Андрей Всеволодович Дмитрук.
Сувер
Здесь по полугодьям встает златокудрое солнце
И наполняет словами мир, именуемый Суварна.
(Здесь) ниспадающие воды красивые образы принимают...
"Махабхарата", книга "Удьйогапарва", гл. 98, шлоки 5-6
Сказочная повесть
I
Долгой ночью было морозно, белый крупитчатый налет пал на грозди
рябины. От холода они покраснели пуще прежнего. Но такой ясный, хороший
пришел рассвет, что и рябины, и весь лес скоро забыли про студеную ночь.
Среди темных сосен вспыхнули пламена кленов. Под шапками охряных с
прозеленью дубов поплыли легкие паутинки. У опушки высветилась нежная пена
лишайников на вросших в землю валунах. Запахло прелью и грибами, а возле
реки - гниющими водорослями. В синей воде отразился шиповник: свою листву он
уже почти потерял, но был сплошь обрызган кровью ягод.
Вблизи от большой реки Ардвы стоял град суверов Гопалар. Подходя с юга,
лес обрывался у его околицы. Сейчас град был повит кисейным туманом, но все
ярче виднелись дома, окруженные садами. Дома были высоки, в три-четыре
жилья. По брусчатым стенам шли рядами окна, забранные медной сеткой со
слюдяными кругляшами: двух одинаковых окон нет, каждое - со своей резьбой на
раме и наличнике, со своей росписью ставен. Вверху фасады круглились
закомарами; покатые кровли пестрели деревянной чешуей - алой, синей, желтой,
белой. Кое-кто из хозяев еще и по стенам вывел пояски или целые узоры из
разноцветных плашек. Над каждым домом высились терема, их венчали шатры либо
луковицы, отменно пестрые, со спицами, на которых сверкали золоченые солнца,
радужные петухи.
От дворов принес ветер запахи горячего хлеба, блинов, свежей браги.
Хозяйки куховарили с ночи, готовясь к торжеству. Мычали выгоняемые общинными
пастухами на зеленый еще луг коровы, заходились лаем псы. В загоне глухо
протрубил, требуя корму, домашний индрик.
На Приречном конце града, в гавани, ветер качал у берега рыбацкие челны
и большие ладьи, несшие на изогнутом носу резную голову лебедя, а на
единственной мачте - ныне свернутый цветной парус. На другом конце,
Суриновом, изо всех градских усадеб собирался люд. И вот, грянув оттуда,
иные звуки перекрыла музыка. Ударили бубны, залились дудки. Вместе с утром
начинался праздник.
От Суринова конца - широкая утоптанная дорога вела на пологий холм. По
обе стороны от нее лежали луга, сизо-черным отливали паровые пашни. Вершина
холма была плоской, хоть тысяча человек на ней пляши.
Но далее сплошной стеной вставали гранитные скалы. Богам ведомо, откуда
в равнинном приморском крае Сувера, вдали от великого хребта Хары, взялась
эта крутая серо-коричневая гряда. Не менее чем на десяток дневных
переходов - днищ, тянулась она с юга на север, постепенно понижаясь в обе
стороны и исчезая в лесах. Можно было подумать, что сама Матерь Сырая Земля
воткнула в свои кудри каменный гребень.
Для градчан - цепь скал заслоняла раннее солнце, тени ее тянулись по
всему холму. Дорога вела к храму, а за ним, в самой высокой, серединной
части гребня, восседал на лебеде Солнцебог.
Прямо из скалы высекли эту статую безвестные древние ваятели. За
головой гиганта, вдесятеро превышавшего ростом самые старые деревья, сняли
верхнюю часть гряды, так что лик бога рисовался в проеме, на фоне неба.
Сурин, зовомый также Гопалой, был кудряв; от головы его расходились девять
острых лучей, уже частично обрушенных. Язвы времени виднелись на обнаженном
торсе. Бог улыбался, держа вниз ладонью правую руку. В молодом лице его и в
загадочной усмешке проступало нечто женственное. Могучий лебедь, оседланный
Сурином, далеко раскинул крылья - конец одного из них был обломан давним
землетрясением - и шею протянул в сторону града. Полураскрытый клюв словно
издавал победный клич.
Перед лебединым клювом, сейчас - в глухой тени скал, высился храм
Солнцебога. Во граде слыл он самым почитаемым. Наличники с кружевными
фронтонами обрамляли большие окна; резные карнизы бежали поверх белых стен,
украшенных знаками шагающего солнца, пурпурными коловратами. Столбы,
державшие навес крыльца, были покрыты спиральной резьбой. Многоцветная
кровля стояла шатром, верх его был срезан.
Трое священников-гопаланов, одетых в белое, ждали у ступеней крыльца;
все - глубокие старики с пушистыми, колеблемыми ветром бородами. Из-под
снежных бровей смотрели они, как, взойдя от града на холм, близится шумная,
приплясывающая толпа: мужчины в праздничных рубахах и кафтанах, женщины в
лучших своих платьях, обремененные многими ярусами нашейных цепей и бус.
Иные сплели себе венки из дубовых и кленовых листьев, украсили шапки
осенними цветами.
Вперед всех шел Ратхай, выборный глава градской общины - ганы; старший
в роду, чьи дома занимали большую часть Суринова конца. На могучие плечи
ганапат накинул плащ цвета клюквы, схваченный драгоценной пряжкой; лисья
шапка с парчовым верхом покрывала седеющие кудри. То - порща пегую,
каштановую с проседью, бороду, Ратхай озорно поглядывал вокруг маленькими
острыми глазками. Лишь ради соответствия сану он опирался на посох из кости
индрика; походка была юношески легка.
За Ратхаем следовала пара, которой сегодня надлежало слить воедино свои
судьбы: Ваюр, сын Сидхана, племянник ганапата, и Агна, дочь бочара Якши.
Лица их были не по возрасту строги.
Справа и слева от жениха с невестой - двое одетых в шкуры виданов, с
разрисованными под звериные морды лицами, вели на поводках огромных серых
медведей. Видимо, перед выходом кто-то дал последним по глотку сладкой
браги: во всяком случае, звери то шли спокойно, то вдруг начинали вертеться
и поревывать, пытаясь высвободиться из ошейников. Встав на задние лапы, они
оказывались чуть ли не вдвое выше человека - но смелые, привычные
виданы-зверуны быстро укрощали своих питомцев. Медведи должны были
отпугивать нечисть из нижнего мира, буде та вздумает пристать к Агне с
Ваюром и навести порчу на них и на будущее потомство.
За парой готовых к обожению, за ее двуногой и четвероногой охраной, шли
родители жениха и невесты: чем-то похожие друг на друга, сутулые, убеленные
годами отец с матерью Агны, а рядом - вальяжный, с большим животом шорник
Сидхан и его столь же дородная, в шелковом головном плате под золотым
обручем, пышно одетая супруга.
Далее степенно, опираясь на посохи, шагали вечевые старцы. Они могли
быть еще не стары, как, например, глава кузнечного братства, Питар, - но
именно так называли градских старейшин: знатнейших мастеров и хозяев больших
усадеб. А уж вослед старцам валили, почитай, жители обоих концов, Приречного
и Суринова, - человек до двухсот, все взрослые градчане, кто только мог
передвигаться или не сидел при больных родичах и малых детях. Многие,
собираясь, и сами хватили хмельного - и теперь веселились, как могли. Кто
лупил в пастушью барабанку, кто дудел в свирель, а то и просто драл глотку,
выкрикивая любимую песню, - но, как ни странно, вся эта разноголосица
сливалась в гармоничный шум.
Шагов за пятьдесят от храма шествие приостановилось. Прощально визгнули
чьи-то кувиклы, и воцарился тихий, слитный гул-ропот. К святыне нельзя было
приблизиться, не обойдя Сувой. Так именовалась двойная спираль, выложенная
из крупных, гладко обточенных гранитных голышей. Сувой был сработан давно,
камни почти утонули в траве и во мху; но дорожка, идущая между ними, чистая
и плотно утоптанная, говорила о постоянном хождении. Гопаланы толковали
фигуру как изображение Вселенной: мол-де, и мировой простор, и время
закручиваются этаким сувоем, так что всякое событие, случившись однажды,
обязано повториться на другом витке, но с увеличением силы и размаха; так
что будьте осмотрительны в делах своих, люди!.. Мудрость эту оставил
Солнцебог; Сувой же выложили здесь предки, дабы люди, проходя по нему,
давали понять взирающему на них Солнцу, что они приобщены к его наследию.
Правда, иные маловеры твердили, что дальние предки так-то устраивали на
мелководье ловушки для рыбы, а уж потомки истолковали круги каменных улиток
в духе учения Гопалы. Но, как бы там ни было, все, кто шел во храм Сурина,
истово обходили двенадцать оборотов спирали, а затем по прямой тропке
выбирались из ее центра. На лугах же, холмах и взгорьях целого Сувера, в
тени боров и у моря можно было обнаружить малые подобия Сувоя: их
выкладывали на счастье, о скрытом смысле мало задумываясь.
Три гопалана ждали терпеливо... Медведей, понятное дело, не пустили на
крученую тропу; все прочие послушной цепочкой прошествовали по Сувою, и лишь
пара пьяных споткнулась на нем, но была подхвачена и препровождена дальше.
Наконец, толпа вновь собралась, уже перед самым крыльцом. Сняв шапку,
вождь Ратхай отвесил поясной поклон и отошел в сторону, давая дорогу жениху
с невестой. Робко вышли они вперед; держась за руки, поклонились - и встали
недвижно, опустив взор.
Старший гопалан, Йемо, повинуясь внутреннему счету, ждал - когда придет
время начать обряд. Все следовало проделать в определенном темпе, чтобы
точно успеть к моменту чуда.
Не шевелились парень с девушкой. У Ваюра, двадцатилетнего силача с
жесткими темными волосами и чуть плосковатым лицом, - мать когда-то прибрела
с дальнего юга, - от возбужденного дыхания едва не лопалась на груди вышитая
рубаха. В белом платье, украшенном лишь полосой домотканых кружев от ворота
до подола, с бисерной лентой на густых рыжеватых кудрях, замерла статная,
высокая Агна. Ее опущенные ресницы дрожали, словно мотыльковые крылья,
щеки-яблоки горели румянцем.
Наконец, достиг нужной точки тайный отсчет Йемо. Пора было начинать
обряд. Призывая всех ко вниманию, гопалан поднял иссохшие руки; просторные
рукава, подобия лебединых крыльев, соскользнули до локтей. Йемо заговорил.
- В годы давние, незапамятные, когда и земля-то была юной, вот как наши
обрученные. - Он перевел дыхание. Вовсе замер люд, ловя тихую, со старческой
хрипотцой, речь. - Вот, в те самые годы, детушки, прилетал в наши края
Сурин, ярый Гопала, бог солнца, защитник скота, податель жизни. А несла его,
милые, лебедица Хамса, всем птицам на свете мать. Люди тогда, чадушка, были
другие, нежели теперь: не в обиду вам будь сказано, повыше да подюжее. Да
только жили они не столь дружно, как мы с вами. Всякий старался над прочими
властвовать и добра себе загрести.
Хоть и далеко не впервые слышали подобную проповедь градчане, но, как
обычно, при словах о столь прискорбном поведении предков - загудели и стали
осуждающе качать головами.
- Прилетал Солнцебог, что ни год, накануне летнего долгого дня и весь
этот день проводил с людьми. И учил их Гопала правильной, согласной жизни. И
сказал он однажды: "Научил я вас всему, что можете вместить ныне, - и ухожу
надолго. Не встречаться нам теперь каждым летом, не пировать радостно
вместе. Вернусь я сюда в грядущие времена, но когда - того вам знать не
надо. Блюдите заветы мои! Да будет вся земля у вас общей, и ловы лесные и
рыбные не делите между собой. Дома и грады свои возводите сообща. Вместе
добывайте плоды земные и раздавайте их так, чтобы ни один из вас не был
обижен. Обо всех детях пекитесь, как о своих собственных. Никто да не станет
рабом или должником другому; просящему давайте без возврата. Вожди же ваши и
священники пусть не хозяевами себя почитают, но слугами у прочих людей и
заботниками об общем благе..."
Тик, тик, тик. Беззвучный, в душе, счет подсказал: надо поторопиться. И
Йемо заговорил быстрее.
- А напоследок, прежде, чем покинуть нас на многие века, Сурин-бог
оставил пращурам бесценный дар. Искру самого себя, дети мои! Знайте: в
Гопале два естества, мужское и женское. Оттого и огонь его дарится лишь
паре. Недаром создание новой семьи зовем мы обожением - уподоблением
супругов богу. Вам, сынок Ваюр и дочка Агна, отныне тоже быть единым
солнечным божеством: множить на земле жизнь, опекать ее и взращивать. Не
потеряйте же ту чудесную искру, которую сегодня отдаст вам Солнцебог!..
Не в силах больше терпеть напряжение, девушка порывисто вздохнула; и
Ваюр, жених ее, невольно скомкал ритуал, обняв Агну за плечи и смело
взглянув на гопаланов. Но не насупился Йемо, а в длинных, до груди, усах
спрятав усмешку, сказал:
- Благо вам, дети! Если искра, принятая вами сегодня, в сердцах ваших
разгорится в настоящее пламя - счастливы будете до конца дней. И в самой
большой беде не оставит вас Жизнеподатель. Со всей своей мощью придет на
подмогу к вам. Примем же его жар и свет, чада!
Перед тем, как завершить свою речь, старик прислушался к себе - и
понял: пора. Едва отговорив, обернулся спиной к людям и вновь воздел руки,
на сей раз обращаясь туда, где в провале гребня рисовался силуэт головы
колосса. Другие гопаланы, Дживан и Савитар, повторили его жест. И, вместе со
своими наставниками, народ простер руки к божеству.
Оборвался бессознательный счет. Поднявшись над скалами до нужной
высоты, солнце ударило в затылок статуи. Гранитный лик предстал в слепящем
ореоле; не только высеченные ваятелем - подлинные лучи разошлись от Сурина.
И тут же трое священников надтреснутыми голосами запели, а народ
вдохновенно подхватил гимн, чуть ли не столь же древний, как гигантское
изваяние...
Солнце, солнце, медный диск,
Солнце, кошкою крадись,
В небеса взлетай орлом,
Нас укрой своим крылом;
Солнце, идол золотой,
Скот веди на водопой,
В кожу нежную, как тень,
Лица девушек одень;
Груди женщин округли,
Дай им соки всей земли;
Солнце, яростный жених,
Горький хмель просыпь на них!..
Отзвучала песнь, и гопаланы ввели пару под сень небольшого, уютного
храма. За обрученными вошли только их родители, Ратхай да два-три вечевых
старца. Пахло сжигаемым смолистым деревом, сухими душистыми травами - пучки
их висели по стенам, стояли в глазированных горшках. В алтарной нише -
обычного мужского роста Солнцебог с золотыми лучами вокруг головы восседал
на белом лебеде. У ног его кучились подношения: букеты цветов, сочные
яблоки, масляно-желтые груши. До того, как Гопала стал прилетать к суверам,
те приносили в жертву и скот, и, в особых случаях, людей: светлый бог эти
обычаи отменил.
Посреди глиняного пола лежал круг из белых камней, рядом - охапки
соломы и сухих можжевеловых сучьев. В середину круга падал от верха шатровой
крыши узкий и яркий столб света. Сверкала, кружась в нем, невесомая пыль.
Каждый взрослый общинник знал: огонь в храме Сурина, во время служений,
загорается не простой, не от кресала, каким хозяйки разжигают печи. Пять
поколений тому назад, ведомые высшей волей, тогдашние гопаланы нашли среди
скал подземный ход. Он вел в пещеру, где хранились вещи, должно быть
оставленные ваятелями гиганта. Были там сложные устройства, с пилами и
зубчатыми колесами: их сочли камнерезными орудиями. При попытке привести
механизмы в действие они рассыпались от ветхости. Были предметы вообще
непонятные, целые или истлевшие. Но одна находка поразила и своим волшебным
видом, и сохранностью. Прозрачная, словно речная льдина, она походила на
чечевичное зерно, лишь поперечником в шаг.
Некое время пролежала находка в доме старшего гопалана; и, видимо, бог
подсказал ему, что делать дальше с этой вещью. Велено было кровлю Гопалова
храма, шатер из досок, срезать на трех четвертях высоты, а в срезе,
наподобие лежачего окна, закрепить прозрачную чечевицу. Палящим жгутом
собирала она солнечные лучи, и не иначе, как с их помощью, стали зажигать
священное пламя.
По сторонам кострового круга поставил Йемо брачующихся.
- А теперь возьмитесь за руки, чада! - неожиданно звонким, не
стариковским голосом приказал он.
Ваюр и Агна не без трепета повиновались. Солнечный поток обрушился на
их руки. Желваки задвигались под кожей стиснувшего челюсти жениха; девушка
прикусила губу, но близстоящие услышали ее стон. Однако и этот обряд был
рассчитан до мгновений: священники прочли нараспев краткую молитву, Йемо
велел отдернуть руки, а затем воскликнул:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг