М.ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ
УРАВНЕНИЕ С БЛЕДНОГО НЕПТУНА
Фантастическая повесть
Родители Марка погибли в одном из звездных рейсов, когда
мальчику было четыре года. Ворчливый и педантичный ученый,
высокий и тощий, как Дон-Кихот, профессор Крабовский стал
для Марка отцом, учителем и няней одновременно.
Когда Марк подрос и обзавелся первыми в своей жизни
друзьями, профессор испытал щемящее чувство ревности. Вопре-
ки логике непоседливые мальчишки с изодранными коленками и
визгливые девчонки, чьи косички напоминали крысиные хвости-
ки, почему-то значили для Марка неизмеримо больше, чем тихие
вечерние часы, проведенные в неторопливой беседе с ним, дя-
дей.
Чтобы дисциплинировать жадный и впечатлительный ум ребен-
ка, профессор (кстати, вопреки советам учителей школы первой
ступени, куда осенью должен был пойти Марк) начал обучать
его латыни.
И как смущен и растерян был ученый, когда Марк, вместо
того чтобы произнести знаменитую речь Цицерона, начинавшуюся
словами "О темпора, о морес", захлебываясь от счастья, про-
пел:
Эне, бене, рабе,
Квинтер, минтер, жабе.
Эне, бене, рес,
Квинтер, минтер, жес.
- Это меня Нинка научила! - сказал мальчик, переводя дух.
Профессор обиделся, но не подал виду. Он пытался вспом-
нить свое детство, но на него повеяло чем-то смутным и неу-
ловимым. Как забытый запах.
Профессор всегда старался быть сдержанным в своих чувс-
твах. Он не расточал мальчику ласковых слов, не закармливал
его сладостями. Но когда Марк засыпал, Крабовский на цыпоч-
ках подходил к его постели и осторожно касался сухими губами
горячего детского лба.
Про себя профессор уже четко определил весь жизненный
путь племянника. Мысленно он видел Марка в лекционном зале
среди студентов или представлял его своим ассистентом, о ко-
тором не переставал мечтать с того дня, как впервые пояувс-
тво вал усталость. Крабовский даже вообразил себя сгорблен-
ным, седым стариком, торжественно передающим кафедру молодо-
му, полному сил преемнику. Но все вышло совсем иначе.
Марк никогда не будет профессором университета. Он избрал
другой путь... Может быть, лучший. Даже наверное лучший, но
другой.
Старик сидит у себя в кабинете. Уже вечер, но он не зажи-
гает света. Вот уже почти две недели, как Марк вернулся на
Землю. Но все еще не удосужился зайти домой. Лишь два раза
его лицо на минуту появилось на экране видеофона. Появилось
и исчезло. Крабовскому показалось, что Марк выглядит немного
странно. На лице его ясно читались смущение и тревога.
"От чего бы это? - думает старик и тут же решает: - На-
верное, чувствует себя виноватым..."
Крабовский не видел Марка семь лет. Когда он провожал по-
емянника на Фомальгаут, то мысленно прощался с ним навсегда.
"Сорок шесть световых лет, - с горечью думал профессор, - он
слегка постареет, а я умру".
Конечно, Крабовский знал о новой теории Бруно Райша. Но
он был человеком старой закалки, воспитанным на классике
Эйнштейна и Гейзенберга. Временной парадокс Райша, основан-
ный на торможении тела в собственном гравитационном поле,
профессор считал блестящей математической формалистикой, не
более.
Но Райш оказался прав: Марк вернулся и застал старика в
живых.
"Люди перехитрили время, а я должен уйти на покой, - каз-
нит себя Крабовский. - Я постарел, незаметно превратился в
консерватора и... наверное, скоро потеряю контакт со студен-
тами... Такова жизнь..."
Крабовский смотрит в темное окно, где проносятся напол-
ненные светом машины, мелькают фиолетовые вспышки энергораз-
датчиков.
Ему кажется, что где-то в глубине памяти так же вот вне-
запно вспыхивают воспоминания о давно прошедших днях. Вспы-
хивают и гаснут в черной недвижной воде невеселых старческих
мыслей.
Звякнула открывшаяся дверь. Крабовский не шевельнулся, не
сделал попытки зажечь свет и пригладить редкие седые пряди.
Пусть все будет как есть. Но в сердце Крабовского произошла
великая перемена. В резонанс с открываемой дверью в нем заз-
вучала неслышимая для посторонних симфония радости, напол-
ненная пением медных труб, громом литавр и расцвеченная пур-
пурными клубами.
И старик понял, что Марк наконец-то дома.
- Ну что же ты молчишь, мой мальчик, - бодро и весело го-
ворит Крабовский.
- Я не знаю, с чего начать, дядя, - как-то неуверенно от-
вечает Марк. Он смущенно улыбается и умолкает.
Старик помнит Марка прямым, даже немного грубоватым, и
ему непонятны эти неожиданные колебания и неуверенность.
- Ты что, боишься сообщить мне неприятную новость?
- Неприятную новость? Но о чем? - как будто искренне
удивляется Марк,
- Тогда рассказывай!
- Мы так давно не виделись, дядя...
- Ну, вырази свою радость по поводу нашей встречи в одной
короткой фразе и рассказывай.
Марк улыбнулся. Шумно вздохнул, будто проглатывая ка-
кую-то тяжесть, и начал рассказывать:
- Фомальгаут была выбрана нами не совсем случайно. Это
звезда...
- Альфа Южной Рыбы, светимость шестнадцать солнц, спект-
ральный класс A3, семь планет, - перебил Крабовский племян-
ника. - Все это я знаю! Избавь меня от ненужной информации.
В моем возрасте это вредно. Расскажи только самое главное.
- Хорошо, дядя, - покорно согласился Марк. - Ты только не
прерывай меня. Ты не сердись. Я знаю, о чем должен расска-
зать тебе... Так вот! Наша задача состояла в эксперименталь-
ной проверке гравиконцентраторов и в установлении параметров
Райта. Фомальгаут была выбрана не случайно. Она не так уж
далеко от нашей системы, и вместе с тем дважды по двадцать
три световых года - вполне достаточный путь, чтобы проверить
справедливость нестационарного следствия причинной реляти-
вистской теории...
Шли мы с постоянным ускорением, приблизительно соответс-
твующим силе тяжести. Сразу же за границами Системы мы утро-
или ускорение и включили концентраторы. Создаваемое звездо-
летом круговое гравитационное поле вытянулось и сосредоточи-
лось у него на пути. Мы, таким образом, все время должны бы-
ли преодолевать собственное тяготение. Приборы звездолета
сейчас же зарегистрировали эффект! Но мы не могли знать, как
идут часы на Земле, и поэтому лишь вернувшись на Землю и
увидев знакрмые лмца, мы поняли, что опыт удался. Но главное
не в этом. Тем более, что все уже известно из информационных
передач пси-связи.
Марк замолчал. Невидящим взглядом уставился он в окно.
Кто знает, какие видения проплывали перед ним! Крабовский
выждал немного, потом спросил:
- А что же главное, мой мальчик? Вы привезли людям вели-
кую победу... Что может быть важнее?
Марк встрепенулся. Его бледные щеки заалели. От недавней
растерянности и скованности не осталось и следа. Он резко
встал, прошелся по кабинету и остановился у Крабовского за
спиной.
- Только не считай меня сумасшедшим, дядя. Я расскажу те-
бе такое... Об этом еще никто не знает...
Марк замолчал, точно собираясь с мыслями. Крабовский иро-
нически улыбнулся. Он хотел поблагодарить племянника за до-
верие, но сдержался.
- Так вот, - опять начал Марк, - почти три года собствен-
ного времени шли мы на Фомальгаут. Когда мы уже стали явс-
твенно ощущать тяготение звезды в три солнечные массы, наш
командир Алик Вревский приказал мне сбросить напряжение с
гравиконцентраторов. Потом мы включили двигатели и в состоя-
нии невесомости уравняли свое поле с изогравами ближайшей
планеты. Мы обследовали все семь планет. Пять из них оказа-
лись похожими на Юпитер. Плотные газовые шары, раздираемые
электромагнитными бурями. Внешняя планета - я невольно ищу
аналогий - несколько походила на Луну: холодное небесное те-
ло, почти лишенное атмосферы. И только одна бледно-зеленая
планета, четвертая от звезды, показалась нам более или менее
интересной.
Когда мы легли на круговую орбиту, то нам почудилось, что
вся поверхность планеты представляет собой единый зеленова-
тый океан.
Приборы показывали, что температура на Бледном Нептуне,
так мы назвали планету, сто девяносто - двести градусов ниже
нуля. Вода в жидком состоянии при такой температуре сущест-
вовать не может. Поэтому мы сделали вполне естественное
предположение, что океан состоит из какого-то сжиженного га-
за... Спектральные исследования подтвердили, что под нами
бушуют и пенятся волны жидкого азота.
На семнадцатом или восемнадцатом витке вокруг Бледного
Нептуна мы разглядели огромный остров. Совершенно ровное се-
ро-свинцовое плато площадью, наверное, в две или даже в три
Гренландии. Я предложил спуститься и обследовать остров, но
капитан нашел, что никакого интереса он для нас не представ-
ляет и единственное, что можно сделать, это еще немного сни-
зиться. Капитан был, по сути, прав, и я не стал возражать.
Мы приблизились к азотному океану. До его поверхности оста-
валось каких-нибудь сорок километров. И тут я заметил, что
береговая линия острова светится мертвенным желто-зеленым
светом.
Капитан решил послать разведывательную ракету. Я вылетел
в ракете один.
В воздухе носились белые игольчатые хлопья. Была ли то
замерзшая вода или метан, углекислота, аммиак, углеводороды
- не знаю. Меня интересовало только свечение. Когда до суши
оставалось всего четыре километра, раздался легкий звон. Ма-
шина сообщила мне, что Р-V-Т.* соотношения изучены и проана-
лизирован спектр свечения. Я нажал кнопку, и из окошка выс-
кочила еще теплая фрелоновая лента с цифрами. Все оказалось
довольно тривиальным. На границах раздела твердого тела и
жидкого азота физические условия были как раз такими, когда
плотность жидкого азота становится равной плотности азо-
та-газа. Различия между фазами исчезли, поверхностное натя-
жение стало равным нулю, и наступило критическое состояние,
сопровождаемое опалесценцией.
Я был разочарован. Запечатлев азотное море и остров на
кристаллах синемапамяти, я вернулся на звездолет.
Марк замолчал, Крабовский слушал его рассказ,
не поворачивая головы, хотя ему было неприятно,
* Основные термодинамические параметры состояния.
что рассказчик стоит у него за спиной, а не сидит напротив.
Воспользовавшись паузой, он повернулся и спросил:
- Ну, а что было дальше?
Как будто угадав его чувства, Марк опустился в кресло.
- Потом мы отправились в обратный путь, - сказал он и
вновь замолк.
- Ну и что?
- И все. Больше ничего не было... Только уже здесь, на
Земле, готовя доклад отделению физико-математических наук
Академии, я изготовил несколько отпечатков с запечатленных в
блоках синемапамяти картин.
Крабовскому опять показалось, что Марк испытывает ка-
кую-то мучительную борьбу с самим собой.
- Послушай, Марк, послушай старика, мальчик, если тебе
трудно сказать мне правду, не говори. Я не обижусь. Но если
ты решил поделиться со мной своей тайной, то... В общем я
всегда пойму тебя.
Крабовский умолк, чтобы не высказать слишком много из то-
го, что накопилось у него в сердце за долгие годы одиночест-
ва и ожидания.
- Я знаю это, дядя, - тихо сказал Марк, - но... Это слу-
чилось в тот момент, когда моя разведракета возвращалась на
звездолет. У меня было чудесное настроение. Я тихо насвисты-
вал что-то очень веселое... Это был узкий пучок какой-то лу-
чистой энергии. Он возник откуда-то из пространства; не с
поверхности Бледного Нептуна. В этом я уверен. Тихо зажужжал
моторчик синемапамяти. Киберы включили ее сами, без меня.
Они запрограммированы на всякие неожиданности... Потом нача-
лась цепь глупейших ошибок и нелепых случайностей. То ли по
легкомыслию, то ли еще почему, сейчай я сам не понимаю, но я
не заинтересовался этим явлением. Может быть, я решил, что
за ним кроется такая же простая физическая сущность, как и
за свечением критического азота? Не знаю. Но это была моя
основная ошибка. Решив, что энергетический луч - какое-ни-
будь метеорное явление в атмосфере Бледного Нептуна, я не
проанализировал его спектр и, главное, до самой Земли не
прокрутил запись на экране синемапамяти! А она хранила уди-
вительные вещи. Одна формула чего стоит. Она написана наши-
ми, земными математическими символами! Она и знакома и не
знакома нам. Первый член такой же, как в уравнении Дира-
ка-Гейзенберга. Впрочем, смотри сам...
Резким движением Марк достал из кармана несколько снимков
и . передал их Крабовскому. Профессор же не мог даже рта
закрыть, настолько ошеломительным был смысл залпом обрушив-
шихся на него слов. Марк, видимо, понял состояние дяди, так
как сам, вероятно, пережил нечто подобное.
- Знаешь что, дядя, - сказал он ласково, - ты посмотри
снимки один, успокойся, подумай, я приду к тебе завтра ут-
ром,
Марк настолько быстро выскочил из кабинета, что Крабовс-
кий не успел бы удержать его, даже если бы захотел.
Вот уже четыре часа профессор разглядывает снимки. На них
изображены смятые, небрежно исписанные листки бумаги с мате-
матическими выкладками. Последняя формула заключена в рамку.
Вероятно, это конечный вид уравнения.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг