шлема авральный рукав. В шлюзе, всхлипывая, рвал наружную створку, молотил
ее каблуками. Ведь не открылась же, ни на секунду раньше положенного не
открылась!
Когда я примчался, Лида лежала лицом вниз, зажав через шлем уши
перчатками. Скафандр ее за какие-то минуты успел облипнуть бахромой. Ровно
и скользко блестел в свете Луны "ипподром". По отстойнику медленными
волнами ходила пыль.
Я бросился на колени и долго падал, проклиная невесомость. Наконец
рухнул, подвел под скафандр руки. Лидино лицо окостенело в гримасе наивной
детской обиды. В это выражение отлился страх. Страх! Она с трудом разлепила
жесткие губы, но я не услышал ни слова и, точно это могло помочь, прижался
шлемом к ее шлему. Лишь спустя бесконечную секунду догадался включить на ее
поясе радиоблок. Запинаясь и морщась, она прошептала:
- Там мыши, Тарас... Не ходи... Мыши!
И слабея, затихая, еле слышно:
Ветер кружит нам головы,
Утопая в серых слезах Земли...
Подумать только, она еще твердила стихи!
Стихи о пыли, которая ее убила. А врачи эаявили: шок. Конечно, для
медицины это и был шок - "общее необратимое угнетение организма, вызванное
потрясением или страхом", вопрос только - что вызвало это самое потрясение.
Меня утешали как могли - случайность, мол, один на миллион, психологическая
аллергия к Космосу. Одним словом, шок. Но меня не проведешь, я-то знаю: это
пыль мне отомстила. Пыль!
А мыши-это просто бред...
Токер затаился, не мешает вспоминать. В этой комнате воспоминания не
опасны, а потому разрешены, даже поощряются. Я подхожу к окну, просветляю
по-ночному затянутые стекла. За окном - вороненая металлическая поверхность
мезопоста, кое-где изъеденная вакуумом и метеоритами. За окном -
бесконечная Лидина могила.
...- Ты погоди, я мигом,- сказала она тогда.
И не вернулась.
С тех пор я оберегаю несостоявшуюся первую ночь медовый месяц,
растянувшийся на шесть лет-и нa всю мою жизнь.
Край откинутого одеяла.
Приготовленные у койки тапочки.
Ни разу не надетую ночную сорочку.
Неувядающие фиалки, схваченные стенным зажимом. Вздохнув, вынимаю
из-за пазухи свежий букет, отдираю обертку, вставляю взамен старого.
Фиалки, дрогнув, расправляют лепестки.
Одно и то же шесть лет подряд. Ничто не, меняется.
Ничто и не может измениться. Стерильно. Холодно. Сухо. Ни пылинки на
белоснежной подушке, не потревоженной ничьей головой. Ни пылинки в цветах.
На сорочке. На подоконнике. Ни пылинки на моей памяти. Да-да, ябеда
электронная, ни пылинки. Сима не в счет. Я облизываю губы. Опять -Сима! Да
что со мной сегодня? С этим же решено раз и навсегда. Лида, Лида, Лида,
"станционный смотритель", "ипподром", Бась, ну, прогулка по Земле раз в
месяц-и всё, больше для тебя ничего на свете не существует, понял? Потому,
казня себя ежегодно, придавленный виной, и брожу вместе с Лидой, ношу ее на
руках, невообразимо тяжелую в невесомости и невесомую внизу...
Шесть лет убеждаю себя, что ее убила пыль. И все шесть лет мне хочется
сознаться и крикнуть: "Это я, я убил! Поторопился в ту ночь... С
ручищами..." Или, может, все-таки и вправду не я? Токер, милый, почему мне
сегодня так этого хочется?"
В комнату заглянул Бась и попятился, рассмотрев мое отражение в
стекле. Хорошо хоть не Веник с утешениями. Не переношу жалости...
Сигнал вызова еле пробудил меня к действительности.
Я ни в ком не испытывал нужды. О том, что могут испытывать нужду во
мне, я вообще не подумал и лишь из вежливости разрешил токеру связь. В
полуметре от моего лица сгустилось изображение. В этот момент я был склонен
к галлюцинациям. Именно поэтому не удивился.
- Тарас, я забыла спросить...-От Симиного голоса, от ее волос
изображение вызолотилось. Симины щеки пошли еле заметными белыми
пятнами.-Вам не нужен котенок? У нашей сибирской пятеро. Я не знаю, куда их
деть...
"Что ж, выходит, все зря? - пронеслось в мыслях. Зря приговорил себя к
одиночеству, от друзей бегал, а добровольные отшельники себя сослал? И за
токер, выходит, оттого упрятался, чтоб ощущать это сладкое, спасительное
бремя вины?!"
Мне все равно, о чем говорит Сима. О слонах. Бегемотах. Летающих
ящерах. Пусть даже о сибирских котятах. Лишь бы не умолкала. Ни в коем
случае не умолкала,- тогда я рано или поздно справлюсь со своим лицом...
Котенок - это шерсть по квартире... Блюдце с молоком... Крошки... Рыбный
запах... Ящик с песком... (Мама для Барсика мелко-мелко рвала в сквородку
бумагу.) И все же говори, Сима, о чем угодно говори, чур-чур-чур, чтоб не
сглазить! В конце концов, мне только тридцать два...
-Плохой из меня вышел прорицатель?-спрашиваю напрямик, отступая и
прикрывая собой откинутое одеяло, подпихивая ощупью под подушку Лидину
сорочку.
- Напротив! - горячо возразила Сима.- Впрочем, если вы насчет
Дональда...
- Ах, молчите, не говорите ничего. Я еду!
Отключился; И заметался как угорелый, не зная, за что хвататься.
Вихрем пролетел по комнатам, стряхнул с дивана Бася, отобрал у него
козинаки, высыпал Венику за шиворот. Оба смотрели на меня одинаково-как
петух на дождевого червя: то одним глазом, то другим.
- Космические лучи,- серьезно заметил с пола Бась.
- Пятна,- предположил Веник, грозя мне кулаком и отлепляя от себя
козинаки.- Пятна на Солнце...
Я недослушал. Застыл на миг, потирая лоб. Что-то мне еще предстояло
сделать... Ах да, Лида! Я натянул скафандр. Выскочил наружу. Меня несло как
на крыльях.
Я подпрыгивал и парил, подпрыгивал и парил, Магнитные подковки с
неохотой отпускали металлическую полосу "ипподрома", зато хватко вцеплялись
в нее к концу прыжка. Но я все равно взлетал. Я парил. Я пел...
- Слушай, не откажи в удовольствии просветить бывшего студента: этот
танец в пустоте войдет со временем в твой новый курс?-раздался в шлемофоне
гнусный Венькин голос. Судя по дурацкому вопросу, Бась ничего не рассказал
про Лиду. И правильно сделал,
- Славный недогадливый Веник! - пропел я.- Без тебя в Канберре пустот
поспеши, дружок, в Канберру!
Пропел и, нашарив на поясе пульт, отсоединил внешнюю связь.
Справа в отстойнике жирно и медленно колыхалась пыль. Я лег на край,
сунул руку по плечо, поболтал. На рукаве скафандра наклюнулся серый пушок.
Смел его свободной рукой - на ней тоже запушилась бахрома. Когда я поднялся
и отошел, пыль в отстойнике вспучилась и лениво выплеснулась на дорожку
"ипподрома".
Не понимаю, что заставило меня оглянуться. Позади, на полосе,
отпечатывалась в свете Луны цепочка следов, обрывавшаяся метрах в пяти,
словно оставивший их невидимка застыл одновременно со мной и теперь
воровато прислушивается. Впрочем, нет, крадется: вон серым мышиным ворсом
прорисовывается новый оттиск.
Мне стало как-то не по себе. Вслух уговаривая себя не спешить, я пошел
быстрее. Алчный горбик пыли в отстойнике не отставал, примериваясь кинуться
через край.
В шлемофоне, отключенном от связи, слышались скрип, писк, шелест,
напоминавшие потаенные перешептывания.
И тогда, стыдно признаться, я побежал. Вдогонку на смазанной лунным
светом полосе вспухали матовые следы,
Я не понимал (некогда было понимать!), чего испугался,- меня гнало
помимо воли, помимо желания. И еще если бы не этот впивающийся в мозг
радиоскрежет: он так изматывал, так выворачивал душу, что я непроизвольно
поднял руки в попытке зажать уши...
Тут меня будто кто по затылку стукнул. Вот так же вот тогда неслась
Лида. Стиснув руками шлем. Спасаясь от воплей пыли. Я, очевидно, след в
след ступаю здесь по отпечаткам ее ног, Лидии призрак гонится за мной по
пятам - все в мире повторяется...
Я прыжком развернулся, двинул наперерез невидимке, прошагал его
насквозь. Следы уже размылись, сильно потеряли в размерах, а дальше совсем
стаяли, не в пример тем свежим, которые увязались за мной...
Ах ты, влюбленный с бантиком! Скалится мусорная корзинка, а у тебя,
спеца хваленого, глаза на лоб! Пустяк такой-а ты выцвел от страха! Приложи,
приложи пяточку-то! Убедись в истине, коли под шлемом забрезжило!
Я ляпнул подошвой. Надавил. Отвел ногу. На магнитный отпечаток, делая
его видимым, тут же насела электризованная пыль...
Вот так. И никаких тебе призраков. И ошалелая пылюка не гонится за
своим покорителем по спутнику, чтоб придушить, а ведет себя так, как и
положено ей во- время прилива, когда в отстойник нагнетают максимальный
потенциал. И требуется полнолуние, чтобы разглядеть это пыльное адажио. И
отключенная радиосвязь - чтоб разрядный шелест прямо в мембрану сыпался. И
еще нужно здорово взвинтить себя. Так нервишки раскачать - аж до потери
реальности.
Я присел на корточки перед ворсистым отпечатком собственной подошвы.
Всесильные науки! И этакая малость может все на свете! И убить человека. И
остановить любовь. Скажи спасибо-Лиду вовремя вспомнил. Считай, она и
спасла тебя. Каково же ей с ее аллергиями и страхами в тот момент пришлось,
ежели тебя, мужика толстокожего, мелкой судорогой вило! Всё. Шалишь, серая.
Теперь ты уже ни за кем не погонишься. Я об этом позабочусь.
Кто-то резко дернул меня за плечо. Я поднял голову.
Надо мной висело побелевшее лицо Бася. Губы его кривились и
бессмысленно прыгали. Я понял, включил радиоблок.
- ...с тобой?! Да ответь же наконец, слышишь?-ворвался в уши дикий
дрожащий вопль.
- Тс-с! Не надо шуметь! - Я поморщился.
- Фу, глухарь задумчивый! Как ты меня напугал! Бась облегченно
вздохнул.-Ждал-ждал выверта-дождался. Что стряслось?
- Да так, ничего особенного...- Капли холодного пота заливали веки,
мне нечем было их смахнуть, я беспрерывно мигал.-Аварийно передай на все
мезопосты-снять в скафандрах блокировку связи. Хватит с нас!
- Зачем? - удивился, подбегая, Веник. Только теперь шлюз наконец
выпустил его наружу.
- А затем,- я поднялся, - затем, чтобы воображение ке заводило нас в
тупик, из которого выход только в смерть или помешательство. Вроде этого,
например...
Я мелкими приставными шажками - только магнитные подковки клац-клац! -
заключил их обоих в некий магический круг, быстро густеющий и зарастающий
пухом.
- В высшей степени поучительно,- пробормотал Бась.
- Ты мчался к этому открытию, как умирающий гладиатор,-подхватил
Веник.-С бешеными белками и разинутым ртом...
Токер вдруг заурчал и забарабанил Киплинга: "Пыль, пыль, пыль от
шагающих сапог... Пыль, пыль, пыль от шагающих сапог..."
"Хорош, чудотворец!-дал я ему мысленного пинка.- Всё танги да блюзы
разводишь. А влезешь в пылюку по уши - ты и тю-тю, сник! Ох, дождешься,
просквожу тебя на реакторе!"
И вдруг, понимаешь, доходит до меня, что токер и не виноват вовсе.
Ведь вся его сенсоприставка для чего предназначена? Кратковременные стрессы
гасить, так? А да шесть лет контакта с человеком любой прибор
переконтачится. Вот мой токер и приспособился, само горе мое для него
нормой стало. Оттого и не давал мне ни на миг забыться, беспрерывно себе и
мне душу бередил...
Пыль. Пыль. Пыль, пыль, пыль...
Мои спасители раскричались, малюя на полосе пыльные узоры.
- ...Магнитные подошвы и необъезженная психика! - потрясает кулаками
Веник.
- Ерунда! Главное-потенциал в отстойнике!-горячится обычно
хладнокровный Бась.- И резонанс альфаритмов мозга, запертого сенсобарьером
в эмоциональной клетке...Ну, эти-при деле. Им теперь на год хватит
разбираться. Глядишь, до чего и докопаются. Салют!
На середине пути к гравиподъемнику, загораживая свет горсткой, я
вызвал Симу на видеоэкран скафандра:
- Так я уже... я уже еду... Не передумали?
- У котенка глаза только-только прорезались, голубые-голубые, один
пока больше, другой меньше. Зачем вы себе не верите? - не очень
последовательно выпалила она.- Я жду.
Помедлила капельку. Я замер.
- И вот еще что, Тарас... ска... Я правильно поняла: "Сезам" иначе-это
"Сим-сим", правда?
Да, Сима, да. Сто раз да!
В шлюзе, сняв скафандр, я первым делом отключил сенсобарьер,
Честное слово, здорово, что такие девушки не бывают свободными1
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 23.03.2008 19:55
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг