Во двор медленно въехала машина. Из кабины вышли мужчины и женщина и
принялись деловито выгружать картонки и свертки.
- Где лаборатория генетических структур? - спросил Второв.
Женщина выпрямилась, упершись ладонями в бока.
- Вон там. - Она мотнула головой в сторону башни из красного кирпича,
разделенной на пять этажей круглыми окнами. Прядь волос сорвалась со лба и
брызнула на лицо женщины. Получилась вуаль, из-под которой глядели усталые
карие глаза.
Второв вспомнил про письмо, которое ждало его дома, и заторопился.
"Нагородили черт знает чего... Перила черные, ступени желтые. Лифта,
конечно, не догадались сделать..."
Он попал в узкий изогнутый коридор.
"Стены белые, как в больнице... И пахнет как в больнице: йодом,
карболкой и хозяйственным мылом", - отметил он.
На третьем этаже за стеклянной дверью Второв увидел людей, сидевших в
удобно выгнутых пластмассовых креслах. Кто-то стоял у доски. Вероятно,
рассказывал. По стенам было развешено множество графиков. Второв всмотрелся
в листы ватмана.
"Усредненная формула миозина и разветвленная схема генетического кода".
Прочел название: "К вопросу о механизме обмена в мышечной клетке".
"Интересно. Значит, покойный академик и метаболизмом занимался. Очень
интересно".
Второв хотел было войти, но раздумал.
"Пусть их сидят семинарничают. Сначала с лабораторией нужно в общем
познакомиться..."
На четвертом этаже он отыскал кабинет Кузовкина. Около двери была
прикреплена табличка с надписью: "Кузовкин Аполлинарий Аристархович". И все.
Звание и заслуги не указаны, они общеизвестны. Только дата рождения и
смерти. Начало и конец двадцатого века. "Жаль! Все же он еще многое мог
сделать, шестьдесят три для ученого-экспериментатора - это не рубеж", -
вздохнул Второв.
Со смешанным чувством смущения и непонятного раздражения нажал ручку
двери. То ли движение его было слишком резким, то ли дверь была слабо
закрыта, но случилось неприятное. Раздался щелчок, дверь распахнулась, и
Второв влетел в комнату. Двое мужчин, стоявших возле письменного стола с
мензурками в руках, на миг застыли в изумлении. На развернутой газете лежала
крупно нарезанная колбаса, ломти белого и черного хлеба, коробка бычков в
томате. Здесь же приютилась узкогорлая колбочка с остатками прозрачной
жидкости. Пахло спиртом и табаком.
- Здравствуйте! - смущенно сказал Второв.
- Здравствуйте... - протянул брюнет.
- Здоровеньки булы! - подмигнул блондин с редкими прямыми волосами и
узким лицом.
Брюнет поставил недопитую мензурку на стол и вопросительно посмотрел на
Второва. Блондин поколебался, но выпил (он тоже пил из мензурки), взяв для
закуски кусок колбасы и белый хлеб.
- Прошу прощения, я, кажется, помешал?
- Ничего, ничего, - сказал блондин. - А вам кто, собственно, нужен?
- Моя фамилия Второв, мне временно предложили руководить
лабораторией...
Блондин покраснел и поправил газету, словно его смущало обнаженное тело
колбасы и красные пятна томатного соуса.
Брюнет медленно попятился от мензурок с разведенным спиртом. Полоска
света от окна между ним и краем стола начала расти так мучительно медленно,
что Второву захотелось толкнуть его.
- Отмечаете? - неопределенно сказал он и шагнул мимо стола к окну, где
стояли приземистые шкафы с книгами. Второв чувствовал, что начинает
краснеть, нужно было как-то действовать.
- Совершенно лояльно! То есть вы попали в самую точку: отмечаем,
празднуем, - шумно выдохнул блондин. - День рождения вот... у него. А здесь
кабинетик пустует. Вот мы и собрались обмыть, так сказать, его...
Он ткнул пальцем в брюнета, уже успевшего отдалиться на почтительное
расстояние от стола и приблизиться к распахнутой настежь двери. Тот застыл
на несколько мгновений, соображая, к чему ведет подобный поворот ситуации.
- Да, - неуверенно сказал он, - день рождения у меня. Я родился...
Брюнет уже освоился и решительным шагом приблизился к столу.
- Может, вы с нами за компанию, так сказать? - нарочито веселым голосом
спросил он и взялся за колбу.
- Вот именно! В честь знакомства, - заулыбался блондин, - химического
напитка...
Второв посмотрел на них. Черти этакие. Этот блондин, должно быть, плут
и пройдоха, каких свет не видывал.
- Хорошо, - сказал Второв, - налейте. Ради знакомства. - Как вас
величают-то? - полюбопытствовал блондин.
- Александр Григорьич.
- А меня Сергей Федорович Сомов, я главный механик в этой лаборатории,
а он электрик наш, институтский, значит.
Они выпили, закусили и помолчали.
"Непедагогично все это, - мучился Второв. - В первый же день выпивать с
будущими подчиненными... А впрочем, лучше в первый, чем в последний!"
И все же Второв был смущен, как обычно, когда обстоятельства заставляли
его поступать против своей воли.
"Я никогда не мог устоять против неожиданного нахальства. Чтобы
поступить правильно, мне всегда требовалось некоторое время на раздумье, я
очень туго ориентируюсь. Очень туго".
Выпив, Сомов развеселился. По его лицу разлился румянец, глаза
заблестели. Он толкнул в бок "именинника".
- Вот не гадали, Стеценко, что мы сегодня с тобой будем новое
начальство обмывать! А?
- Да, - сказал Стеценко басом, - это уж факт.
- А кто сейчас лабораторией Аполлинария Аристарховича командует? -
спросил Второв.
- Считается, что новый директор, - словоохотливо объяснил Сомов,
наливая себе спирта, - но мы видели его за это время всего один раз. Оно,
правда, после Аполлоши, не в обиду будет сказано, Филипп будет помельче. И
фигурой, и головой не вышел. Правильно, Анатолий?
- Точно. Насчет головы не знаю, а с фигурой у покойника было все в
порядке. Высокий, плечистый, и сила у него была дай бог.
- Да, а ведь старик, пенсионер считай. А как тогда он эту тележку
свернул, а? - Сомов просиял, словно он сам совершил этот подвиг.
- Какую тележку? - удивился Второв.
- Было тут одно дело, - улыбнулся Стеценко. - Старик выезжал со двора
на своей машине, а в воротах наши подсобники застряли с тележкой, на ней
возят корм для зверья. Мотор заглох, и как-то она у них так развернулась и
стала поперек, что ни пройти ни проехать. Ждал, ждал академик, а работяги
копошатся и ни с места. Известно дело, народ слабосильный...
- После выпивки, - разъясняюще вставил Сомов.
- Да. Одним словом, рассвирепел Аполлон, выскочил из машины и вывернул
все в кювет. И понес, и понес...
- А в ней не меньше трехсот килограммов, - сказал Сомов.
- Больше, - заметил Стеценко.
- А свидетели этого происшествия, наверное, тоже были под хмельком? -
улыбнулся Второв.
- Ей-ей, Александр Григорьич, - горячо запротестовал Сомов, - вот вы не
верите, а пойдите спросите хотя бы нашу лабораторию, да и весь институт вам
скажет, как один человек...
- Что же скажет мне институт?
- Необыкновенный человек был покойник. То есть такие номера откалывал,
уму непостижимо. Особенно в последние годы, перед смертью.
- Ну посудите сами, товарищи: старику за шестьдесят, а он такие тяжести
ворочал. Вы можете быть самокритичными?
- Мы очень критичные, - убежденно сказал Стеценко, - но такое дело
было, это факт.
- Да, - подтвердил Сомов, - было, ничего не скажешь. А какой у него
глаз, ого! Все видел, все помнил! Как у нас прорабатывали Николая, помнишь,
Толя?
- Все тогда говорили об этом, - кивнул головой Стеценко.
- Вы знаете, у нас здесь один парень проштрафился, прогулял два дня, -
рассказывал Сомов. - Разбирали его дело на собрании коллектива лаборатории,
и нужно было рассказать, как Николай пришел на работу, что делал - одним
словом, дать характеристику. Сам Николай сказал два слова и молчит. Тогда
выступает академик. И как начал!.. Вот уж голова, я вам скажу. Все описал:
когда Николай поступил, как был одет, что говорил. Даже цвет туфель
запомнил. И что Колька курил сначала сигареты с мундштуком, а затем бросил и
перешел на папиросы, тоже упомнил.
"Легендарная личность", - подумал Второв. Его стала немного раздражать
предупредительная словоохотливость механиков, и он прекратил расспросы.
Сомов, видно, почувствовал скрытую напряженность нового начальника. Он
свернул газету и прихватил колбу.
- Мы пойдем, Александр Григорьич. Спасибо за компанию. Извиняйте, если
что не так. Пошли, Стеценко.
Они ушли. Второв открыл окно. В комнату ворвался лес, свежий и пахучий.
Где-то совсем рядом пели птицы; казалось, что их пронзительные голоса
раздаются в самом кабинете.
"А ведь здесь действительно неплохо. Тишина, свежий воздух, и людей в
лаборатории немного. Кузьмич молодец, что сунул меня сюда. Немного передохну
от сумасшедшей гонки..."
Второв потянулся, зевнул и тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли о
неоконченной работе по вторичным структурам ферментов. Где-то среди обрывков
формул и реакций всплыл голубой конверт с письмом и тут же исчез, смытый
новым потоком мыслей.
- Директора, пожалуйста... - Телефонная трубка, тысячи раз бывавшая в
руках Кузовкина, была холодной и очень чужой. - Филипп Савельич? Это Второв.
Алексей Кузьмич звонил вам?.. Да, я согласен. Знакомлюсь с лабораторией. К
концу дня зайду к вам. Нет, для меня очень важно первое впечатление, а потом
я буду готов выслушивать разъяснения. Вы правильно поняли меня. Добро.
Второв улыбнулся и положил трубку. Филипп явно обрадовался. Ему нелегко
тянуть неожиданно свалившийся на него груз. Покойный академик
директорствовал, заведовал лабораторией и одновременно участвовал в
многочисленных советах, консультативных органах, комиссиях и организациях.
Филипп, с которым Второв кончал биологическое отделение университета, был
слишком молод и неопытен для подобной работы. Он задыхался в потоке писем,
предложений, приказов, планов, запросов, ответов, претензий, заявлений,
жалоб... Ему хотелось сделать все наилучшим образом. А это невыполнимо.
Никогда не получается, чтобы все было одинаково хорошо. Примат главного над
второстепенным еще не был осознан новым директором Института биологии.
Поэтому появление Второва воспринималось им как спасение. Второв избавлял
его от необходимости совмещать с директорским постом заведование
лабораторией генетических структур, как это было при Кузовкине...
- Разрешите? - на Второва преданно смотрел темноволосый мужчина.
Этим вопросом началось знакомство с сотрудниками, которое закончилось
уже вечером. Второв пожал десятка два рук, обошел "башню" с первого по пятый
этаж, поговорил с множеством незнакомых людей и, в итоге, безумно устал.
Недельский, старший из молодых, близкий ученик Кузовкина, произвел на
него довольно отталкивающее впечатление. "Талант, обильно сдобренный
цинизмом, похож на воровство, его легко отличить по смрадному запаху. Как
трудно иметь дело с такого рода людьми! На таких нельзя положиться, они
начинают предавать уже в утробе матери... А вот этот... Гарвиани - забавный
тип. Хитер, хитер... но, кажется, с головой...
Артюк очень легкомысленный. Впрочем, надо проверить... Бесчисленное
множество девочек из специальной школы, лаборантки, лаборантки..." -
подводил итог Второв.
Он сидел в кабинете и устало перебирал впечатления от всего, что увидел
и услышал за день. Сцены и слова, обрывки фраз, случайный взгляд и
многозначительная пауза - все это надежно отпечаталось в его памяти. Сейчас
из мозаики ощущений и впечатлений ему предстояло составить нечто, именуемое
лицом лаборатории.
Рабочий день кончился, и Второв уже собрался уходить, когда
девушка-курьер принесла пакет из плотной бумаги с печатями.
- Это вам, - сказала она.
Увидев фамилию Кузовкина, Второв сначала рассердился, потом рассмеялся.
- Я же еще не принял дела! Сегодня первый день...
- Филипп Савельич сказал, что вы разберетесь. Если что нужно, звоните
ему.
- Хорошо, оставьте.
"Жулик этот Филипп, - думал Второв, рассматривая письмо, -
обрадовался... В первый же день насел на человека. Придется с ним воевать.
Он в пылу административного рвения завалит меня бумажками..."
Письмо было из Госкомитета, имеющего непосредственное отношение к
космическим делам. Второе бегло пробежал первые строки: "...доводим до
сведения дирекции института и коллектива лаборатории генетических структур,
что нами до сих пор не получен отчет по теме © 17358. Исследование, начатое
полтора года назад академиком Кузовкиным А.А., включено в план особо важных
государственных работ по изучению космоса.
Информационные отчеты по этой теме, полученные от вашей лаборатории,
носят общий характер и не могут служить достаточным материалом для
каких-либо выводов по изучаемому вопросу.
Прошу сообщить, в каком состоянии находится работа и к какому сроку
лаборатория вышлет заказчику окончательный отчет.
Главный специалист доктор
физ.-мат. наук
Слепцов Н.Н."
Второв немедленно набрал телефон Недельского.
- Виктор Павлович, кто у вас работал по теме 17358?
- Не могу знать, Александр Григорьевич. А почему вы обратились именно
ко мне?
- Вы старший научный сотрудник, и мне показалось, что...
- Вы ученый и знаете, как ошибочно все, основанное на слове
"показалось". Мне, конечно, приятно, что вы отметили мою скромную фигуру. Но
вы ошиблись. При покойном Аполлинарии Аристарховиче не я был его
заместителем, а Рита Самойловна. Вам придется набрать номер телефона 12-65,
она в соседней комнате. Торопитесь, рабочий день кончается, а Риточка долго
не задерживается.
- Рита Самойловна? - Второв был так удивлен, что не успел переспросить
Недельского и тот уже положил трубку.
Во время сегодняшнего обхода башни был момент, когда Второву удалось
оторваться от сопровождающих его лиц и остаться одному. Он очутился перед
узкой стеклянной дверью, закрашенной изнутри белой масляной краской. Когда
он вошел в комнату, то увидел там женщину, которая показалась ему несколько
странной. Чем? Этого он так и не понял.
Она сидела за маленьким столиком и равнодушно смотрела сквозь Второва.
Ее взгляд как будто проницал светлый второвский пиджак, сорочку, белье,
мускулы, ребра, легкие и, не задерживаясь, уносился прочь. Прямой, строгий,
печальный. Равнодушный, как дневной свет. Он пролетал сквозь атмосферу и
растворялся в космической бездне.
"Сейчас она видит звезды... Сириус, Кассиопею или... Черную пустоту", -
подумал Второв и кашлянул.
Лицо женщины на секунду исказилось, как бы от внезапной боли. Она
возвращалась из своего далека мучительно и неохотно. За бегство из миража
она платила страданием; большие светло-серые глаза сразу же сузились и
потемнели. Словно схваченные цементным раствором, каменели мускулы лица,
утрачивая нежные и зыбкие линии. Чуть приоткрытый рот, милый и теплый,
сжался в напомаженную полоску. Это была Рита Самойловна.
Ее не очень выразительные ответы раздосадовали Второва. Казалось, она
хотела побыстрее от него отделаться. Либо просто не могла собраться с
мыслями и отвечала невпопад.
"Кузовкин окружал себя невзрачными людьми, чтобы оттенить собственную
оригинальность", - подумал он в первую минуту. Но сразу же засомневался, так
ли это. Слишком уж яркой личностью был академик...
И вот, оказывается, эта серая, едва попискивающая научная мышка была
правой рукой академика. Второв пожал плечами и вызвал Риту Самойловну к
себе.
Она вошла походкой усталой и чуть развинченной и, ничего не сказав,
посмотрела на него. Конечно, она и сейчас витала где-то очень далеко от
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг