- Пойдем в нашу хижину. Я соскучилась по тебе.
* * *
Через два дня спутник засек сразу десяток костров перед пещерами
урумту. Бруно тут же вызвал меня и пообещал, что на помощь придут уже два
вертолета. И пожарникам велено было подготовить к транспортировке пяток
водометов, которые поставят вдоль Аки. Реку эту решено было сделать
неприступной для разбойников. И при этом любой ценой избежать прямого
столкновения туземцев. Чтобы жертв больше не было. Потому Бруно и
посоветовал не тревожить ни одно из племен. Пусть ничего не знают! Сами
справимся! Хватит психологических эффектов!
Однако полсотни урумту потянулись следующим утром не на юг, не на
юго-запад, а строго на запад, вдоль цепи озер. Как я и советовал Вуку... Они
шли в этом направлении двое суток - и вдруг исчезли. Ночью не удалось
обнаружить их костров. Как сквозь землю провалились люди.
На рассвете они вынырнули откуда-то и устремились строго на юг - в
густые леса севернее верховий Аки. То есть, обошли охотничьи владения
племени ту-пу. Опять же, как и советовал я Вуку... Потом отклонились еще
западнее - в сторону безводного нагорья. Именно в тех лесах и мелькали
костры без определенной привязки к месту, именно там и предполагались
каннибальские племена - вроде тех рулов на Восточном материке, которые
когда-то вытеснили на Центральный материк оседлые племена гезов и ра.
Рулы были - да видимо, и остались по сей день! - свирепыми людоедами.
Они не знали ни лука, ни легких дротиков, не умели толком отделывать кремни.
Их оружием были в основном палицы да примитивные копья. Но рулы были
неуязвимы прежде всего потому, что не имели селений, спали на деревьях,
разбойничали не только днем, но и ночью. Значит, и видели в темноте лучше
других.
Угонять женщин из таких племен, разумеется, куда хлопотнее, чем из
мирных селений, где по ночам люди спали в хижинах. Но, похоже, урумту
решились на это. Чтобы не терять по десять охотников за женщину, как
подсчитал Вук или те, кто послал его. И значит, племя выполнило свои
обещания.
Может, и переночевали они в тех пещерах, которые Вук знал с детства?
Я высказал эту догадку Бруно, и он пообещал:
- Исследуем мы эти пещеры! По всем параметрам! Координаты засечены.
О защите бродячих племен не могло быть и речи. И невозможно
практически, и смысла нет - не поняли бы нас эти людоеды. А надежды на мир с
племенем урумту были бы похоронены.
Жизнь с детства учила меня: действовать надо тогда, когда хуже не
будет, а лучше может быть. Если же надежд на улучшение нет, но можешь
сделать хуже, чем есть - зачем действовать? Проще выждать!
Тут вырисовывался как раз такой случай.
Еще за двое суток пещеры "на повороте", как и обещал Бруно, были
исследованы. Они не давали выходов радона, не приводили в возбуждение
спутниковые счетчики радиации, не обнаруживали никаких признаков урановой
смолки - самой распространенной урансодержащей руды. И в то же время пещеры
были просторны, сотнями метров тянулись на запад вдоль озер. Возможно, эти
две цепи - пещеры и озера - были как-то связаны в тектонической истории
материка, пока нам неведомой. Здесь мог когда-то образоваться грандиозный
разлом, коему, наверное, миллионы лет, и до сути коего мы еще не скоро
доберемся. Ибо у геофизиков наших совсем не тем заняты и головы и руки.
Вроде бы пока все складывалось относительно благополучно. Но беда все
же пришла именно от представителей племени урумту. Хотя и не с той стороны,
с которой мы ждали.
55. Отрубленные головы на шоссе
Омар разбудил меня на рассвете.
- Послушай утренние известия, - торопливо предупредил он. - Через час.
И отключился. Видно, не до меня стало.
Утро было дремотное. Птицы пели ошалело, женщины в селении
только-только начинали ворошить почти заглохшие ночные костры. Короткий
зуммер радиофона не успел разбудить Лу-у. Она бесшумно спала на соседней
раскладушке, чуть приоткрыв пухлые губы и по-детски закинув кулачки к
голове. Во сне она всегда больше походила на ребенка, чем на взрослую
женщину.
Я знал, что уже не усну, потому что явно что-то тревожное случилось на
Центральном материке. Сейчас сбегать бы на реку, если бы Лу-у опять же
по-детски не обижалась, когда я купаюсь без нее. Дважды так случалось - и я
зарекся. Куда угодно она меня легко отпускала, а вот на реку - это было выше
ее сил. Почему? Мог только догадываться. Может, опасалась, что какая-нибудь
другая молодая красотка из купов составит мне там компанию и ради этого
полностью обнажится? Женщины, вообще-то, часто ходили к реке - за водой, за
рыбой, за кхетами. Случайных встреч могло быть немало. Ничем больше не
удавалось мне объяснить такой каприз юной моей супруги.
Любое дело, за которое хотелось бы сейчас взяться, наверняка разбудило
бы ее. Все, кроме чтения.
Проектор мы давно перенесли из вертолета в палатку, а все микрофиши
уложили в пакет под проектором на дне опустевшего контейнера. И в двух
пленках, которые предстояло в первый же визит на Материк вернуть Розите,
оставалось еще около десятка непрочитанных исторических новелл. Примерно на
час тихого чтения. Пора все-таки кончать книгу - первую книгу, прочитанную в
новой моей жизни, которая для чтения куда как мало оборудована...
Одна из этих последних новелл запомнилась мне, кажется, до самого
конца.
Итальянское золото
Историческая новелла
Сейчас уже можно об этом рассказать - столько лет пролетело! А раньше
ни за что не пробилось бы в печать. Потому что совершенно достоверные
события никак не укладывались в прокрустово логе идеологических догм.
Поведала эту историю дочка русского офицера, который создавал сразу
после второй Мировой войны албанскую армию - из партизанских отрядов,
спустившихся с гор, и полностью, без чьей-либо помощи, освободивших свою
маленькую страну от итальянских оккупационных войск. Учились мы с этой
дочкой - назовем ее Валей! - в одной институтской группе редакторского
факультета и были очень добрыми друзьями. Дважды ездила Валя к отцу в
Албанию - на летние студенческие каникулы - и даже была шапочно знакома с
главным героем этой печальной истории. Он как-то сказал ей:
- У вас слишком румяные щеки и слишком здоровый вид, чтобы вы могли
понимать некоторые жизненные сложности. Жизнь вообще-то ужасна, и полное ее
понимание приходит только с годами и болезнями... Вы уж извините...
Говорили они на немецком, который Валя знала прилично. А собеседник ее
был итальянцем - блистательным профессором-хирургом. Его, как и многих
других итальянских специалистов, задержал в Албании режим Энвера Ходжи, не
отпускал на родину и вынуждал хоть в какой-то мере отрабатывать ущерб,
нанесенный стране за годы итальянской оккупации. Длилась она, как известно
из новейшей истории, шесть лет - с весны 1939 года, когда фашистская армия
Муссолини оккупировала Албанию за три дня и, по сути, превратила Адриатику
во внутреннее итальянское море. Разумеется, не "узкие" специалисты были в
том виноваты, но расплачиваться пришлось им. Обычное дело...
Профессор "отрабатывал" нанесенный Албании ущерб вполне добросовестно.
Все операции его были успешными, все пациенты быстро поднимались на ноги, и
равных ему хирургов в Тиране не находилось. Потому и доверили ему - кроме
оперирования самих итальянцев - еще и "обслуживание" албанского руководства
и крохотной советской колонии. В ней, впрочем, хирургических больных не
отыскалось. Ибо в Тирану посылали только абсолютно здоровых людей. Как потом
в космос...
В то же время сам профессор был болезненным, даже и на вид. Невысокий,
тщедушный, черноволосый и лысоватый, с громадным лбом, грустными темными
глазами и неизменной бледностью на лице, он как бы воплощал для Вали
постоянно преодолеваемые физические страдания. В отличие от других
итальянцев, обычно темпераментных, он медленно двигался, мало говорил, часто
и надолго исчезал из виду. Похоже, болел. Вале он казался очень старым - ему
было за сорок. И на контакты с кем-то шел он неохотно.
Впрочем, последнего правила вынужденно придерживалась и сама Валя.
Задолго до каждой поездки в Албанию вызывали Валю на Старую площадь, в ЦК
партии, и наставляли, как надобно столичной комсомолке вести себя за
границей. Второй разговор на эту тему был особенно жестким, ибо в первой
поездке Валя "провинилась": в нее влюбился официант столовой, где обедали
советские специалисты и их семьи. Валя об этой влюбленности и понятия не
имела, но ее робкие возражения тут же сломили вескими уликами - пачкой
писем, которые отправлял ей из Тираны в Москву влюбленный официант.
Письма те были на итальянском, на коем Валя знала лишь "грацио, синьор"
да "ариведерчи". Может, именно поэтому до адресата они не доходили - все
равно, мол, не поймет! - а собирали их и дотошно изучали на Старой площади
или поблизости - на Лубянке. Вероятно, они и сегодня хранятся в тамошних
архивах второй половины сороковых годов.
Отец Вали в своих наставлениях был еще более краток - по-военному:
- Здесь вокруг все - шпионы, - сказал он дочке еще в первый приезд и в
первый же день. - Соответственно себя и веди!
- Все без исключения? - изумилась Валя.
- Нет, с исключением, - уточнил отец. - Кроме меня и мамы.
Во второй приезд Вали он напомнил об этом неумолимом обстоятельстве и,
как на Старой площади, особо предупредил насчет влюбленного официанта -
очень, кстати, красивого и вежливого парня.
- Неужели он тоже? - как и на Старой площади, простодушно усомнилась
Валя.
- Со стопроцентной гарантией! - заверил отец. - Иначе никак не попал бы
в эту столовую на эту работу.
Правда, чей шпион, не уточнил. Может, и сам не знал?
Воспитанная такими наставлениями, московская студентка, понятно,
держалась замкнуто. И тот разговор с хирургом был случайным, мимолетным.
Простая дань вежливости: недолго стояли рядом на какой-то официальной
церемонии и приблизительно знали друг про друга, кто есть кто...
Во второй свой приезд в Тирану Валя застала душераздирающий финал
истории, первые события которой тихо и незаметно начались за несколько
месяцев до того.
У профессора-итальянца вдруг стали умирать пациенты. И все как на
подбор - итальянцы. Сами напрашивались к нему на операцию, порой по
совершенно пустяковому поводу, умирали вскоре после нее и оставляли
юридически оформленное завещание: похоронить на родине, в родном городе или
поселке.
Из Албании увозили через море гробы, с ними уезжали на похороны близкие
родственники, и никто, понятно, не возвращался. А из-под скальпеля
блистательного хирурга выходили все новые и новые
покойники-соотечественники.
В конце концов на эту странность обратили внимание и заменили у
профессора часть ассистентов. А ими были только итальянцы.
Однако с ассистентами-албанцами профессор быстро отказался работать.
- Они не понимают меня, - заявил он. - И ничего не умеют.
Ему вернули прежних помощников, но первый же после этого покойник был
тайно вскрыт перед отправкой в Италию. В зоне операции обнаружили фирменный
банковский слиток золота. Он-то и стал причиной смерти.
В следующем покойнике нашли точно такой же золотой слиток.
На этом операции профессора закончились, и начались допросы. Профессор
не отпирался. Да и на квартирах ассистентов нашли такие же золотые слитки с
итальянским банковским клеймом.
Это оказалось не украденное золото, а государственное, итальянское.
Таким вот чудовищным путем возвращалось оно в разоренную войной Италию из
разоренной войной Албании. А в албанских горах его поспешно спрятали в ту
пору войны, когда в Италию с юга ворвались союзники, а с севера - германские
оккупанты. Золото спрятали от тех и других, поскольку Албания еще была
оккупирована итальянской армией. Вернуть же его после войны в Италию
нормальным путем возможности не возникало.
И, разумеется, никому из знающих эту тайну не пришло в голову
поделиться спрятанным золотом с Албанией, тоже ограбленной до полной нищеты.
Когда своя страна в глубокой беде, несчастья чужой страны воспринимаются
плохо. Тем более той страны, которая держит тебя в положении
интернированного.
Ведь интернированные - те же пленники. И часто способны на любые
крайности.
Такой вот тут образовался клубок неразрешимых противоречий.
Историю эту услыхал я в двадцать лет, и для меня она стала первым
свидетельством того, что современный патриотизм бывает не только советским,
как внушали мне с детства. Обнаружилось вдруг, что и представители других,
не советских народов, других общественных формаций тоже готовы - не в
далеком прошлом, а сегодня! - добровольно и бескорыстно идти на смерть даже
ради такой малости, как золото для своей обедневшей родины.
Непонятной только осталась мне позиция самого хирурга. Неужто не
понимал он, высоколобый, что для нормального государства граждане всегда
дороже золота? Сохранятся граждане - золото они добудут!
Впрочем, нынешняя наша действительность дарит так много примеров
аналогичного живодерского "патриотизма" за чужой счет, что тот давным-давно
расстрелянный профессор перестает казаться явлением редкостно чудовищным и
совершенно противоестественным.
* * *
Новелла эта, со своей безоглядной отчаянностью интернированных,
буквально врезалась по живому в то, что узнал я меньше чем через час.
Утренние известия жестко читал в этот день Омар. Видимо, Розита не
решилась... Все-таки не женское дело говорить о таких вещах.
Первые же биолеты, примчавшиеся в этот день на рассвете в Заводской
район с утренней сменой, остановились перед цепочкой из трех отрубленных
голов, которые были разложены поперек шоссе. Одна из них принадлежала Марату
Амирову. Две другие - усыпленным урумту, которых увезли в вертолете с
Западного материка Бруно, Джим и я.
Предшествовали этому стремительные события в течение двух суток. Диких
охотников, уже излеченных от лейкоза и обученных безопасному отоплению
жилищ, перебросили в племя ра - за невестами. Марат представил их как своих
друзей из-за моря, которые хотят дружбы с племенами ра и гезов и для этого
готовы взять в жены местных девушек. Чтобы племена подружились. Чтобы для
гезов и ра всегда был родственный кров на другом берегу моря. Расчет казался
простым: кто же не захочет иметь верных друзей и родню в дальних краях?
Легенду эту загодя изложили и в племени ра и будущим гостям этого
племени. Урумту радостно с нею согласились. Им были обещаны уже обжитые
хижины из супердека, в которых лежали подаренные им вещи: посуда, одежда,
пилы, бусы, ленты и зажигалки. Эти хижины оставалось лишь подцепить к
вертолетам да перенести к родным пещерам. В вертолете - новая семья, под
вертолетом, на тросах - ее хижина. И непременное условие: жить в этих
хижинах со своими женами, не передавать их в коллективное пользование.
Быстрые урумту выбрали себе невест за день. Видимо, душевные качества
девушек были вне сферы их интересов. А самим девушкам, как обычно,
показалось, что за морем жизнь будет получше. Извечное свойство женской
натуры...
К вечеру "женихи" сообщили Марату, что готовы отправляться с невестами
домой. Марат передал это в Город, и на утро был обещан вертолет. Однако
ждать его урумту не стали: ночью исчезли из селения, угнав каким-то образом
с собою не только своих невест, но и еще двух чужих жен.
На рассвете в селении поднялся переполох. Разгневанные брошенные мужья
собрали погоню. Марат сообщил об этом в Город, и приготовленный для
молодоженов вертолет тоже отправился на поиски. Но охотники-ра, неплохие
следопыты, настигли беглецов раньше. Похоже, заморские "друзья" Марата на
первом же привале привычно насиловали свою добычу. С них озлобленные мужья
снесли головы нашими топорами. А вернувшись в селение, видимо, снесли и
голову Марата. Подробности этого пока неизвестны. Обезглавленные и брошенные
у кострища в лесу трупы урумту вертолетчики нашли и привезли в Город.
Как выяснилось, бежали "женихи" строго на северо-восток, будто на
родном материке - из селения ту-пу. Откуда мы их и забрали... Видимо, по
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг