на которой были написаны два слова: "Дойти и выжить". Потом появлялся
мешочек с мукой, баклага спирту и пачка с печеньем. Мы опрокидывали по
глотку огненной влаги, запивали ее болтушкой на дождевой воде и съедали по
куску печенья. Огня, насколько я помню, мы уже давно не разводили, так как
не было спичек, да и слишком отсырело все вокруг. Наверное, во всей тайге
не было ни одной сухой ветки. Мы засыпали, плотно прижавшись друг к другу.
У меня было ощущение нескончаемой вереницы однообразных дней. Мы шли,
шли, шли... Я помнил сырые дни, похожие между собой, как близнецы,
бесконечные холодные ночи, когда к утру хочется плакать от голода,
медленное движение по болотистым таежным зарослям и усталость, ставшую
второй одеждой тела.
Усталость сделала бесчувственными руки и ноги, лицо, грудь. Были
безразличны удары ветвей по щекам, вода, проливавшаяся за ворот, намокшие
и опухшие ноги.
Все чаще я оглядываюсь назад на своего спутника, все дольше
задерживаюсь, поджидая его. Походка у него сейчас особенно неуверенная, он
часто взмахивает руками, словно собирается взлететь, глаза сверкают
лихорадочным блеском. Он торопится за мной, он боится отстать... Меня
охватывает тревога. Она пробивается сквозь равнодушие, как подснежник
весной. Мне очень хочется ему помочь, но я ничего не могу поделать.
Основной груз - рюкзак с нашими образцами - волоку на себе. Рыжебородый
несет только палатку, но ему нелегко и это. Он сильно сдал... Вот тебе и
богатырь... Я поджидаю, пока он доковыляет ко мне, и иду дальше. Но он все
больше и больше отстает. Лес слегка редеет. Очевидно, где-то поблизости
река.
Наконец-то вечер. Я наскоро разбрасываю палатку, и мы заползаем в нее.
Сегодня мы ложимся спать без ужина. Еды осталось всего на два дня, а
идти нам еще не меньше пяти суток. Как мы дойдем?
Я просыпаюсь от холодного и мокрого прикосновения к лицу. Мне кажется,
что на меня упала палатка. Я медленно сгребаю ткань с лица и обнаруживаю,
что запутался в тряпках, которые положил в головах. Я поворачиваюсь на
другой бок и пытаюсь заснуть. Что-то необъяснимо тревожит меня. Наконец до
меня доходит причина. Мне не хватает тепла его тела. Я протягиваю руку, и
она повисает в ужасающей пустоте. Я лихорадочно обшариваю всю палатку, все
углы, закоулки, смятины, словно там мог спрятаться и потеряться взрослый
человек. Меня охватывает ужас. Я обнаруживаю исчезновение рюкзака с
образцами и остатками еды. Я вырываюсь из палатки, словно из склепа, на
воздух. Занимается раннее утро. Солнца, конечно, нет, но где-то далеко на
востоке над иссиня черным лесом расплываются вялые бледные полосы. Я
быстро скатываю палатку валиком. Может, он просто пораньше встал и решил
пройти вперед, чтобы ему не догонять меня в течение всего дня. Но куда он
двинулся и почему не предупредил меня? Ведь у него даже компаса нет!
Неужели сбежал? Это моя смерть.
Я бегу, выплескивая воду из сапогов и луж. Внезапно я замечаю впереди
темную фигуру. Я настигаю ее и хватаю за плечо. Он быстро поворачивает ко
мне голову. В этом лице нет ничего человеческого. Потухшие глаза в
кровавых белках смотрят тупо и настороженно, на щеках вспыхивают
фиолетовые пятна. Я что-то быстро говорю, убеждаю, возмущаюсь. Внезапно
резкий, рассыпавшийся молниями, удар, прерывает меня. Я падаю навзничь
прямо в огромную лужу. Лежу в грязной воде и смотрю, как медленно уходит
рыжебородый. С ним уходят моя еда, спирт, жизнь.
И я, уже не тот человек в тайге, а Галуст Мироян с датчиками на лбу,
отмечаю про себя, что рыжебородый болен. И я, Галуст Мироян, знаю, как
называется эта болезнь, но тот человек, что лежит в тайге, мешает мне
вспомнить это название. Я выбрался из лужи, и теперь сижу на упругом
мшистом покрове. Сегодня, кажется, первый день, когда нет дождя. Значит,
скоро зима. Я не пойду за рыжебородым, который уносит в рюкзаке мою жизнь.
Когда-то он подарил мне счастье, а сейчас я должен вернуть ему долг.
Теперь-то я знаю, что не дойду, но идти все равно надо. И я плетусь с
кочки на кочку, пока часов через пять не выхожу к реке. Она небольшая,
синяя и холодная. Я беру правее, чтобы подыскать подходящую переправу и
вдруг замечаю его. Он тоже ищет брод. У него в руках шест, чтобы ощупать
дно.
Сапоги он снял и держит их под мышкой. Видно, что ему мешает рюкзак.
Вот он вернулся на берег, сбросил рюкзак, огляделся по сторонам. Что-то
делает на берегу, отсюда не видно, все же метров триста. Потом снова пошел
в воду, на этот раз в сапогах. Правильно, все равно ноги мокрые, а камешки
на дне острые, без обуви не пройдешь.
Я отыскиваю палку и начинаю тыкать в воду. Здесь везде крутой спуск, да
и глубина порядочная. Я долго брожу по берегу, и наконец, решаюсь
двинуться вверх по течению. Там, вероятно, больше мелких мест. А как дела
у рыжебородого? Я осматриваю поворот реки, где маячил его силуэт, и никого
не вижу. На противоположном берегу низко склонились вековые кедры. На этом
- шумит сосновый молоднячок, продуваемый пронизывающим осенним ветром. Я
медленно иду туда.
Песок под рюкзаком успел осесть и слежаться. Когда я потянул мешок за
лямки, под ним открылась яма, на самом дно которой собралась вода. Немного
поодаль на мелкой речной зыби раскачивался темный предмет. Я извлек его.
Старая пыжиковая шапка. На внутреннем ободке вышита хорошо знакомая
надпись "Ник. Курилин". И вот здесь что-то произошло. Я, Галуст Мироян, из
тайги был переброшен в свою церебротронную вскриком: "Отец, отец!" Это
кричал Борис Ревин. Я бросился к пульту, отключил церебротрон и подошел к
больному. Он бредил! Это огромная победа. Это первый шаг к выздоровлению.
Интересно, что, когда я рассматривал кривые биопередачи, я отметил
колоссальный толчок-импульс. Огромное нравственное возбуждение взорвало
анабиотическое состояние больного, буквально, как мина взрывает горную
породу. Получение стройной информации из прошлого нарушилось, открылась
отдушина для поступления раздражений извне. Он уже реагирует на яркое
освещение! Свет прожектора вызывает дрожание век. Сейчас Ревин по-прежнему
бредит. Мы начали использовать различные химические препараты. Надеемся,
надеемся, на многое надеемся!
Кстати, я долго думал об увиденной сцене в тайге. С твоих слов я знал о
семейной драме Михайловых. Получается, что Михайлов ни в чем не виноват,
это его бросил Курилин. И Михайлов принял предательство друга на себя. У
них там были какие-то счеты. Но когда я "просматривал" эту сцену, мне
показалось, что Курилин был болен. Я проверил все внешние признаки
заболевания, которые мог не заметить измученный и отупевший от усталости
Михайлов. Похоже на таежный энцефалит. Это тяжелое быстро развивающееся
мозговое заболевание могло сделать Курилина невменяемым...
... лет спустя (Эпилог)
Вопрос. Какие открытия прошлого, по вашему мнению, сохранили свое
значение и в наши дни?
Ответ. Мне не хотелось бы умалить и принизить значение множества
великолепных достижений науки прошлого, но я возьму на себя смелость
назвать всего лишь две, по-моему, совершенно уникальные победы
человеческого разума. Это атомная энергия и раскрытие тайны жизни.
Вопрос. Скажите, председатель, если бы эти открытия не были сделаны в
свое время, насколько бы задержалось развитие нашей цивилизации?
Ответ. Этого не могло произойти. Они были подготовлены всем ходом
истории человеческого общества. Атомный век для человечества начался с
лучей, обнаруженных Беккерелем, а не взрывом бомбы над Хиросимой. Точно
так же разгадка тайны жизни началась с открытия структуры нуклеиновых
кислот, а не с тех грандиозных потрясений, к которым привело использование
виталонги.
Вопрос. Вы считаете, что применение этих великих открытий не всегда шло
по правильному пути?
Ответ. Безусловно. Чтобы проникнуть в тайны атома, не стоило взрывать
атомную бомбу. Это нисколько не продвинуло нас по пути познания ядерных
процессов. И опять же навязчивые и вздорные идеи о бессмертии, якобы
порождаемом виталонгой, на некоторое время сбили науку о жизни с
правильного пути. Нам остается только утешаться тем, что все это этап,
давно пройденный человечеством. Сейчас атомная энергия верно и преданно
служит людям, а виталонга-прим стала самым заурядным препаратом в любой
аптеке. Вы сами, наверное, ею пользуетесь, а если нет, то скоро начнете.
Она спасает людей от преждевременной старости, придает необыкновенно
устойчивый жизненный тонус, неиссякаемую бодрость духа, великолепную
трудоспособность в любом возрасте.
Вопрос. Скажите, председатель, как себя чувствует Борис Ревин-Михайлов,
самый старый человек на земном шаре, да и, пожалуй, во всем солнечной
системе?
Ответ. В настоящее время он руководит объединением...
- Ну, хватит валять дурака, - сказал Положенцев, входя в дверь с
букетом цветов.
Ромка поперхнулся недосказанной фразой и закашлялся. В его руках дрожал
микрофон (чайная ложечка). Курилин по-прежнему величественно покоился в
кресле. Он посмотрел на часы и, преувеличенно кряхтя, поднялся.
- Что, уже пора ехать? - сказал он, обращаясь к Положенцеву.
- Да, такси уже у подъезда.
- Если эти роскошные цветы предназначены для Бориса,- Курилин потрогал
влажные черно-малиновые астры, - то совершенно напрасно, он их терпеть не
может.
- Не для Бориса, - отрезал Положенцев.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 24.01.2006 12:17
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг