- Предлагаю в качестве кандидатуры себя. Я надежный, я уже неженатый,
я книжку про Тарзана читал.
- Нет, Колька, тут одной книжки мало. Вепсаревич, он человек
известный, вращается в литературных кругах, сочиняет и других правит. Ты к
нему подход не найдёшь. Опять же ты ему второй год пять рублей не можешь
отдать, какое ж к тебе доверие. Так что ищи человека. Сроку тебе даю до
завтра. Не найдешь, пеняй на себя.
- За полтинник-то не найду? Да за полтинник в день хоть кто
согласится. Плюс аванс с премией.
- Мне не нужен хоть кто. Нужен мужик приличный, разговорчивый и
начитанный.
- Тогда это Глюкоза. Или Доцент. А ничего, если человек заикается?
- Слушай, Колька из тридцатой квартиры, у твоих приятелей имена-то
есть? Что ты мне какой-то блатняк подсовываешь? Доцент, Глюкоза... Скокари,
небось? Щипачи? Из зоны, небось, годами не вылезают?
- Не-е, всё честно, люди приличные. Это их в детстве так во дворе
прозвали. С той поры и прилипли прозвища. И фамилии у них имеются, а то как
же. Доцент - Чувырлов, Глюкоза - Хлястиков.
- Ладно - Чувырлов, Хлястиков... Приводи любого, там разберемся.
- А как же его в больницу положат? Туда ж бумажка нужна, типа, ну,
направление.
- Это уже моя забота.
- Тогда до завтрева или как? - Колька подозрительно посмотрел на стул,
затем поёрзал по нему задницей, проверяя. Стул вел себя на этот раз вполне
мирно, позабыв свои захватнические намерения. Даже гадский сучок на ножке,
покусившийся на Колькин носок, то ли обломился при ударе о ногу, то ли
снова втянулся в дерево.
- Ступай, герой, - сказала Калерия, поднимаясь. - Подпись только свою
поставь и иди. И завтра чтоб был с товарищем.
Глава 4. Операция "Троянский конь"
Едва за гостем закрылась дверь, Калерия Карловна открыла пошире
форточку, чтобы выветрить Колькин дух. Стол мгновенно был очищен от следов
Колькиной опохмелки, и место пустой бутылки заняло небольшое блюдечко с
засахаренными мухами-пестрокрылками. Рядом с ним чуть позже возник
графинчик с жидкостью приятного цвета.
- Карл, - махнула бабка рукой, - где ты там? Выходи.
- Сей момент, мамуленька, сей момент, - раздался с потолка голос, и на
тонкой блестящей нити на стол спустился маленький арахнид. Ловко перебирая
лапами, он приблизился к блюдцу с мухами, и бульбусы на кончиках его
пальпусов задергали хитиновыми придатками.
- Видал гостя? - кивнула на дверь хозяйка. - Вот с такими мерзкими
типами мне приходится иметь дело.
- Да уж - Коготком хелицеры арахнид подцепил муху и приблизил ее к
нижней губе. Все три ряда его хитрющих глаз заблестели в предвкушении
удовольствия. - По какому поводу угощение?
- А то ты, Карлушка, не догадываешься. Отвальная, повод знатный -
Бабка ототкнула графинчик и понюхала стеклянную пробку.
- Кто ж отваливает? Не я ли? - хитрым голосом спросил арахнид, косясь
на бабку задне-боковыми глазами второго ряда.
- Ты, - ответила Калерия Карловна, наполняя себе граненую рюмку.
- И куда? - спросил арахнид, уже справившийся с первой порцией
угощения и собравшийся приступить ко второй.
- К Вепсаревичу Ивану Васильевичу, в больницу. - Медленными маленькими
глоточками старушка опорожнила рюмку, поставила ее рядом с графином и
потянулась рукой к закуске. Выбрала на блюдце самую аппетитную муху и
отправила себе в рот
- К Вепсаревичу Ивану Васильевичу, в больницу, - скучным голосом
повторил арахнид. Затем разделался с мухой в сахаре, развел в стороны две
пары ходильных ног и, запрокинув головогрудь к потолку, запел тоненько, на
манер Козловского:
Я жду, когда растает снег,
И залетают всюду мушки,
И огласят заросший брег
Нестройным кваканьем лягушки.
Резко оборвав пение, арахнид уставился на Калерию Карловну сразу всеми
рядами глаз:
- Как там, маменька, в притче у Соломона сказано? "Паук лапками
цепляется, но бывает в царских чертогах". За какие же такие тяжкие
прегрешения уготована мне столь унылая участь? Вместо царских чертогов - в
больницу, да еще к какому-то Вепсаревичу! Кто он хоть, Вепсаревич этот?
Бог, царь, герой?
- Сосед это наш болезный. Живет тремя этажами ниже. И не тебе у меня
про него спрашивать. Ты ж, Карлуша, каждого на нашей лестнице знаешь.
- Разве всех этих двуногих запомнишь, когда все они на одно лицо. Ну и
что тебе от Вепсаревича надо? Долг стрясти? Отравить, чтоб не мучился?
Сжечь к чертям, вместе со всей больницей?
- Погоди, Карлунчик, не умничай. Сперва выслушай, а потом говори.
Старуха вытащила из-за пазухи фотографию и положила между графином и
блюдцем.
- Вот он, наш больничный красавец. Снимок старый, десятилетней
давности. Теперь Иван Васильевич не такой. Нынче он покрыт паутиной - такая
у него загадочная болезнь. Твоя задача, Карлушка, следующая: сразу, как
попадешь в больницу, тихонечко, желательно ночью, когда Вепсаревич спит,
обследовать его паутину - какая она, из чего сделана, скорость роста,
коэффициент растяжения... И, главное, что у него под ней. То есть нет ли на
теле под паутиной каких-нибудь рисунков, знаков, чертежей, надписей.
- ...Знаков, чертежей, надписей, - механически повторял арахнид.
- Только выяснить это надо как можно быстрее. Пока нас не опередили.
- ...Пока нас не опередили. - Арахнид вздрогнул и удивленно посмотрел
на старуху. - Конкуренты? - Хелицеры его нервно задергались. - Давить! - Он
сделал соответствующее движение. Затем спросил осторожно: - Кто?
- Едет сюда один из Сибири. Лапшицкий. - Калерию Карловну передернуло,
едва она произнесла это имя.
- Лапшицкий, - повторил вслед за ней арахнид. - Не слышал про такого.
Он кто?
- Многого рассказать не могу, но слухи про него ходят разные. Живет он
не то под Красноярском, не то в Красноярске. Считается там самый главный
шаман. Особо интересуется всем, что связано с пауками и паутиной.
- Лапшицкий... То еще имячко. Пша-пша, Цэхэша, лапша...
- Лапшицкий - это его фамилия, а имя у него Шамбордай. Считается, что
он наполовину поляк, наполовину тувинец.
- Как это?
- А дьявол его поймет. Вроде бы в давние еще времена какой-то ссыльный
из польских шляхтичей, которому революционеры голову задурили, через что
он, собственно, в Сибирь-то и угодил, влюбился в дочку одного кочующего
шамана. Папашу, кажется, сами тувинцы с насиженного места и стронули- за
то, что как-то он не по науке шаманил, а может, просто кому дорогу
перебежал, камлал, к примеру, в чужом приходе или брал на две овцы больше,
чем полагается. Вот от этой неожиданной связи тувинской девушки и польского
дворянина и появился на свет Шамбордай Лапшицкий. Хотя, возможно, всё это
сплошное вранье, и сам Лапшицкий этих сказок распространитель. Но то, что
он, действительно, способен на многое, подтверждается кое-какими фактами, и
некоторые из них засвидетельствованы в научной литературе. Первый известный
мне случай, связанный с именем Шамбордая, произошел в селе Константиновка,
неподалеку от Красноярска...
Было это на исходе Гражданской войны, власть формально принадлежала
большевикам, но белые то и дело выбивали из села красных, хозяйничали там
день или два, а потом уходили, почувствовав, что пахнет палёным. Лапшицкий
тогда арендовал у константиновского комбеда большой национализированный
особняк, до событий семнадцатого года принадлежавший местному помещику
графу Хевронскому, и в бывшей графской оранжерее разводил мух. Как писал об
этом "Сибирский энтомологический вестник", откуда, собственно, эта
информация и почерпнута: "в научных и народно-хозяйственных целях". Так
вот, тот же "Вестник" в качестве сопутствовавшего научным разработкам
курьеза упоминает случай, когда стая стомоксисов, в просторечии
мух-жигалок, числом около двух биллионов особей сожрала казачью сотню,
совершившую набег на деревню. Сожрала полностью, до костей, вместе с их
лошадьми. Деревенские, те заранее попрятались по домам, заперев ставни и
законопатив хлева, иначе от людей и от их скотины тоже остались бы одни
обглоданные скелеты. Мухи затем три дня терроризировали окрестности, пока
не появились полчища хальтикусов - пауков-сенокосцев, известных
истребителей мух, а черные жужелицы и жуки-стафилины, выползшие из
ближайших лесов, не набросились на ямы с мусором и навозные кучи и не
уничтожили мушиные яйца и личинки.
- Сдается мне, - хитро подмигнула старушка, - этот красный шаман не
только на народное хозяйство работал. Финансировала его, похоже, РККА,
разрабатывавшая в те горячие времена новое биологическое оружие.
Карл, понурив головогрудь, внимательно слушал свою хозяйку.
Единственная реплика, поданная им во время ее рассказа, была чисто
математическая.
- Биллион - это тысяча миллиардов, - задумчиво произнес он. - Значит,
всех его мух хватило бы, чтобы сорок четыре раза протянуть мушиную ниточку
от Земли до Луны? Это же обалдеть сколько!
- Еще одна история, связанная с именем Шамбордая, случилась перед
самой войной с фашистами, - продолжила свое информационное сообщение бабка,
предварительно смочив горло новой рюмкой напитка. - В печатном виде
подробно об этом не говорилось, единственная небольшая заметка была
опубликована в "Красной звезде" в марте сорок первого года...
Далее Калерия Карловна рассказала следующее.
На маленьком полустанке под Боготолом при посадке в поезд, следовавший
в Красноярск из Лесосибирска, бригадой рабочих-путейцев был задержан некто
по фамилии Харахордин, оказавшийся крупным шпионом, выполнявшим задание
иностранной фашистской разведки. После того как шпиона доставили под
охраной в Краевое управление НКВД, на теле у него под обильным слоем
растительности были обнаружены секретные записи, носящие оборонный
характер. Шпион сознался, что в поезд садился для того, чтобы встретиться с
резидентом, который должен был его в вагоне побрить и скопировать оборонные
сведения с целью передачи их заграничным хозяевам. Таково было официальное
газетное сообщение, поступившее из Западно-Сибирского военного округа за
подписью корреспондента "Красной звезды" старшего лейтенанта Сапего.
- На самом деле, - уверенно заявила старушка, - никаким шпионом
пойманный Харахордин не был. И в поезд он садился не для встречи с
высосанным из пальца мифическим резидентом. Это мне известно доподлинно из
источника, которому можно верить. И обильный слой растительности на теле
задержанного не имел ничего общего с обычным волосяным покровом. Это была
самая настоящая паутина, выделяемая специальными железами. В поезде же его
действительно ждали. И ждал Харахордина не кто иной как Лапшицкий. Ждал, да
не дождался. Вставила Шамбордаю палку в колеса развернувшаяся тогда по
стране кампания по повышению среди населения бдительности. Откуда взялся
этот Харахордин, неясно. Что с ним стало потом, неведомо. Были на нем
письмена или это лишь плод фантазии красноярских энкавэдэшных следователей,
выполнявших спущенный сверху план по поимке шпионов и диверсантов, тоже
остается загадкой. Но очень уж тот довоенный случай напоминает нынешний. Я
про Вепсаревича с его паутиной. И опять же - там и здесь Шамбордай.
Калерия Карловна перевернула вверх дном графин, но оттуда не вытекло
ни полграмма. Оказывается, пока она говорила, рука ее то и дело тянулась к
рюмке, которую перед тем сама же своевременно наполняла. Она поставила
опустевший графин на стол, встала и подошла к буфету. Когда она вернулась к
столу, в руке у нее было розовощекое яблоко. Калерия поднесла яблоко почти
вплотную к паучьей морде.
- Кто первый прочитает скрытые под паутиной слова, тот и станет
управлять миром. - В глазах ее заиграл огонь. - Надеюсь, ты понимаешь, что
это значит? Это значит - людишкам скоро придет конец. - Закатив глаза от
восторга, она тыкала в арахнида яблоком. - Мы покроем мир паутиной, и он
вновь будет принадлежать паукам. И я... то есть мы с тобой... в этом новом
паучьем мире станем главными... станем единственными... станем теми, кто...
В общем, сам понимаешь, кем мы с тобой тогда станем. - Калерия вдруг
сделалась строгой. Эйфория ее ушла, сменившись будничным, деловым
настроем. - Завтра мать Вепсаревича пойдет в больницу навестить сына. Я с
ней передам это яблоко, ну, вроде бы как гостинец. Здесь на черенке
дырочка, внутри черенок пустой. Ты в него завтра спрячешься и в яблоке
проникнешь в палату. А там уже сам прикидывай, судя по обстановке. Ты же у
меня умница, Карлушоночек.
- Предлагаю назвать операцию "Троянский конь", - важно сказал
представитель несгибаемого племени арахнидов, будущий его повелитель.
- Называй, как хочешь, для меня главное - результат. И нельзя, чтобы
нас в этом деле опередили.
Глава 5. Кто не дружит с кипяченой водой
Ванечка, Иван Васильевич Вепсаревич, уже третью неделю мучался в
ИНЕБОЛе, что в переводе на нормальный язык значило: Институт не опознанных
медициной болезней. Мучался он вдвойне - во-первых, от неизвестности, а
во-вторых, от назойливых визитов врачей, слетавшихся на его болезнь, как
осы на малиновое варенье. Вот и сейчас, услышав шарканье и шум в коридоре,
он заранее приготовился к унижениям. Дверь открылась, запахло спиртом. На
пороге стоял главврач; из-за толстой его спины выглядывали чьи-то очёчки.
- Вы, Вепсаревич, лежите, вы у нас уникум, раритет, лично я бы к вам и
скальпелем не притронулся, в смысле вашей редкой болезни, даже если бы знал
причину. - Главврач вплотную подошел к койке, запах спирта сделался гуще. -
Его от нас Военно-Медицинская академия хотела переманить, - главврач теперь
обращался к своему невзрачному спутнику, человеку в очках и с усиками на
высохшем, испитом лице. - Только им с нами тягаться слабо, у них руки
чуточку покороче. - Главврач подмигнул Ивану Васильевичу и, низко наклонив
голову, обдал его спиртовым настоем. - А что, уникум, как вы насчет
этилового? Дерябнете с нами по полмизинца? Знакомьтесь, это Володька, мой,
так сказать, коллега, он тоже по медицинской части. Можете звать его просто
Вольдемар Павлович, он не обидится. Я чего его сюда притащил: вас живьем
показать - для этого; он же, Фома неверующий, не верит, что такое бывает.
Думал, я лапшу ему на уши вешаю, он мне даже коньяк проспорил. Кстати,
Вова, с тебя коньяк. Сам побежишь или я практикантам свистну? - Главврач
радостно потер руки, распахнул на себе халат и извлек из кармана брюк
плоскую пластмассовую бутылку.
Иван Васильевич судорожно сглотнул, он представил ядовитое жало в
горле, вывернутый наизнанку желудок, вонючие грязно-желтые пятна,
расползающиеся по постели. Повертел головой, отказываясь.
Но главврач уже отвинчивал пробку, опрокидывал бутылку в стакан,
стоявший тут же рядом, на тумбочке, а Володя, Вольдемар Павлович,
разворачивал носовой платок со спекшимся бледно-желтым сыром.
- Давай, давай, Вепсаревич, главврач я здесь или кто? Сегодня можно,
сегодня я разрешаю. - Как-то сразу он перешел на "ты", навалился тяжелым
боком на Ивана Васильевича и вложил ему стакан в руку. - Вот сдам тебя в
июле в кунсткамеру, тогда уж точно - никакой выпивки. Будешь вместе с
двухголовым теленком школьников пугать на каникулах. Так что, пей, пока
разрешают. Пей и сырком закусывай. Про кунсткамеру - это такая шутка.
Иван Васильевич скрючился на койке стручком, зажмурился и скорым
движением опрокинул в себя стакан. Ожидая ножевого удара, он напрягся, как
осторожный боксер, полностью отключил дыхание и прислушался к своему
организму. Организм молчал - наверно, хотел добавки.
- Иван... - Человек по имени Вольдемар мялся, не зная, как к Ванечке
подступиться.- Вы... Вам... У вас... - Наконец он принял на грудь свою
порцию огневой жидкости и выпалил на одном дыхании: - Бородавки мы в
детстве ниточкой удаляли. Берешь ниточку, затягиваешь бородавку петлей -
покрепче, покуда терпишь, утром просыпаешься, а она отсохла.
- Молодец, Вова. Всегда знал, что ты плохого не посоветуешь. - Удобно
устроившись на койке в ногах Ивана Васильевича, главврач выскребал из пегой
своей бородёнки застрявшие крошки сыра и поштучно отправлял в рот. -
Помнишь, как на четвертом курсе ты у трупа в морге письку отрезал? А потом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг