годы в Америке
не мыслил себе космическое будущее иначе как американским, но не потому
Брэдбери старательно подчеркивает национальную привязку своей истории.
Подсознательно он понимал, что его Марс в такой же степени "Марс", что и
Оклахома, Техас, вообще Дикий Запад в период освоения.
Американцы на Марсе - а значит, у себя дома. Так они всегда и везде
вели себя: как дома. Развертывали бойкую коммерцию на развалинах
исторических памятников. Беззастенчиво галдели там, где правила приличия
требуют благоговейной тишины, оскверняли мраморные плиты, простоявшие
нетронутыми столетья. И всегда, везде непреодолимо и упрямо переделывали все
по-своему, даже и не попытавшись понять чужое.
Эти в поколениях сложившиеся "гены" панамериканизма, заставляющие на
всю Вселенную смотреть сквозь звездно-полосатые фильтры, хорошо понимает
один из героев книги Джефф Спендер, вступившийся - единственным из землян -
за древнюю марсианскую культуру:
"Когда я был маленьким, родители взяли меня с собой в Мехико-сити.
Никогда не забуду, как отец там держался - крикливо, чванно. Что до матери,
то ей тамошние люди не понравились тем, что они-де редко умываются и кожа у
них темная. Сестра - та вообще избегала с ними разговаривать... И я отлично
представляю себе, что, попади отец и мать на Марс, они повели бы себя здесь
точно так же. Средний американец от всего необычного нос воротит. Если нет
чикагского клейма, значит, никуда не годится..."
Донкихотство Спендера, его попытка если и не отстоять Марс в
неприкосновенности, то хотя бы отсрочить неизбежное вторжение, конечно,
обречена на провал. Но и донкихоты нужны - одним тем, что подают пример.
Спендер гибнет, однако остается капитан Уайлдер, а с ним - спендеровское
сомнение.
Пока же ничего у Спендера не вышло, и - началось:
"Земляне прилетали на Марс. Прилетали, потому что чего-то боялись, и
ничего не боялись, потому что были счастливы и несчастливы, чувствовали себя
паломниками и не чувствовали себя паломниками. У каждого была своя причина.
Оставляли опостылевших жен, или опостылевшую работу, или опостылевшие
города; прилетали, чтобы найти что-то, или избавиться от чего-то, или добыть
что-то, откопать что-то и зарыть что-то, или предать что-то забвению.
Прилетали с большими ожиданиями, с маленькими ожиданиями, совсем без
ожиданий".
Все это уже было на памяти у американцев: Великое Заселение континента,
суровый быт поселенцев, дух "фронтира". Немудрено, что голос Брэдбери
прямо-таки дрожит от романтической приподнятости, когда он рассказывает о
подвиге Дрисколла, взрастившего первое дерево на Марсе ("Зеленое утро"), и
другого американца, Хетауэя, своими руками воскресившего утерянных жену и
детей, чтобы не пропасть в одиночестве ("Долгие годы"), когда он говорит
вообще обо всех рядовых пионерах, руками да смекалкой превращающих чуждый
безжизненный мир в новый дом, теплый и уютный.
Но грех было бы не помнить и о том, что сопутствовало подобной
романтике. Дрисколл и Хетауэй - настоящие американцы, такими бы гордились и
наверняка воспели Уитмен и Мелвилл. Но и Сэм Паркхилл, открывший сосисочную
на берегу древнего марсианского моря, - такой же национальный "герой", над
ним не преминул бы зло поиздеваться Марк Твен. И хотя в последующих новеллах
цикла так и не появятся марсиане - "индейцы", их почему-то подсознательно
ожидаешь от рассказа к рассказу...
Брэдбери честен по отношению к соотечественникам, его пером водит
история его страны. Вот почему "Марсианские хроники" - это как бы
"воспоминание о будущем" наизнанку: предчувствие прошлого.
Только хочется писателю верить, что марсианская культура отстоит себя
перед нашествием бескультурья и нового "машинного" варварства. И в книге о
Марсе, этой удивительно полифонической вещи, в каждом "такте" мы слышим одну
пронзительную ноту: упрямое сопротивление марсианского мира, противящегося
насилию, тихо, подспудно отторгающего инородное. Как тут не пожалеть о том,
что рассказ "Были они смуглые и золотоглазые" так и не был включен
окончательно в текст "Хроник"! Здесь точно схвачено главное: можно сколько
угодно переиначивать, переименовывать то, что уже имело имя, но покуда
неизменной остается суть, имя ее также остается вместе с нею. Уйдут земляне,
рассыпятся в прах их наспех сколоченные поселки, и тотчас же растают в
марсианском воздухе без следа чужие слова и имена...
В самих же "Хрониках" об этом говорится вскользь, намеком, яснее всего,
пожалуй, в новелле "Ночная встреча". Брэдбери так и не откроет секрета, кто
из встретившихся этой ночью принадлежит будущему, а кто - прошлому. Это ведь
как посмотреть: марсианин видит только свои мраморно-хрустальные города,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг