М.ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ
ТРИ КВАРКА
Многие считают эту историю невероятной. Даже мне самому
норой кажется, что я сделался жертвой чудовищной галлюцина-
ции, вызванной глубинным опьянением. Если прошлое не остав-
ляет ощутимых следов, то не уподобляется ли оно сну? Сон
ведь тоже реальность. С той лишь разницей, что события,
участниками которых нас делает ночь, нигде не происходят.
Чем больше я думаю о той встрече в водах Багамского архи-
пелага, тем чаще ловлю себя на том, что фантазия подменяет
реальность. Правда, всего лишь в деталях. Время всегда
что-то стирает. И неуловимо для себя мы восполняем раство-
рившиеся в памяти факты яркими вымыслами.
Я рассказывал о своих приключениях друзьям, пробовал со-
ветоваться со специалистами. И каждый раз, когда замечал,
что мне изменяет память - конечно, в мелочах, - меня с новой
силой охватывало сомнение. Очевидно, мои собеседники чувс-
твовали его. Им очень хотелось поверить мне, но здравый
смысл восставая против этого. Им мешало прежде всего мое
собственное сомнение.
Вот почему, перед тем как решиться па новое повествова-
ние, я должен преодолеть внутреннее сопротивление. Это как
прыжок в холодную воду, когда не очень хочешь купаться. Нуж-
но либо одеться и уйти, либо сразу же броситься в непривет-
ливую волну.
...Наш "Звездочет" - маленькое океанологическое судно с
вымпелом Академий наук СССР - лег в дрейф в виду тропическо-
го острова Малый Инагуа. В глубине острова было озеро, на
котором гнездились фламинго. По вечерам они проносились над
морем, и в золотой зеркальной воде отражался неровный пламе-
неющий клин. Тишина вокруг стояла такая, что сердце щемило.
Тишина и красота. Когда солнце, как убегающий спрут, закаты-
валось за горизонт и выбрасывало чернила, море загоралось
холодным и ровным светом. Бешеными всплесками огня вырыва-
лись в воздух летучие рыбы. Живые кометы с шлейфом бело-го-
лубых брызг.
Мы называли себя великолепной семеркой. И не без некото-
рого основания. За четыре месяца плавания мы крепко подружи-
лись. Кроме того, нас действительно было семеро: капитан Же-
ня, штурман и радист Модест Николаевич, механик Витя, мото-
рист Алексей, гидробиолог Павел Константинович Танесберг,
биофизик Ольга и я - начальник экспедиции.
Мы должны были собрать коллекции океанической фауны для
музея и исследовать влияние изотопного состава вод на мета-
болизм животных. Последняя задача возлагалась на меня. Пос-
кольку воды Багамского архипелага сильно обогащены дейтери-
ем, я надеялся получить новые, интересные для меня данные.
Впрочем, проблема эта узкоспециальная и никакого отношения к
дальнейшему повествованию не имеет.
За восемь рабочих дней подводной охоты мы собрали доволь-
но богатый урожай: нескольких замечательных мурен самого
отвратительного вида, четыре типа губок, любопытного мутанта
крабаграпсуса, множество груперов, ярчайших морских попуга-
ев, сержант-майоров и бо-грегори. К сожалению, в формалине
их радужные краски быстро поблекли. Моллюски в нашей коллек-
ции были представлены коническими диодорами, грунтовыми со-
ленами, хитонами из класса Zoricata, которые подобно ама-
зонским броненосцам могут сворачиваться в клубок, и мидиями.
Пх мы, кстати, ежедневно поедали в сыром виде. Вообще пре-
лесть подводной охоты особенно остро ощущается за столом.
Поджаренные в кипящем масле губаны, жирные барабульки, нако-
нец, предмет вожделения всех американских рыболовов-'тарпон.
Эта стокилограммовая рыба с уродливой бульдожьей мордой зна-
менита своими виртуозными прыжками. Попавшись на крючок, она
выскакивает из воды вертикально вверх на высоту в пять-шесть
метров. Гулко плюхнувшись в воду, опять совершает чудовищный
прыжок, проносясь над медленно вращающимся гребнем нашего
радара. Я подранил одного тарпона из подводного ружья. В
смертельном прыжке рыба чуть не вырвала у меня из рук ору-
жие. Она прыгала до тех пор, пока вода вокруг нас не окраси-
лась кровью. Потом линь ослабел, и я подтянул морского буль-
дога к себе.
Нередко мы уходили на погружение ночью. В этом есть осо-
бое очарование. Вблизи поверхности тела пловцов кажутся от-
литыми из фосфорического стекла. Они скользят легко и бес-
шумно, как в пустоте, оставляя за собой нестерпимо яркий
ртутный след. С глубиной сияние угасает. Тебя окружает глу-
хая бархатная тьма. Вода настолько тепла, что ее совсем не
чувствуешь. Здесь, как в космическом пространстве, все нап-
равления безразличны. Но вот вспыхивает фонарь, и тьма бук-
вально взрывается каскадом ярчайших красок. Разноцветные ко-
раллы и мшанки, морские анемоны и лилии, стеклянные асцидип
и голубые лангусты.
Совсем иной, непередаваемый мир. Он заставляет забыть о
голубизне неба, о пронзительном запахе хвои, об изменчивых
красках восходов.
Моряки и поэты столетиями прославляли красоту океана. Но
только теперь, когда человек погрузился в него, мы начинаем
смутно понимать, что подлинная красота скрыта в глубине. Она
лишь отдаленно мерещится нам.
Далекая, забытая прародина. Когда-то мы вышли из океана.
Наша соленая кровь - это память о доисторических водах, сво-
бодно циркулировавших в телах далеких, неведомых предков.
Мы носим в жилах океан,
Соль первых дней творенья носим...
И этих жил мы ловим просинь
На милом трепетном виске.
Ах, волосы твои как осень...
Ее волосы растекались в водных струях подобно водорослям.
Танесберг погрузился тогда вдвоем с Ольгой. Они ловко и
быстро ушли в глубину. Я хорошо видел это сверху, так как
страховал их. Никелированными шариками из-под загубников ак-
валангов вырывались пузырьки. Качающимися вертикалями уходи-
ли на поверхность.
Я любил ее, она любила его, а он любил свою жену, которая
ждала его в родном Таллине.
Конечно, я и подумать не мог тогда, что вижу ее в послед-
ний раз... Легкую, стремительную, с развевающимися водорос-
лями волос (она никогда не надевала резиновую шапочку).
Иногда мне кажется, что я предчувствовал в те минуты скорую
и неизбежную утрату. Но это не так. Я слишком был полон ею.
Тревога и утрата были во мне постоянно. Иллюзия предчувствия
появилась потом, когда Ольги не стало и прошло слишком много
времени, чтобы можно было точно припомнить, как все случи-
лось.
Ничто не предвещало трагедии. Трехметровая песчаная акула
боялась подойти близко. Она медленно ходила по широкому кру-
гу, опускалась на дно, вздымая быстро успокаивающиеся вихря
пелагяаля. Я все время держал ее на прицеле. Мое ружье заря-
жено взрывным баллончиком паралитического действия. Пока
акула плавала в одиночестве, опасаться не приходилось.
Они скользили над самым коралловым рифом. Мохнатые водо-
росли находились в непрестанном движении. Попугаи и спшюроги
выныривали из колышущихся чащ, кружились вокруг розовых ане-
монов. Световые блики вспыхивали и пропадали, и только синяя
туманная бездна выглядела безжизненной и одноликой в этом
постоянно изменяющемся мире.
...Я не сразу понял, как это началось. Так животные, на-
верное, заранее чувствуют приближение землетрясения. Тишина
и спокойствие. Только кричат и носятся над землей птицы, жа-
лобно воют собаки, и тихие мыши спешат скорее покинуть обре-
ченные дома.
Откуда-то из глубины высыпала стая луфарей, остроклювые
серебряные сарганы с колоссальной скоростью пронеслись мимо
меня, точно вылетели из минометов. Куда-то запропастилась
песчаная хищница. Я не видел никакой опасности и ничего не
понимал. А те двое внизу подо мной спокойно занимались своим
делом. Ольга засовывала в сетку иглокожих, ножом отдирала
облепившие риф раковины. Павел Константинович деловито отби-
рал пробы грунта, ловил маркизетовым сачком планктон.
Но беззвучная паника нарастала. Извиваясь, как пиявка,
проплыла мурена. Зеленая черепаха пыталась зарыться в песок,
разливая в кристальной воде потоки мути. Я никогда не видел
столько рыб сразу. Море вокруг меня рябило.
Из глубины вырвалась огромная восьми- девятиметровая аку-
ла: темные поперечные полосы, тупое широкое рыло, маленькие
туманные глазки. Это была Stegostoma tigrinum - опасная и
беспощадная тварь. Следом за ней показалась химерическая
акуламолот, способная перекусить человека пополам. Это было
повальное бегство, великий рыбий исход. Все свершилось в ка-
кие-то секунды. Я не успел даже крикнуть в подводный теле-
фон, чтобы предупредить их о надвигающейся опасности. Я уви-
дел это...
Необъятная бурая масса с тусклой синеватой оторочкой мед-
ленно, как медуза, выплывала из синих глубин. Она закрыла
собой всю синеву. Я боюсь ошибиться в размерах... Может
быть, километр, а может быть, много больше. Как грязный,
непроницаемый туман, заволокла она все. Конца ей не было.
Она лишь нерезко утопала в отдаленных мутных пространствах.
Дрожащее, переливающееся какими-то пузырьками желе. Кромка
его колыхалась, как крылья гигантского ската - манты. Очень
медленно поднималось оно из океанской бездны. Как привиде-
ние, как воплощение немого ужаса.
Что было со мной? Я видел ясно и все сознавал, но тело
мне не повиновалось. И все вокруг тоже замерло, как останов-
ленный кадр.
Неподвижно застыла, будто вода вокруг нее обратилась в
лед, Stegosloma tigrinum. Следом за ней оцепенела акула-мо-
лот. И бурая масса тоже вдруг остановилась, повисла над
дном. И тогда точно электрическая искра ударила громадных
рыб. Они изогнулись пополам и, конвульсивно вздрагивая, на-
чали медленно опускаться в пузырящееся желе. Они растаяли в
нем, как сахар в стакане киселя.
...Секунду спустя то же случилось с моими товарищами.
А я все видел и все сознавал, по не мог и пальцем пошеве-
лить. Потом меня захлестнул невыразимый ужас. Передать его
невозможно, даже вспомнить пережитое ощущение я не могу. Это
разрывалась каждая клетка моего тела, содрогался каждый ней-
рон, вскипала кровь. Тьма застлала мои глаза, пропасть отк-
рылась в груди, и сердце падало и падало в эту пропасть, но
но могло измерить ее. И еще я пережил одиночество. Одинок
космонавт на круговой орбите, спасшийся с затонувшего судна
моряк па плоту посреди океана, шахтер в засыпанной штольне.
И все же они одиноки не до конца. За космонавтом напряженно
следит Земля, потерпевшего крушение ищут суда и самолеты,
вокруг обвалившейся шахты толпятся взволнованные люди.
Для меня все исчезло. Меня заставили забыть о людях вооб-
ще - и далеких, и близких, у меня отняли воспоминания и на-
дежду, лишили всех органов чувств.
Остались только ужас и черная пустота вокруг. Все осталь-
коэ бесследно исчезло. Я успел лишь подумать, что в следую-
щий MRP придет смерть. И как мелка и не страшна была эта
мысль в сравнении с непроницаемым ужасом, который со всех
сторон окружал меня!
...Очнулся я уже в Москве в больнице. Мое полное беспа-
мятство продолжалось около двух месяцев. Капитан Женя корот-
ко рассказал мне все остальное.
...Команда, как обычно, наблюдала за нами с борта "Звез-
дочета". О том, что происходит в глубине, никто, конечно, не
догадывался. Но меня они видели хорошо. Когда, я вдруг резко
согнулся и стал медленно уходить в глубину, ребята забеспо-
коилась. Мгновенно спустили шлюпку, в которую прыгнули Мо-
дест Николаевич и Витя. Они быстро надели акваланги и запус-
тили мотор.
Модест Николаевич догнал меня на глубине десять метров.
Мои зубы мертвой хваткой зажали загубник, но воздух из бал-
лонов в легкие не поступал. Я не дышал. Пока меня поднимали
на "Звездочет" и пытались привести в чувство на палубе,
прошло минут двадцать. Женя между тем прыгнул в трюмный ко-
лодец со стеклянным дном. Он тоже увидел это. Оно застилало
все поле зрения.
Модест Николаевич даже не пытался отыскать Ольгу и Павла
Константиновича. Было поздно. Он видел, как медленно погру-
жается в расселину бурый студень, в котором исчезают парали-
зованные рыбы. Как ни странно, с Модестом Николаевичем в во-
де ничего не случилось. Лишь несколько часов спустя у него
начался озноб, который быстро перешел в глубокий обморок,
продолжавшийся около четырех суток.
Но произошло это уже потом. Видимо, сила воздействия на
живой организм определялась расстоянием, отделявшим нас от
чудовища, и длительностью пребывания в воде.
Сразу же после того, как меня подняли на палубу, Женя
атаковал бурое желе тротиловыми шашками. Он поджигал корот-
кие отростки огнепроводного шнура и бросал шашки далеко за
борт. Потом в иллюминатор колодца можно было видеть, как
медленно затягиваются в бурой массе рваные черные ямы. Она
была неразделима. Величественно и равнодушно смыкалась в
разрыве. Все так же медленно и непостижимо погрузилась она
потом в те бездны, из которых поднялась на нашу беду.
Вокруг суденышка плавали желто-бурые водоросли саргассы и
оглушенные рыбы. Море было по-прежнему неподвижным. Высоко в
небе парил одинокий фрегат.
Я не знаю, что это было. И никто не знает. Я рассказал
обо всем, что видел и пережил. Остальное - домыслы, игра
ума. Но, отталкиваясь только от фактов, мы будем вынуждены
признать собственное бессилие. Те немногие явления, свидете-
лем которых я оказался, не позволяют постичь сущность проис-
шедшего. Тут не помогут никакие аналогии - в окружающем нас
мире их просто нет. Я столкнулся с качественно иной жизнью,
управляемой совершенно другими, непостижимыми пока законами.
И все же есть нечто, от чего можно оттолкнуться. И оно
внутри нас. Это ощущение. Мой ужас и непередаваемое одино-
чество. Порой мне кажется, что только через них мы можем
постигнуть душу морского дива. Я не случайно говорю "душу".
Вполне вероятно, что оно в какой-то степени разумно. Слишком
уж оно необъятно, чтобы жить среди себе подобных... И жить
оно должно было очень долго, прежде чем сделаться таким...
Я нанизываю свое ощущение на логическую нить. Даже если
посылка неправильна, но дальнейшее рассуждение не противоре-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг