по мере того как Витькина тетка заходит с Корнелией в одну примерочную, в
другую, в третью, она все сочувственнее и доверчивее глядит на свою юную
попутчицу. Мы с Витькой не знаем, что происходит в этих примерочных. Мы
только догадываемся об этом по смущенному и возбужденному лицу Корнелии, по
глубоким вздохам тети Нины и по ее тихим, как бы к самой себе обращенным
словам:
- Ровно дитя малое... Ничегошеньки не понимает... Это ж надо -
комбинации шелковой сроду не видела...
И все-таки к обеду Корнелия одета. На ней остроносые черные туфельки и
легкое, хотя и не самое модное платье. Тут уж ничего не поделаешь - платье
тетя Нина выбирала по своему вкусу. Из магазина в магазин мы носим новенький
коричневый чемодан и укладываем в него тапочки, свертки с бельем, серый
плащ, халат, купальник... Это очень здорово, что тетя Нина сообразила купить
Корнелии купальник. Мы бы наверняка забыли. В чемодане же лежит и
черно-серебристый костюм Корнелии, в котором она еще сегодня утром выехала
из Гурзуфа, Она сама вынесла из магазина этот костюм, завернутый в бумагу, и
сама уложила его в чемодан. В этот же чемодан она положила и маленький белый
ящичек, на котором, кроме ручек, ничего больше я так и не мог разглядеть.
Что могло быть в белом ящичке? Корнелия говорила, что может установить связь
с космическим кораблем Гао... Может, это и есть ее передатчик? Мы обедаем в
открытом кафе, на набережной. Мы берем бутылку "Массандры", и тетя Нина
ворчит, что мы зря тратим деньги, что можно было бы пообедать и у нее, что
нам еще хватит забот и расходов с этой странной девчонкой, которая точно с
Луны свалилась - ничего не знает. Даже как чулки пристегиваются... Витька
слушает тетю Нину и чешет затылок.
- Ничего, тетя!.. Одну бутылочку можно... А от остальных нам все равно
теперь придется отказаться... Бюджет не выдержит...
Пообедав, мы возвращаемся в Гурзуф. Нужно отвезти домой тетю Нину. Она
торопится, потому что вечером уезжают квартиранты и надо принять у них
комнату.
Тетя Нина оставляет нас ночевать у себя, хотя мы и собирались успеть к
ночлегу в ялтинский кемпинг.
- И не думайте, - решительно говорит она. - Никакого вам кемпинга не
надо. Зря деньги-то тратить... Да и не пустят вас всех в кемпинг. У Корнелии
паспорта-то, небось, нету?..
- А ведь верно, тетя Нина, - говорит Витька. - Без паспорта не
пустят... Как мы сразу не сообразили?
- Вы уж по дороге старайтесь квартиры для ночевки подыскивать, -
советует тетя Нина. - С квартирантов паспорта не спрашивают... - Она
вздыхает. - Ох, и хлебнете вы еще с ней горя!..
Мы сидим с тетей Ниной рядом, Я вижу, как жалостливо глядит она на
Корнелию. Она, видимо, никак не поймет, откуда взялась Корнелия и почему эта
девушка не знает многих элементарных вещей. Теория относительности для тети
Нины - темный лес. Она и не слыхала про такую. Где ж ей понять, - откуда
взялась Корнелия?
Наконец Витька останавливает в теткином дворе машину и поворачивается к
нам.
- Тетя Нина, - говорит он, - проведи с Корнелией инструктаж по поводу
купальника, а? Мы бы сейчас на море пошли... А то уже второй день у моря и
даже не искупнулись.
- Ладно уж, проведу! - Тетя Нина улыбается. - И где вы только ее такую
нашли?..
Через час мы уже в море, в воде, по-вечернему теплой и нежной.
Корнелия входит в воду осторожно, боязливо, и я уже хочу подойти к ней
и подать ей руку. Но Витька, уловив мое движение, удерживает меня:
- Подожди. Пусть сама.
- Мне кажется, она ни разу не купалась в море.
- Чудак, она просто отвыкла. Как она могла жить в Пантикапее и не
купаться в море?
Мы оба восхищенно смотрим на нее. В сиреневом купальнике, тоненькая,
тепло-белая, как статуэтка из мамонтовой кости, Корнелия удивительно хороша.
Она понимает, что мы любуемся ею. Но я чувствую: есть что-то нехорошее в
том, что мы любуемся ею оба, вместе. И, видно, она это тоже чувствует,
потому что вдруг бросается в воду и плывет в море. Она плывет легко,
уверенно, как будто плавала вчера, позавчера и вообще каждый день. И мы
ошалело смотрим на нее, а потом бросаемся вдогонку. Но догнать ее не так-то
просто. Она хорошо плавает. Однако мы все-таки ее догоняем и заворачиваем к
берегу, и она хохочет и кричит что-то звучное и веселое на своей латыни.
Мы плывем рядом и смеемся, и тоже что-то кричим, и впервые чувствуем
себя с Корнелией легко, свободно и просто. Впервые за эти двое суток на нас
не давят века, разделяющие наши годы рождения. Мы точно так же смеялись и
дурачились бы с любой знакомой девчонкой. Видимо, Корнелия чувствует то же
самое, потому что, когда мы выходим из воды, она неожиданно кладет руки нам
обоим на плечи и звонко, радостно произносит:
- Дру-зья! Дру-зья!
И добавляет слово, которое выучила сегодня за обедом:
- Ха-ро-ший! Bellus! Ха-ро-ший!
4.
Проходит два месяца. Теперь я уже могу немного говорить по латыни, а
Корнелия так же может сказать самое необходимое по-русски. Понятно, я все
еще часто ошибаюсь, составляя латинские фразы, и Корнелия мило смеется над
моими ошибками. Она иногда тоже загнет по-русски что-нибудь такое, что хоть
стой, хоть падай. Но она не обижается, когда я смеюсь. Она вообще
необидчивая.
Витька тоже понемногу зубрит латынь и уже может изъясняться на ней
примерно в тех пределах, в каких изъяснялся я, когда Корнелия появилась у
нашего костра.
Мы давно вернулись домой из отпуска и живем в городе, в который нас с
Витькой, заядлых москвичей, забросила шальная судьба молодых специалистов.
Корнелия живет с нами. Вернее, не с нами, а со мной, потому что у моей
квартирной хозяйки нашлась еще одна свободная комнатка. Витька же живет в
маленькой комнатушке в коммунальной квартире, и устраивать Корнелию у него,
понятно, было невозможно.
Если говорить откровенно, я очень рад, что так получилось. Рад, потому
что люблю Корнелию и давно уже не скрываю этого ни от себя, ни от нее, ни от
Витьки.
Наверно, это плохо, что я не скрываю. Наверно, именно поэтому Корнелия
так сдержанна и порой строга со мной. Пока она не была уверена в моей любви,
она была совсем другой. Она была мягче и нежнее. Она глядела на меня порой
такими глазами, какими можно глядеть только на близкого, дорогого человека.
А с тех пор, как я сказал ей злосчастное это "ато" - люблю, - она совершенно
изменилась.
Она становится теперь прежней только при Витьке. Вначале я не обращал
на это внимания. Потом заметил и стал думать. Высокий, стройный, спортивный
Витька, конечно, гораздо привлекательнее меня. Я на полголовы ниже его, и
толще, и уже начинаю лысеть, а у Витьки такая пышная каштановая шевелюра,
что и в небольшие морозы он может спокойно ходить без шапки. Я уж не говорю
о том, что Витька - по-настоящему хороший парень, что он талантливый
инженер. Наверно, будь я на месте Корнелии, я, не задумываясь, предпочел бы
Витьку.
Однако вскоре эти мысли я отбрасываю, потому что понимаю их нелепость.
Не в том дело, любит или не любит Корнелия Витьку, а в том, что он не сковал
ее своим "ато" (даже если тоже любит ее), а я - сковал. Всегда легче и проще
только с другом, чем с другом, претендующим на большее.
И поэтому я твердо решаю не напоминать ей о своей любви. Ни разу. Не
напоминать - чтобы и со мной она снова почувствовала себя свободно и просто.
Не напоминать до тех пор, пока она сама не вспомнит об этом.
А если не вспомнит?.. Ну что ж... Значит, ей и ни к чему об этом
вспоминать...
Мы с Витькой до сих пор еще не успели купить Корнелии всего, что
положено иметь девушке, хотя уже спустили все свои невеликие сбережения.
Когда мы покупали ей зимнее пальто, мохнатую шапку и меховые ботинки, она
удивлялась:
- На земле все еще пользуются такими тяжелыми вещами?.. Я уже давно
отвыкла от них.
Когда мы покупали ей осеннее пальто, она спрашивала; зачем два? Когда
мы покупали ей боты и тяжелые осенние туфли она тоже удивлялась: зачем
столько? Она вообще не понимала, зачем современному человеку столько вещей.
Она считала, что обилие вещей делает жизнь человека неудобной, скованной.
Она помнила, что когда-то страшно давно, когда она была маленькой девочкой,
ее отец возил за собой несколько повозок разного добра. И это было очень
неудобно. На корабле открывателей звезд она поняла, что вещей у человека
должно быть совсем немного - только самое необходимое. Но зато вещи должны
быть универсальными.
Она очень удивилась, когда, еще в Керчи, во время дождя, мы натянули
свои плащи и заставляли надеть плащ и ее. Она попросила нас выйти из машины,
переоделась там и вылезла под дождь в своем серебристом костюме и ботинках
без застежек. Оказалось, что и костюм и ботинки не промокают. Она очень
удивилась тому, что у нас с Витькой нет легких непромокаемых костюмов. Это
ведь так удобно!
Ее серебристый костюм оказался не только непромокаемым, Он оказался и
согревающим. В конце сентября, когда мы с Витькой мерзли в плащах и свитерах
и собирались со дня на день надеть осенние пальто, Корнелия спокойно ходила
по улицам в своем костюме и надевать пальто отказывалась. Она объяснила нам,
что ее костюм не только согревает в холодную погоду, но и охлаждает тело в
жару. К тому же он не рвется. И очень легко чистится. В таком костюме можно
ходить до тех пор, пока он окончательно не надоест человеку.
Однако у нас на Земле не умеют пока что делать такую одежду, и поэтому
нам приходилось покупать Корнелии все новые и новые вещи. Удивляло Корнелию
еще и то, что на Земле сохранилось до сих пор деление одежды на будничную и
парадную.
- Именно поэтому в ваших домах так много шкафов, - сказала как-то
Корнелия. - Из-за шкафов в комнатах тесно, а в них висит одежда, которую
носят редко.
Она рассказала, что на космическом корабле Гао, так же как и на его
родине, никто не делит одежду на парадную и повседневную. Обычная одежда там
настолько проста, удобна и красива, что людям не нужно искать для отдыха
какую-то другую, еще более красивую одежду. И поэтому одежды у людей там
намного меньше, чем у нас, и никто не испытывает каких-то неудобств.
Моей квартирной хозяйке мы сказали, что Корнелия - итальянка, моя
дальняя родственница по матери, что она приехала к нам на несколько месяцев
погостить. Объяснять хозяйке настоящую историю Корнелии было бессмысленно -
она бы ничего не поняла, не поверила и еще, чего доброго, отказалась бы
сдать комнату. Она темная старуха, моя квартирная хозяйка. Она с трудом
читает и расписывается. Она только деньги умеет быстро считать.
Мы не могли сказать хозяйке ничего другого, потому что у Корнелии все
еще нет паспорта и, естественно, нет прописки. И это последнее очень
беспокоило мою хозяйку. Она боялась штрафа. Она успокоилась только тогда,
когда мы с Витькой клятвенно заверили ее, что любой штраф уплатим сами.
Конечно, паспорт Корнелии нужно было добывать. И мы с Витькой ходили к
начальнику городской милиции и рассказывали ему всю эту необычную историю.
Он слушал нас внимательно, не перебивая, а затем спросил:
- Зачем вы все это выдумали, ребята? Чего вы этим хотите добиться? Я
никак не пойму...
Он не верил нам. Мы ушли, ничего не добившись. Он даже не хотел
разговаривать с Корнелией, потому что не верил в ее существование.
- Но мы можем привести ее сюда! - в почти полном отчаянии сказал я.
- Зачем? - Начальник милиции пожал плечами. - Вы же говорите, она не
знает русского. А я не знаю латыни. Значит, разговаривать с ней мы все равно
не сможем. А с вами я уже поговорил... Обучите ее русскому, потом приводите.
Подгонять Корнелию с изучением русского было не нужно. Она занималась
почти целыми днями. Она понимала, что от этого зависит все остальное. Как-то
Корнелия сказала мне:
- Наверно, я уже достаточно знаю ваш язык, чтобы получить какую-нибудь
работу. Как ты думаешь?
Я замялся. Я знал, что поступить на работу без паспорта невозможно.
- Любая работа у нас требует образования, - ответил я. Нашего
образования. Поэтому тебе надо будет учиться в нашей школе.
- Я могу поступить в школу сейчас?
Я отрицательно покачал головой.
- Сейчас рано. Ты еще плохо говоришь по-русски. Ты еще только учишься
писать. Тебе нужно долго готовиться к школе. Кстати, ты учила когда-нибудь
математику?
- Да. И в детстве, и на корабле Гао. Только по-разному. Я все годы
училась на корабле Гао... И вот теперь надо снова...
К сожалению, я сам почти забыл математику. Я мог предложить Корнелии
только простейшие арифметические и алгебраические уравнения, простейшие
теоремы.
Вначале я по привычке записал их арабскими цифрами. Потом мне
показалось, что арабские Корнелия все еще знает нетвердо, и я выстроил рядом
столбик - перевод арабских цифр в римские. Этот столбик Корнелия
перечеркнула - перевод ей уже был не нужен. Но на уравнения и теоремы она
сперва глядела непонимающими глазами. У нее даже слезы выступили от
огорчения.
- Наверно, ваша математика слишком сложна, - сказала она. - Я не могу
ее постичь... А Гао говорил, что у меня есть математические способности...
Мне стало невыносимо жалко ее.
- Давай разберемся, - сказал я. - Здесь же все очень просто...
Я стал объяснять ей значение "иксов", "игреков", "зетов", "альф", "бет"
и "пи".
По мере того как я говорил, ее лицо прояснялось.
- Оказывается, все дело в буквах! - наконец обрадованно сказала
она... - Это же на самом деле очень просто! Это для детей...
Она поставила над греческими буквами и над арабскими цифрами какие-то
непонятные мне знаки и стала решать уравнения одно за другим - как семечки
щелкала. Она писала ответы этими знаками и тут же переводила их на понятные
мне буквы и цифры. Все было решено точно. И теоремы она знала, только
привыкла к другим обозначениям. Я не мог продолжить этот необычный экзамен.
Я совсем забыл тригонометрию и никогда не изучал высшей математики. Но
вечером этот экзамен продолжил Витька. И пришел в восторг от знаний
Корнелии.
- Ей нужно только привыкнуть к нашим знакам, - сказал он. - И тогда она
сдаст институтский курс играючи.
Корнелия решила привыкать. И среди других учебников в ее комнате стали
появляться учебники математики - от арифметики для пятого класса и алгебры
для шестого до аналитики и интегрального исчисления. Она умудрялась читать
это все как-то вместе.
Через несколько дней она снова заговорила о работе.
- Когда я была девочкой, я любила выращивать цветы. Я их выращивала и
на корабле Гао... Наверно, я могла бы выращивать их и в вашем городе... Вряд
ли для этого требуется знать больше, чем я знаю...
Я обещал выяснить это.
И вот мы с Витькой сидим у директора городской оранжереи и рассказываем
снова всю необычную историю Корнелии, и просим дать ей какую-нибудь работу,
хотя у нее нет паспорта. Директор - женщина. Немолодая, когда-то, видимо,
очень красивая. У нее усталые глаза. У нее седеющие каштановые волосы и
немало морщин на лице. Она, в общем, приятная женщина, хотя и явно не верит
нам.
Но она не хочет нас обижать. Она не говорит, что не верит. Она говорит
другое:
- Я с удовольствием помогла бы вам... Но у нас сейчас нет ни одного
свободного места... При всем желании... Может, позже? Может, кто-нибудь
уйдет?..
- А как мы узнаем это? - спрашивает Витька.
- Если вы оставите свои адреса и телефоны...
Она улыбается.
Витька мнется. Я понимаю его.
- Мой товарищ скоро уедет в командировку, - говорю я. Надолго. Поэтому
запишите, пожалуйста, мой адрес и мой рабочий телефон.
Она записывает, и мы прощаемся. И выходим с Витькой на улицу.
- Можно было бы, конечно, походить по паркам и скверам, говорит
Витька. - Но, по-моему, там до весны дело мертвое... Я согласен - не стоит
терять время. Вечером мы сказали Корнелии, что с цветами придется ждать до
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг