Доказательств этого пока нет.
Но нет и доказательств обратного.
Именно по таким причинам, объяснили астрономы, был в свое время тихо
похоронен красивый проект Фрэнка Дайсона, предложившего создать населенную
сферу вокруг ближних солнечных планет. Ученый Дайсон разрабатывал свой
проект, еще не зная неумолимой судьбы нашего Солнца и глубоких колдобин на
его пути. Дайсону казалось, что Солнце будет почти неизменным и просто тихо
погаснет.
Но когда астрономам стало ясно, что Солнечная система - всего лишь
временное пристанище человечества, что людям неизбежно придется бежать
отсюда, как с тонущего корабля, возник естественный вопрос: зачем же
столетиями строить плот вокруг обреченного судна? Не проще ли поискать
другую подходящую планету в другой солнечной системе - с большим запасом
времени?
Именно тогда, в начале двадцать первого века, была похоронена идея
сферы Дайсона, и всерьез началось проектирование дальних звездолетов.
Вот что - если обобщенно! - сказали астрономы в той дискуссии, и
спросили человечество: можно ли при таких радужных перспективах отмахнуться
от единственной пока космической сестры Земли - планеты Рита? Да еще при том
условии, что ритянское солнышко (астрономы, словно сговорившись, везде
называли его с прописной буквы - Солнышко) на миллиард с лишним лет моложе
нашего, и на пути у него нет ни злых Сверхновых из рукава Персея, ни
газопылевого облака. Только что то Солнышко из-за такого облака выглянуло...
Не скоро с другим встретится...
Конечно, соглашались астрономы, не очень-то гуманно занимать пустующие
земли, которые через миллионы лет пригодятся и самим потомкам нынешних
дикарей Риты. Но ведь и тонущие в море путешественники поступают не очень
гуманно, занимая каюты своих спасателей. Спасение утопающих всегда почему-то
связано с некоторыми неудобствами...
Однако - спасают!
Видимо, со временем удастся разъяснить все это потомкам нынешних
аборигенов Риты. Важно еще довести их до того уровня, при котором они смогут
понять подобные объяснения...
Ошеломленное астрономами человечество поначалу примолкло, и тем самым
обнаружило свою вчерашнюю астрономическую неосведомленность. Дискуссия,
вроде бы, иссякла. Потом раздались отдельные истошные голоса:
- А что будет, когда ритянское Солнышко тоже станет красным гигантом?
- Неужели человечеству придется скитаться всю свою будущую историю?
- Придется, - охотно согласились астрономы. - Придется "ехать на
перекладных", если люди хотят жить и продолжать свой род. Придется все время
искать новые планеты и новые солнца. Возможно, в дальнейшем искать уже
вместе с человечеством Риты. Покоя не будет никогда. Покой бывает только от
невежества. Ибо звезды, как и люди, рождаются, живут и умирают. У каждой -
свой срок. У одних больше, у других меньше. Наше Солнце - одно из самых
долговечных. Нам повезло! А вечных звезд во Вселенной не было, нет, и не
будет. Как, впрочем, и сама она не вечна. Когда-то родилась и когда-то
умрет - сожмется в точку. Вселенная пульсирует. Еще великий Эйнштейн с этим
очень неохотно согласился, когда петербуржец Александр Фридман предложил ему
этот вывод из самой эйнштейновской теории относительности. И все последующие
открытия полностью подтвердили эти расчеты.
Человечество не сможет ни отменить смерти Вселенной, ни выскочить за ее
пределы. Оно умрет вместе с нею.
Но до этого пока далеко. Срок существования всех нейтронов Вселенной -
сто миллиардов лет. Потом они превратятся в излучение. А прошли лишь
пятнадцать миллиардов лет.
Впрочем, на этой длинной дороге ждет человечество гораздо более близкая
и ужасная космическая катастрофа. Дело в том, что на сближение с нашей
Галактикой идет со страшной скоростью громадная галактика, известная как
туманность в созвездии Андромеды (М-31 по каталогу Мессье).
Туманность Андромеды в несколько раз больше нашей Галактики и,
вонзившись в нее примерно через пять миллиардов лет, запросто ее разрушит.
Как разрушила недавно два своих небольших спутника - карликовые галактики
М-32 и М-33.
Подобные спутники есть и у нашего Млечного пути - карликовые галактики
Большое и Малое Магеллановы облака. Но наша Галактика не агрессивна - на
сближение с ними не идет.
Неизбежное столкновение двух галактик вынудит земное человечество -
если оно доживет до той поры! - искать себе новое пристанище уже в пределах
звездных систем других галактик. И, следовательно, возникнет со временем
крайняя необходимость изучать соседние галактики, хотя бы по их окраинам.
Таковы вполне научные астрономические перспективы, разом обрушившиеся
на человечество.
Вот на такой веселенькой ноте та давняя дискуссия и завершилась.
Спорить стало не о чем, и вычислительные центры подвели итоги.
Тогда и было принято решение о строительстве корабля "Рита-1", уже
полностью спроектированного добровольцами, и об отборе молодых астронавтов
для первого полета.
В той давней, самой широкой земной дискуссии мы, понятно, не
участвовали. Однако отвечать за судьбу целой планеты и ее народов нам теперь
придется.
А ведь мы еще мальчишки и девчонки. Мы очень немногое знаем и умеем.
Наши ошибки, даже самые малые, могут стать великими кровавыми бедами для
человечества Риты. Наши подвиги, даже самые скромные, могут ускорить его
прогресс на целые века. От нас слишком многое будет зависеть. Потому что мы
будем невероятно сильны на этой дикой планете.
Но большая сила требует и большой осторожности. Ибо неосторожная сила -
бедствие. Даже если она и добра.
Доброты у нас хватит.
Хватит ли осторожности?
12. Фантастика и жизнь
Кончаются наши сто дней. Послезавтра начнем отогревать свою смену. Эти
сто дней пролетели быстро, незаметно, как пролетает лето на Урале. В июне
дождливо, холодно, и кажется, что лета еще нет, что оно где-то далеко
впереди. В июле, в зной, кажется, что лето тягуче и бесконечно. Еще бездна
теплых дней в запасе! А в октябре облетят листья, оглянешься, и - будто
всего день прожил. И впереди - тягучая бесконечная зима.
С нами ничего не случилось. Космос больше не говорил, механизмы
работали исправно, мертвые космические корабли на пути не попадались.
Короче, не было ни одного из тех захватывающих приключений, которые так
здорово разрисовывала в своем фантастическом рассказе милая моя Бирута.
Коэма помогла ей. Бирута написала рассказ быстро. Вернее, записала. Я
просмотрел эту запись - дух захватило. Я увидел то, что - кто знает? - и на
самом деле могло бы случиться, если бы, проходя мимо радиомаяка, мы
повернули корабль к звезде Б-132, а от нее - к звездному скоплению.
Но, видимо, рано еще коэмам состязаться с книгами. Потому что Бирута,
"уложив" рассказ в коробочку, записала его потом и от руки. И очень долго
черкала написанное. И затем дважды - терпеливо, медленно - перечитывала
рассказ диктографу.
И когда я прочитал вынутые из диктографа аккуратные листки, я увидел
гораздо больше, чем тогда, когда сжимал в кулаке коэму с первой записью
рассказа. По существу, я увидел на отпечатанных листках совсем другой
рассказ - более полный, более умный, более интересный.
Теперь я мог быть совершенно спокоен: мои коэмы не погубят литературу
на Земле. Но помочь писателям, ускорить их труд - они, пожалуй, способны.
Сто дней мы с Бирутой дежурили в рубке, вели дневники - корабельный и
свой, занимались в спортзале, прочитали немало книг. В космосе человек
меньше спит и меньше устает физически, чем на Земле, и мы все время
чувствовали себя свежими, бодрыми. Нам не было скучно, хотя мы почти все
время были вдвоем. Мы слишком мало были вдвоем на Земле. И неизвестно еще,
как сложится все на Рите. И мы считали эти сто дней своим свадебным
путешествием.
По жребию нам с Бирутой предстояло будить Женьку Верхова и Розиту. Но
мне не хотелось будить Женьку и водить его по кораблю, и сдавать ему
дежурство. Гораздо приятнее было бы разбудить Али и Аню и провести сутки с
ними.
Как-то я сказал об этом Бируте, и она удивленно покосилась на меня, а
потом рассеянно поддержала:
- Да, да! Конечно! Лучше будить Бахрамов!
Она не говорила больше ничего, но я и так понял: думала она не о
Женьке, а о Розите. Бируте не хотелось, чтобы я водил по кораблю Розиту. Это
было странно, смешно и бессмысленно, но Бирута до сих пор ревновала. Только
потому, что когда-то давно, еще в "Малахите", я однажды слишком горячо
хвалил голос Розиты и слишком долго смотрел на нее.
А меня тогда просто поразило, что Розита - с Женькой. Но не объяснять
же это Бируте!
Еще с первых дней дежурства я собирался попросить Бруно обменяться
"подопечными". Но все оттягивал разговор. Было как-то неловко. Бруно
наверняка спросит: "Почему?" Сказать правду - что Женька мне неприятен -
нельзя. Лгать? Не привык.
И вот уже последние дни, и тянуть больше с разговором нельзя. И тут я
вспомнил Марата и подумал: зачем себя насиловать? Почему я не могу провести
эти сутки с Али просто потому, что Али - мой друг?
В общем, я сказал Бруно. А он даже не спросил: "Почему?" Он сразу
согласился:
- Ладно. Мне все равно.
А Женька, когда проснулся, обиделся. Он знал, что будить его должны
были мы с Бирутой. И все понял.
Мне давно казалось, что Женька хотел бы заставить меня забыть о том
давнем, школьном, разделившем нас. Он как бы каждый раз искренне, но,
разумеется, молчаливо удивлялся, когда нечаянно обнаруживалось, что я помню.
И это его немое удивление как бы подчеркивало, что плох не он,
совершавший некогда подлости, а я - потому что помню их. А мне просто не
хотелось с ним общаться. Всего-навсего. Еще когда я был маленьким
мальчишкой, отец внушил мне презрение к подлости, и неверие в то, что подлец
способен исправиться. "Подлость как горб, - сказал однажды отец. - Это на
всю жизнь".
Я хорошо помнил его слова. И вообще: у меня хорошая память. Таня не раз
говорила, что с моей образной памятью можно было стать писателем.
Разумеется, если бы я к тому же любил писать!
Может, у Женьки слаба образная память? Он забывает многое сам и потому
невольно надеется, что забыли другие... И искренне удивляется, когда видит,
что не забыли...
Впрочем, отец говорил, что подлецы всегда надеются на забвение.
Женька почти не разговаривал со мной, пока мы сдавали дежурство. Только
так - обычные и неизбежные фразы. И он сам вызвался остаться в рубке, когда
мы затеяли традиционный прощальный вечер.
На этом вечере я пил редкое старинное вино из темной бутылки. Оно было
невероятно ароматным, и пьянило, кажется, одним своим запахом. И от этого
легкого опьянения жизнь казалась проще и веселее, и люди - красивее, и
будущее - лучезарнее.
У нас был веселый вечер. И мы умудрялись плясать в маленькой
кают-компании. И, должно быть, из-за того старого вина Розита решила
сплясать бешеную кубинскую "байлю". Мы плясали "байлю" вместе - Розита и я.
И казалось, что отступили стены и столы тесной кают-компании, что стало
просторно, как в залах "Малахита", что пол, в который мы отчаянно били
каблуками, прочно стоит на земле, а не висит в бездне, которой нет ни конца,
ни края.
Ах, какой жаркий танец, эта "байля"! Ах, как улыбаются кубинские
женщины, когда пляшут ее! С ума можно сойти!
Когда мы улетали, кубинская "байля" была самым веселым танцем на Земле.
А что сейчас пляшут земные мальчишки и девчонки? Забыли, небось, "байлю"? И
только мы лихо отплясываем ее - в космосе, в пятнадцати парсеках от Земли...
Оборвалась мелодия, я остановился и увидел, что у Бируты такие глаза!..
Нет, просто невозможно плясать с Розитой, когда у твоей жены такие
измученные глаза.
Я сел рядом с Бирутой и обнял ее худенькие беззащитные плечи, и затянул
какую-то песню, и все поддержали. Потом Али гортанно пел веселые арабские
песни, а Розита - веселые испанские. А я подумал, что нынешнему молодому
арабу или испанцу там, на Земле, эти песни показались бы старинными,
полузабытыми. Полвека! Если бы на Земле у нас остались дети - они уже
годились бы нам в родители.
А ведь я чуть было не оставил на Земле ребенка. С помощью Лины...
И как это меня Бог уберег? Вот было бы мучений!..
Лина, наверное, сейчас уже бабушка. И я вполне годился бы ей в младшие
сыновья. Небось, все такая же пухленькая... Она очень хотела, чтобы я
вспомнил ее, когда прилечу на Риту. А сама-то Лина меня еще помнит? Вряд
ли...
От всего этого стало грустно, но не надолго, потому что я еще раз
хлебнул ароматного старого вина из пузатой темной бутылки.
13. Снова на двадцать лет
И снова плотно, герметически, закрыта дверь нашей тесной, но уже
привычной обжитой каюты. Кончились наши с Бирутой сто дней. Теперь эта дверь
откроется через двадцать лет. Или не откроется совсем - кто знает?
У нас остались минуты. Вот-вот включится микрофон там, в рубке, и
раздастся голос Али, и мы будем прощаться. И разбудят нас уже перед посадкой
на Риту, когда всех будут отогревать и будить.
Нам будет тогда по семнадцать. На Земле нам даже не разрешили бы
жениться.
Может, Марат не верил, что ему снова стукнет семнадцать? Может, его
мучили какие-то страхи или предчувствия, и поэтому он попросил лишние сутки?
Сейчас и я не отказался бы от лишних суток. Но не из-за предчувствий, у
меня нет их. Из-за Бируты! Мне очень хорошо с ней!
Мы сидим на койке обнявшись, и молчим. Мы уже все сказали друг другу,
мы устали от ласк. Но не чувствовать Бируту рядом в эти последние минуты -
выше моих сил.
Если бы кто-нибудь дал мне власть над Временем, кажется, я решился бы
сейчас сказать это сакраментальное: "Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!"
Но у меня нет власти над Временем. И ни у кого никогда ее не было и не
будет. Люди могут только мечтать об этом. И, наверно, это единственная
вечная их мечта, которой никогда не суждено стать реальностью.
Время неумолимо и не способно считаться с желаниями и чувствами живых
существ. От него смешно ждать милости. Ее не будет.
Далеко от нас, в рубке, щелкает микрофон. Это Али. Сейчас он - наше
Время. Но Али - друг. А если бы с нами прощался Женька, казалось бы, что
Время - враг.
- Тарасовы! Слышите меня?
До чего нежен голос Али! До чего робок!
Я тоже включаю микрофон, и Бирута тихо отвечает:
- Слышим, Али. Нам пора?
- Это как вы решите, ребята. Я не ваш судья. Я ваш слуга.
- Все равно, - говорит Бирута. - Когда-то надо.
- Тут я не властен, - признается Али. - Я хотел бы стать добрым богом.
Но мне не доверяют. В старину сказали бы, что я не подхожу по анкетным
данным.
- Ждать - хуже, - вставляю я. - Давай прощаться, Али! Давай прощаться,
Анюта!
Еще я помню, как ложились мы на койки, как застегивали ремни. И помню,
как сжал я в последний раз длинные тонкие холодные от волнения пальцы
Бируты.
И это было последнее, что сделал я во второй ленте своей первой жизни.
Лента третья. Мечта моя, боль моя - планета Рита
1. "Ритяне приветствуют вас!"
Вставать нам еще не разрешали, но я осторожно поднялся и включил
наружный телевизор.
Половину экрана занимает край громадного голубого шара. Он вертится под
нами, и мы видим белые острова ватных облаков, и голубые океаны, и небольшие
желто-зеленые материки. Голубой шар очень похож на Землю.
Мы на орбите возле нашей новой родины. Давно ли - не знаю. Надо бы
спросить в рубке, но там не до нас.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг