Субботин подошел к пульту, а Майя выбрала из ящика новый стакан и,
соединив его со штангой, начала спуск снаряда в скважину.
Михаил внимательно следил за давлением на за бой, но стрелка за время
спуска мирно покоилась на нуле.
- Нормально, - успокоил он Майю, прочитав в ее взгляде некоторую
неуверенность. - Раз стакан нигде не задел стенок скважины, значит,
параметры ее отклонения от старого ствола выдержаны.
Едва снаряд стал на забой, как стрелка прыгнула вправо на добрый
десяток делений. Субботин включил гидравлическую подачу снаряда, и давление
на забой плавно поднялось. Стакан задавливался в породу сантиметр за
сантиметром, но стрелка с небольшими колебаниями держалась на одном
делении. Сантиметров через двадцать проходки она качнулась и ушла вправо,
затем вернулась к прежнему делению. На сорока пяти сантиметрах картина
повторилась, и, едва стрелка начала возвращаться, Михаил выключил
гидравлическую подачу и начал подъем.
- Прослои алевролитов увеличились до двадцати сантиметров. Пожалуй,
надо позвать Самсонова.
Пока вернулся Саша с Самсоновым, они успели сделать еще три подъема,
и каждый раз Субботин тщательно вымерял интервалы по проходке и по
поднятому керну, отмечая всевозрастающую мощность алевролитовых прослоев.
Дальше пришлось делать подъемы по тридцать-сорок сантиметров и, наконец,
пошли слоистые глины. Аркадий Михайлович облегченно вздохнул: скважина
достигла глубины шестидесяти трех метров, и ниже в разрезе должны
преобладать глины.
Субботин отошел от станка и вместе с Самсоновым выкладывал прозрачные
капсулы с керном из старого и нового стволов скважины и, сопоставляя
прослойки, подгонял их друг к другу, чтобы получить единый разрез.
Сима, ожидая его, балагурил с Майей. Подъем делал Саша. Когда стакан
оказался на поверхности, Макаров снял его, заглянул, и кончики его ушей
запылали. Затем волна покраснения распространилась на щеки, лоб и даже
шею... Сима, глядя на него, умолк на полуслове: так Макаров краснел лишь
при сильном волнении, что в последние годы бывало нечасто.
- Что случилось? - Смолкин подошел к Саше, заглянул в стакан и
присвистнул: тот был пуст.
Тягостная тишина, нависшая над буровой, обеспокоила Субботина, он
обернулся и, увидев растерянность своих друзей, чуть не бегом направился к
ним. Одного взгляда на стакан было достаточно, чтобы уяснить обстановку.
Миша посмотрел на ленту самописца, регистрирующую глубину скважины и режим
бурения. График давления на забой был простым, без обычных пиков...
- Спокойно, - Субботин оторвался от графиков. - Керн, по-видимому,
остался в обсадных трубах и вряд ли нарушен. Попробуем накрыть. Наращивайте
двойной стакан.
Удлиненный стакан вместе с муфтой оказался длиной чуть больше метра.
Субботин сам начал спуск снаряда, и, когда тот дошел до забоя, включил
гидравлику, постепенно наращивая давление. Не отрывая глаз от стрелки, он
задавил стакан на метр и обернулся.
- Бесполезно. Алеврит. И крикнул:
- Аркадий Михайлович!
Геолог поднял голову и по сосредоточенным лицам практикантов
почувствовал, что произошло нечто непоправимое...
Субботин начал подъем. Все стояли в полном молчании, надеясь на чудо,
но чуда не случилось: стакан был пуст.
Аркадий Михайлович потрогал стенки стакана, где сохранились примазки
алеврита, растер между пальцами приставшую породу, ощущая бархатистую
гладкость кварцевой муки, и сказал хмуро, ни к кому не обращаясь:
- Такого мощного прослоя здесь не было... Смахнув с рук пыль, геолог
с надеждой посмотрел на Михаила, к которому, как он убедился, обращались в
сложных случаях все.
- Может быть, еще нарастить? Такой разрез пропадет!
- Давайте попробуем. Сима! Колонковую! Смолкин метнулся к запаснику и
вытащил трубу нужного диаметра. Оживший Макаров тут же приладил к ней
наголовник. Тем временем у Майи был собран стакан с муфтой вместо
наголовника. Соединив стакан с колонковой, получили снаряд около четырех
метров.
- Должно хватить, - сказал Субботин и начал спуск.
Первые полтора метра Михаил задавил нормально, но дальше снаряд пошел
с большим трудом. Он приподнял его на несколько сантиметров, как бы давая
разгон, и снова задавил. Так, меняя режим бурения, он прошел всю
колонковую. Подъем делали очень осторожно, до предела уменьшив скорость.
Когда поднялась колонковая, Саша, пренебрегая техникой безопасности, сунул
под нее руку и, нащупав керн, сказал тихо, словно боясь спугнуть удачу:
- Есть!
Но едва колонковую отвели от устья скважины, что-то нарушилось в
зыбкой системе равновесия, и из нее хлынула вода. Поднятый с таким трудом
керн превратился в кучу ненужного хлама...
- Все, ребята! - выдохнул от огорчения геолог. - Все...
Он опустил голову и пошел по тропинке к лагерю.
- Аркадий Михайлович! Вы не расстраивайтесь! Завтра сделаем! -
крикнул вдогонку Субботин. Самсонов обернулся.
- Нет, ребята. Все! Наша техника еще не годится для точных
исследований. Значит, и мы не готовы к новому качеству. Нет, не готовы!
По-прежнему в геологии возраст будет измеряться с точностью плюс-минус два
крокодила! Завтра снимаемся. Хватит.
Ранним утром над лагерем прострекотал вертолет. Шум его разбудил
Самсонова. Он вышел из палатки, увидел легкий парок над рекой и слегка
поежился от утреннего холодка. Он подумал, что вода должна быть теплой,
поскольку погода последние дни стояла ясная, и неплохо бы искупаться. Он
взял полотенце и пошел вниз к реке. Спустившись к реке, он потрогал воду -
она была холодной, - но все же решил искупаться. Вытерев досуха все тело,
Аркадий Михайлович посмеялся над своими страхами и, приободренный, поднялся
в лагерь. Но хорошее настроение длилось недолго: он вспомнил вчерашнее
поражение.
Лагерь оживал, но в палатке практикантов было тихо, и это тоже
настораживало. Вчера, огорченный, он не все понял, что ему кричали вслед,
но сейчас ему чем-то не понравилось их вчерашнее поведение. Геолог решил
идти на буровую. Последняя неудача расставила все акценты в планах работы:
придется собирать полный разрез по кускам по всей площади работ,
увеличивать количество специальных скважин и объемы бурения, а этого не
сделаешь за один сезон. Впрочем, еще неизвестно, как отнесутся к этому
геофизики, которым придется увеличить число определений образцов в два, а
то и три раза. Но что делать? Видимо, им придется примириться с такой
необходимостью, раз у него самого нет другого выхода.
Геолог прибавил шагу. Теперь он осознал, что его беспокоило:
практиканты, с присущей молодости самоуверенностью, не признали своего
поражения и, по-видимому, предприняли еще одну попытку преодолеть
непокорный разрез. А это плохо: и силы затрачиваются впустую, и буровая не
подготовлена к переезду, и, чего доброго, придется убеждать, а то и снимать
их с точки своей властью.
Обуреваемый такими мыслями, геолог вышел на поляну. Так и есть!
Буровая работает как ни в чем не бывало. Выходит, начали скважину заново.
На брезенте прямо в костюмах спали девушка и тот, что с ней пришел на
смену. Макаров, кажется. Значит, работали всю ночь. У станка стоял Смолкин.
Субботин сидел на корточках спиной к нему у ящиков с керном.
Самсонов почувствовал, как поднимается в нем мутная волна ярости,
заставляя непроизвольно сжимать кулаки и грозя затопить рассудок...
- Сколько прошли? - глухим от волнения голосом спросил геолог.
- Прошли, Аркадий Михайлович! Прошли не дослышав из-за шума на
буровой вопроса и чему-то радуясь, ответил Сима.
- Я спрашиваю, сколько? - повысил голос Самсонов, боясь, что не
хватит выдержки даже выслушать ответ.
- А... Извините, не понял сразу. Шестьдесят восемь метров!
Разум бунтовал и отказывался верить, но Аркадий Михайлович в одно
мгновение переоценил всю увиденную им картину: и эти двое, спящие сном
праведников на брезенте, и довольная улыбка Смолкина, и сосредоточенный
интерес его коллеги Субботина - все подтверждало, что чудо произошло! Ноги
почему-то ослабли, и на лице появились крупные капли пота.
Он сел на траву возле буровой и похлопал себя по карманам.
- Закурить есть? - и тут же спохватился. - Да, вы ведь не курите...
Тщательно обшарив карманы, вспомнил, что вчера здесь же выбросил
пачку и тут же увидел ее, смятую, рядом с собой. Подобрал и на всякий
случай разорвал ее. И снова произошло чудо: в углу увидел сигарету, которую
не заметил вчера. Она была целая, лишь слегка примятая. Он закурил,
поднялся, преодолевая невесть откуда навалившуюся усталость, и подошел к
Субботину. Восемь или девять полуметровых цилиндров были заполнены тонкой
алевролитовой мукой с редкими, чуть ли не миллиметровыми, прослойками
глин...
- Как это вы умудрились? - спросил он, хмелея от буйного ликования,
которое сменило недавнюю опустошенность.
- Пойдемте, покажу, - улыбнулся Михаил.
Геолог нетерпеливо рванулся к буровой, разряжая готовую выплеснуться
наружу радость, быстрым порывистым шагом.
- Ну?
- Идите сюда, - подозвал его Субботин к ящику, где лежала опытная
партия стаканов, доставленных утром на вертолете. - Вот, смотрите. Этот
шток, когда стакан заполнен, подается вверх и...
Субботин поднял прутик и надавил им на тарелку штока. Диафрагма вышла
из пазов коронки и закрыла отверстие.
- Что же вы сразу их не прихватили с собой? - чуть не закричал
геолог, потеряв над собой контроль.
- Их не было, Аркадий Михайлович. Вернее, их вообще не существовало
до вчерашнего вечера. Вот пришлось помудрить. За ночь нам изготовили в
мастерской.
Самсонов снова захлопал по карманам, но дважды чудеса не повторяются,
и, обуреваемый желанием закурить, он подумал, что надо бы сбегать в лагерь,
и тут же вспомнил, что ребята, наверное, не ужинали...
- Так, - краснея, протянул он. - Сейчас я схожу в лагерь,
распоряжусь, чтобы вам привезли завтрак, а потом вы мне покажете, как это
работает.
- Да мы НЗ распотрошили. Ночью Саша с Майей бурили обычным стаканом,
а этот только утром доставили. Вот, как раз по алевритам прошли. Еще сами
как следует не применились.
- Ладно, Субботин. Теперь уж как-нибудь добьем. А в лагерь я все-таки
сбегаю. Горяченького поесть не вредно!
- Эх, ребята! Какие же вы, ребята! - Самсонов лежал на траве,
блаженно щурился от яркого солнца, наслаждался удачей, пока виновники
торжества со здоровым молодым аппетитом уписывали из общей кастрюли тушеную
картошку с мясом. - Сколько лишних хлопот и забот вы с меня сняли!
Смолкин глянул на буровую, торопливо облизнул ложку и поднялся.
- Да останови ты ее, - благодушно махнул рукой Самсонов. - Больше
времени потеряли. Поешь как следует!
Но Сима убежал и, когда последняя штанга вышла из скважины, снял
стакан, критически осмотрел неполностью закрытую диафрагму, срезавшую
плотный прослой глины, поставил запасной стакан и перевел рычаг на спуск
снаряда. Штанга пошла вниз, а он, постукивая ладошкой по стакану,
переместил поднятую породу в пустой цилиндр, заложил подготовленную
этикетку с интервалом проходки и только после этого вернулся.
- Аркадий Михайлович, а почему вы вчера сказали, что геология - это
наука с точностью плюс-минус два крокодила? - спросила Майя.
- Видите ли... - Самсонов запнулся, забыв, как зовут эту милую
девушку, которая всю ночь простояла на вахте наравне с мужчинами, но
выглядела свежей и привлекательной, и у него вдруг шевельнулась зависть к
этому новому поколению, красивому не только физическим совершенством
развитых тел, но и какой-то особой уверенностью во всем, что они делают,
ненасытной любознательностью, неуемной готовностью выложиться в критической
ситуации и при этом не потерять самообладания.
- Видите ли, - повторил он для разгона, чтобы преодолеть затянувшуюся
паузу.
- Майя, - подсказала девушка, улыбаясь его затруднениям.
- Да, Майя... - засмеялся он, испытывая благодарность, смешанную с
восхищением ее интуицией и той непринужденностью, с которой она повернула
ход его мыслей к интересующему ее вопросу. - У нас преподавал историческую
геологию профессор Гапонов. Это его любимая поговорка. В ней, к сожалению,
заключена довольно грубая истина. Вы, как биолог, должны были...
- Мы изучали палеонтологию, - девушка понимающе улыбнулась.
- Вы читаете мои мысли, - пошутил геолог, одновременно испытывая
легкую неловкость оттого, что такое понимание смахивало на телепатию, хотя
было всего лишь особенностью сосредоточенного внимания. - Значит, мне проще
объяснять. Несмотря на обилие методов определения возраста пород, геология
до сих пор основывается на палеонтологических остатках. Если взять, к
примеру, пермский период, то и сейчас некоторые его отделы характеризуются
остатками древних ящеров, найденных и определенных еще до революции
профессором Амалицким. Можно утрированно, в шутку, парейазавра назвать
крокодилом, а раз тот же парейазавр является руководящей окаменелостью для
верхней перми, то точность определения возраста этих отложений - плюс-минус
два крокодила! Нашли в них парейазавра или еще какого-нибудь ящера -
значит, уверенно определили относительный возраст, не нашли - значит, такой
уверенности нет. Сейчас, когда в геологии накоплен огромный фактический
материал, для его сопоставления нужен более точный, а главное,
универсальный метод определения возраста пород, только тогда геологию можно
будет отнести к точным наукам. Таким методом, как мне кажется, должна стать
палеомагнитология, уже сейчас дающая любопытные результаты.
- Вы имеете в виду инверсии? - тут же ухватился Саша за знакомую ему
тему.
- Нет, смена магнитных полюсов Земли - слишком крупное событие в
палеомагнитологии. Геофизиков интересуют сейчас небольшие по времени ритмы
изменений магнитного поля. Именно они и могут послужить хронологической
шкалой, по которой можно будет определить возраст любых пород.
- Пожалуй, сопоставлять такие ритмы будет трудновато, - заметил
Субботин.
- Почему? - удивился Саша. - Любые изменения магнитного поля Земли
происходят в глобальных масштабах, в том числе и мелкие ритмы, значит, их
можно найти в любой интересующей тебя точке. С другой стороны, они вполне
индивидуальны. Ты много видел похожих людей? Руки, ноги есть у всех, но на
этом и кончается сходство. Так и с ритмами, не говоря уже об инверсиях!
Только инверсии, или смена южного магнитного полюса на северный,
увязываются с периодами исключительно мощной активности Солнца, вызываемой
галактическими причинами, тогда как эти ритмы являются следствием обычной
активности. А как известно, периоды солнечной активности, как в
тысячелетних циклах, так и в обычных, никогда в точности не совпадают ни по
длительности, ни по масштабам. Отсюда и четкая индивидуальность и ритмов, и
инверсий!
- Тогда те же инверсии можно найти в лунных породах и породах других
планет, по крайней мере земной группы: на Марсе, Венере...
Глаза Макарова широко раскрылись.
- Ну, это ты уже перехватил! - выговорил он наконец и снова умолк,
пытаясь всесторонне осмыслить свежую идею. - Хотя логика есть... Не знаю,
как на Луне... Там слабое магнитное поле, да и для фиксации инверсии в
породах надо, чтобы происходило излияние лав или, на худой конец, просто
шло накопление осадков. То, что хорошо для Земли, может оказаться
непригодным для других планет, хотя бы потому, что там отсутствуют подобные
процессы.
- Сашенька, на Венере вулканических извержений хоть отбавляй, -
возразил Субботин. - На Марсе они тоже происходили, да и на Луне далеко не
все кратеры метеоритного происхождения, большинство все-таки
вулканического.
- Сдаюсь! - Макаров шутливо поднял руки вверх. - Ты меня стер в
порошок. Вот что значит лезть не в свою область. Ладно, согласен. Мысль
отличная. Не потеряй ее к тому времени, когда попадешь хотя бы на Луну!
- Инверсии по твоей специальности, дорогой товарищ геофизик, -
отшутился Миша. - Это я тебе подбросил информацию к размышлению.
- Благодарю. В предисловии к своим трудам о глобальности инверсий я
не забуду помянуть, что идея подарена мне знаменитым исследователем космоса
геологом Михаилом Александровичем Субботиным!
Самсонов, улыбаясь, прислушивался к их разговорам и думал о том, что
самое позднее - завтра к утру они закончат скважину, и можно будет
перебросить их на другую точку ближе к новому лагерю, и о том, что за сезон
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг