М. ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ
ДУША МИРА
Научно-фантастическая повесть
...И гасит пламя безграничной жажды
Любви взаимной взгляд.
Пусть жизнь от целого приемлет каждый
И вновь - к нему назад.
(В. Гете, Душа мира)
Я - всего лишь голос. Простой человеческий голос, запи-
санный на узенькую магнитную пленку. Эта пленка - мое тело.
Она безнадежно стара, ее очень берегут, и поэтому уже много
столетий нас держат в особом помещении под непроницаемым
колпаком.
Здесь не холодно, не тепло, не сухо и не влажно. Из окон
во всю стену в помещение проникает рассеянный свет. За окна-
ми зеленые поля и темное глубокое небо, покрытое высокими,
как горы, облаками. Солнце небольшим желтым пятном скользит
вдоль стен...
Острее всего я переживаю ночь. Тогда я вновь умираю. Но я
полон терпения. Я знаю, что наступит утро, солнце тысячек-
ратно преломится в молочных стенах и ко мне придут люди. Я
нахожусь здесь для них.
ОТРЫВКИ
ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА
СЕРГЕЯ АРЕФЬЕВА
Я нажимаю кнопку, и дверь распахнута. Я вхожу в комнату,
одновременно озираясь, обоняя и слыша:
- Погоди, погоди, да, я так и сказал ему и от слов своих
отступать не собираюсь!
Гривастый человек с круглыми кошачьими глазами рычит в
видеофон, где прыгают губы его собеседника.
- И если ты намерен его поддерживать, я тебя пошлю туда
же! - орет он. - Хоть ты мне и друг! Да, да, вот так, дру-
жок!
Багровое лицо, жалобно пискнув, исчезает с цветного экра-
на видеофона. Я за это время успеваю разглядеть великолепные
черные дуги бровей, низкий лоб и крепкий подбородок научного
руководителе Института телепатии. Пахнет ортотабаком, выра-
щенным по последнему слову бионауки, в прозрачной поверхнос-
ти стола отражены массивные ладони боксера-любителя, зеленые
глаза научного руководителя мечут мне в лицо желтые молнии.
- Ермолов, - рокочет мужчина, и рука моя на мгновение
сдавливается стальными тисками. - Садись... садитесь, -
приглашает он.
Я откидываюсь назад и спиной ощущаю прохладу пластика.
Мне уже ясно, что за человек стоит предо мной, расставив но-
ги и опершись руками о стол. У нас с ним не получится разго-
вора. Мы будем говорить на разных языках. Очень грустно, что
в этом институте такой главнаучрук! Признаться, я ожидал
другого...
- Вот ваши документы, - говорит он, бережно отстегивая
толстыми пальцами защелки зеленого бювара. - Кстати, болен
наш главный научный руководитель, академик... - он называет
армянскую фамилию, состоящую из одних согласных, так быстро,
что она сливается в короткое невыразительное фырканье, - я
замещаю его.
Ах, вот оно что. Значит, мне просто не повезло. Кажется,
это становится правилом. Я упрямо сползаю в ряды неудачни-
ков. Все вокруг словно сговорились помогать мне проваливать-
ся везде, где возможно.
- Вот здесь вся ваша жизнь, - неожиданно сказал Ермолов,
вываливая на стол фотокопии, магнитные пленки, поляроидные
документы, куски кинолент и множество бумаг со штампами и
вензелями различных учреждений.
Я вздрогнул. Я не ожидал от этих бровей такого обобщающе-
го подхода к скучному архивному материалу. Конечно, в этих
бумажках была отражена моя жизнь. Но как? Мне всегда каза-
лось, что очень условно...
- Вы окончили школу-интернат, - говорит Ермолов, отклады-
вая в сторону золотистую бумагу с изображением голубых книг
и ракет.
Какая проницательность! Школа, милая сложная жизнь... Как
все это было давно! Из вороха воспоминаний я совершенно слу-
чайно извлекаю забытый эпизод.
Уже тогда я испытывал особое состояние, преследовавшее
меня затем в течение всей жизни: состояние предчувствия
предназначенного мне судьбой великого свершения.
Насколько я помню себя, моя жизнь протекала в ожидании
грандиозных и потрясающих событий, где судьбой мне отводи-
лась главная роль. Здесь не было и тени самомнения или тщес-
лавия. Это была стихийная вера, вложенная в мою душу самой
природой.
Я знал, что совершу нечто абсолютно великое. По своим
масштабам этот акт превзойдет все, что делалось людьми до
сих пор. Поэтому его нельзя будет измерить обычной челове-
ческой меркой. Сделанное мной будет иметь непреходящую цен-
ность.
Я не знал только, когда это произойдет.
Я ждал.
Иногда мне хотелось приблизить будущее, и я начинал дейс-
твовать. Как правило, это кончалось очень плохо. Или смешно,
что еще хуже.
Мне было десять лет, когда я бежал из школыинтерната в
Большой заповедник. Я мечтал стать великим укротителем всех
зверей, сохранившихся на земле. Мои друзья-однокашники игра-
ли в "Космос". и "Лунный город", они коллекционировали ред-
кие фотографии Юпитера и Сатурна, выпрашивая их у именитых
космонавтов. А я в это время во сне и наяву повелевал полчи-
щами усмиренных тигров и добродетельных пантер. В моих ушах
стоял шорох камыша, раздвигаемого могучим телом хищника, и
слышались слова преданности и покорности, произнесенные на
зверином языке, которым, конечно, я буду владеть в совер-
шенстве. Слава Маугли не давала мне покоя. Она приобретала в
моих глазах космические масштабы. Мне грезились тысячные
стада слонов, падавшие на колени при моем появлении. Я шагал
им навстречу по изумрудной траве, искрящейся на солнце мири-
адами капелек влаги, и умные животные приветствовали меня
глухим урчанием.
Наконец, видя, что нет никакой надежды преодолеть сжигав-
шее меня чувство, я сбежал от утренней зарядки, ежедневных
занятий в школе, бадминтона и пионерских вечеров у электро-
костра. Моим попутчиком был Жоля, беленький веснушчатый
мальчик с широко раскрытыми глазами. Зачарованный и потря-
сенный моими фантазиями, он готов был идти со мной на край
света.
Нам повезло, и мы за сутки добрались до границ заповедни-
ка, расположенного в Забайкалье. Водитель аэрокара приземлил
машину неподалеку от высокого белого здания, стоявшего прямо
на лесной опушке.
- Вот это и есть управление Большого заповедника. Там ты
найдешь своего отца.
Я кивнул, и мы спустились по плетеной лесенке на мягкую
влажную землю. Летчик помахал нам рукой в серебристой пер-
чатке, дружелюбно улыбнулся, и машина, обдав нас теплыми за-
пахами масла, краски и разогретого металла, медленно подня-
лась в воздух. Мы проводили ее глазами, и я на миг ощутил
тоскливое посасывание в груди. В управление, где никакого
отца у нас не было, мы не пошли, а спрятались в лесу. Когда
наступила ночь, мы пересекли границу заповедника. Это была
несложная операция, так как ограждения были рассчитаны на
глупых и сильных зверей, а не на двух хитрых ловких мальчи-
шек. Мы переплыли бетонированный ров с водой, перебрались
через полосу инфракрасной защиты, пролезли сквозь серию про-
волочных ограждений и попали в темный девственный лес. Ко-
нечно, мы сразу заблудились, но ведь это, пожалуй, и было
нашей единственной целью. Я уже точно не помню всех ощуще-
ний, связанных с этим приключением. Но я никогда не забуду
ужаса, охватившего нас, когда мы услышали крик зверя в ноч-
ной тишине. Он возник где-то совсем рядом, чуть ли не над
нашими затылками. Кроме верхней протяжной воющей ноты, в нем
слышалось злобное прерывистое хрипенье и бульканье, словно
зверь давился собственной яростью. Мы прижались к старой,
мелко-мелко дрожавшей сосне и безмолвно всматривались в гус-
тую чернильную тьму. Никакого желания встречаться с ревущим
зверем я не испытал. С этого момента все в лесу стало живым.
Каждый лист, каждый сучок мог шевельнуться, прыгнуть, уку-
сить. Огромные черные стволы деревьев, сплетавшихся вверху в
невидимый шепчущий покров, казались ногами великанов. Они
пинали, толкали и распасовывали нас, как футбольные мячи.
Они валились вниз, прижимая нас к мокрой земле, усеянной
хрустящими живыми ветками...
На другой день нас отыскали работники заповедника.
В изодранной одежде, с синяками и царапинами и, кажется,
с неявными следами слез на грязных щеках мы были доставлены
в родную школу.
Вечером мы отчитывались перед товарищами. В своем выступ-
лении я не преувеличивал значения нашей экспедиции, но до-
вольно красочно описал обстановку в лесу. Кажется, я упомя-
нул только носорога, лань и зайца.
После меня ответ держал Жоля. Он был краток:
- Глупость сделали, и все.
Помолчав, Жоля добавил:
- А то, что он вам тут наговорил... Про всякую красоту...
А сам он там был труслив, как заяц, робок, как лань, и глуп,
как носорог...
- Затем вы успешно учились в университете, - говорит Ер-
молов. Его неприятный голос пробуждает меня от мгновенного
оцепенения и сразу же перебрасывает поток мыслей в другое
русло.
Успешно учился? Не те слова! Разве это была учеба? Не ме-
ня учили, я учил. Такого взлета не знали даже самые скорос-
пелые математики и физики-теоретики. Я прошел официальный
курс обучения за два года...
- Однако к заключительным экзаменам вас не допустили за
многократные попытки доказать принципиальную возможность
вечного движения.
Ермолов откладывает в сторону запись моего доклада на
ученом совете факультета и внимательно смртрит на меня. Я
был прав с самого начала. У него глаза рассвирепевшей кошки.
Два блюдечка с подсолнечным маслом, а посредине - злые то-
чечки. Отчего бы ему их не перекрасить? Сейчас, говорят, это
многие делают. В Европе модны темно-синие зрачки с черным
ободочком. Некоторые оригиналы носят фиолетовые глаза. Мне
лично не нравится. Но все же, наверное, лучше, чем эти ко-
шачьи бельма.
Он с минуту смотрит на меня в упор. Что он видит во мне,
я не знаю. Но держусь изо всех сил. Одет я скромно. На мне
полуспортивный костюм из голубого оксополимера. Грудь и спи-
на открыты невидимым потокам кондиционированного воздуха,
реющего в кабинете. Сижу я уверенно и непринужденно. Выраже-
ние лица спокойное, внимательное, чуть напряженное. Я знаю,
конечно, что такую мину не любят. По ней легко предположить,
что ты в душе ругаешь собеседника. Но мне приятно сидеть с
такой ханжеской физиономией в Институте телепатии. Пусть
угадает, черт бровастый, что я про него думаю!
Ермолов опускает глаза и откладывает часть бумаг в сторо-
ну.
- Так, - говорит он, придавливая документы прессом, слов-
но ставя одну тяжелую мраморную точку. - И, наконец, эта ва-
ша эпопея в Комитете по делам изобретений.
Эпопея... Я оценил величину пренебрежительной иронии,
вложенной в это слово...
Комитет... комитет... Много стали, бетона и стекла. Тыся-
чи сосредоточенных, вылощенных сотрудников, неторопливо сну-
ющих по длинным коридорам. Ненавязчивый шум логических ма-
шин. Внешне спокойная однообразная работа: очередную заявку
на изобретение перевести на машинный язык, передать на обра-
ботку электронному мозгу, полученный ответ сформулировать и
сообщить автору. Ничего особенного, и, главное, никаких оши-
бок. Машины помнят все, что было сделано по данному вопросу
до и после рождества Христова. У них не случается промахов,
объективность их выше всяких подозрений.
И все же я все время чувствовал, что на меня смотрят сот-
ни, тысячи человеческих глаз. Широко открытые, юные, с блес-
тящими белками, старческие, потухшие, в красных прожилках,
лукавые, томные глаза женщин и нетерпеливые глаза деловых
мужчин. Они настаивали, требовали, молили. Каждая заявка бы-
ла как обнаженное человеческое сердце. Она пульсировала и
трепетала. Смотри, я тоже умный! Я тоже оригинальный и на-
ходчивый! А я вот что придумал! А я!.. Я!..
Поток изобретений нес с собой не только новые идеи, новые
талантливые догадки. Вместе с ним в наш маленький небоскреб
выплескивалась пена неистового человеческого самолюбия...
И вот однажды у нас появился Эри. Его имя было нелепым
сокращением слова Эрик. Потом я предлагал в качестве аббре-
виатуры букву "Э". Все нашли, что это пошло. Почему, мне
никто не мог объяснить.
Сам Эри, как и его имя, не производил внушительного впе-
чатления. Густые черные волосы, хронический насморк и оправа
очков времен войн Алой и Белой розы. Он вошел в комнату, за-
цепившись за совершенно гладкий стык пластикового пола, за
который никто никогда не цеплялся, растерянно огляделся и
издал какой-то невыразительный звук. Кажется, "эээ".
Ему повезло. Я был в кабинете один, и поэтому никто не
прыснул в кулак, не вскочил со стула с преувеличенной любез-
ностью и смешинками в глазах и не высыпал град ненужных воп-
росов на странного посетителя. Я подождал, пока парень нем-
ного освоился, и спросил:
- Вы ко мне?
Он насмешливо улыбнулся.
- Откуда я знаю? Может, и к вам.
Я пожал его руку, ощутив вялое прикосновение теплой ладо-
ни, и предложил ему сесть. Он протянул листок, испещренный
маленькими каракульками.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг