операционное поле. У больной внезапно остановилось сердце. Надо было
приостанавливать операцию и заставлять снова работать усталое сердце.
Лаптев чувствовал, что делает все не так, как следует... Правда, руки
машинально выполняли нужные движения, но исчезла удивительная чуткость
пальцев, позволяющая вести линию разреза в нужном месте, не ошибаясь ни на
миллиметр.
- Что вы делаете?! - застонал Сатиапал, подскочив к столу.
- На место! - крикнул Лаптев. - Сестра, зажим!
Из поврежденной артерии брызнула кровь. И это сразу отрезвило доцента.
Он забыл обо всем на свете, кроме самого главного; теперь скальпель в его
руках действовал уверенно и точно, отделяя поврежденные ткани от здоровых.
Но вот рука хирурга застыла в нерешительности. Он забрался в глубины
человеческого мозга, - туда, куда еще не забирался никто. Теперь надежда на
интуицию. Однако на нее можно полагаться, лишь имея возможность проверить
правильность выбранного решения, а здесь за несколько секунд нужно
проанализировать десятки вариантов, учесть неисчислимое количество
обстоятельств.
Сатиапал нетерпеливо топтался на месте. Лаптев не смотрел в его
сторону, но представлял, как наливаются злостью и ненавистью глаза
профессора, неотрывно следящие за каждым движением руки Лаптева.
- Пустите! - не выдержал Сатиапал. - Уходите! Я сам!
- Не кричите! - Лаптев сделал еще несколько движений скальпелем и,
повинуясь какому-то безотчетному чувству, отошел в сторону. - Прошу!
Теперь зрителем стал он.
Осталась самая тяжелая часть операции. И тут выяснилось, что Сатиапал
действительно имел право гордиться собой: то, на что Лаптев потратил бы еще
с полчаса, профессор закончил за несколько минут.
По молчаливому знаку Сатиапала сестра поспешно открыла большой
никелированный бокс. Его доверху заполняли тампоны, пропитанные густой синей
жидкостью. "Что он хочет делать?!" - ужаснулся Лаптев. Сестра брала тампоны
длинными щипцами-корнцангом и подавала Сатиапалу. А он выдавливал жидкость
из тампонов в рану, промывал и вытирал ее, густо присыпал каким-то красным
порошком, - вообще, делал нечто невероятное и недопустимое.
Лаптев резко повернулся и вышел из операционной. Если больная и имела
шанс на жизнь, то после последней процедуры Сатиапала этот шанс исчез.
Доцент шел длинным коридором, направляясь в свою комнату, не замечая,
что идет ошибочным путем. Толкнул одну дверь, потом другую - все они вели в
пустые, затянутые паутиной помещения. Наконец ему послышалось какое-то
шуршание. Он поднял голову и увидел небольшое зарешеченное окошко в глухой
стене коридора. В окошке появилась и сразу же исчезла рыжеволосая голова.
Лаптев не успел даже разглядеть лица.
- Послушайте, - окликнул Лаптев, - как пройти в круглый зал?
Никто не ответил. Доцент пожал плечами и пошел назад. Возле
операционной он столкнулся с Сатиапалом.
- Спасибо! - глухо сказал профессор. - Простите, я обидел вас
совершенно незаслуженно. Вы сделали операцию так, как сделал бы ее я.
- Больная будет жить?
- Не знаю.
- Тогда - комплименты преждевременны! - сердито сказал Лаптев.
Глава IV
"ПИЩА БОГОВ"
Майкл Хинчинбрук мягко спрыгнул с подоконника и притаился в углу
крохотной полутемной комнаты. Сейчас он породил на кота, который забрался в
хозяйскую кладовую и в любую минуту готов улизнуть оттуда, спасая свою
шкуру.
- Послушайте, - донеслось из-за окошка. - Как пройти в круглый зал?
Хинчинбрук беззвучно засмеялся, распрямляясь: нет, это не Сатиапал.
Зови, дорогой, зови!.. Глупый кричит, а умный слушает. Иногда вот так можно
услышать очень полезные вещи.
Майкл прислушался. Судя по звукам, долетавшим до него, незнакомец
постоял несколько секунд, а потом пошел назад, по коридору. Значит, можно
продолжать свое дело.
Хинчинбрук действовал осторожно. Он вынул из кармана зеркальце и
высунул его за решетку, устроив подобие перископа. Такое сооружение давало
возможность оставаться незамеченным и видеть закрываемое выступом ниши.
Незнакомец в белом халате и шапочке, - очевидно, врач. В полутьме
невозможно его разглядеть. Вот он остановился, как человек, не знающий, куда
идти дальше, вынул папиросы и чиркнул спичкой.
Колеблющееся пламя на миг обрисовало энергичное лицо и погасло. Свернув
влево, незнакомец исчез из поля зрения.
- Так... - прошептал Хинчинбрук. - Хорошо...
Его почти фотографическая память успела зафиксировать многое. Теперь он
узнает этого человека когда угодно и где угодно.
Острый пытливый мозг уже начал сложный процесс исследования: кто таков
этот мужчина? Когда и откуда здесь появился? С какой целью?
Шум шагов и голоса помешали Хинчинбруку закончить свой логический
анализ. В конце коридора появились незнакомец и профессор Сатиапал. Шпион
навострил уши.
- Хорошо, господин Лаптев, - сказал профессор, продолжая разговор. - Я
позвоню в Навабгандж, если линия не повреждена. Но выехать завтра вам вряд
ли удастся. Придется переждать, пока прекратится ливень.
Продолжения беседы услышать не удалось. Сатиапал со своим гостем
свернули в крайнюю дверь.
"Лаптев... Навабгандж..." - повторил Хинчинбрук. Эта слова не говорили
ни о чем, но, видимо, таили в себе многое. Во всяком случае ясно: этот
Лаптев причастен к суматохе, которая началась в имении Сатиапала вчера
ночью.
Еще вечером Хинчинбрук заметил: кто-то куда-то выезжал. По двору всю
ночь сновали слуги. Слышался негромкий женский плач. А рано утром челядь
собрала и заперла в погребе всех собак, охранявших имение.
Хинчинбрук следил за всем с повышенным вниманием. Пока он не мог
сообразить, что здесь происходит, но выжидал подходящего момента, чтобы
осуществить свои намерения. Ему крайне необходимо было выбраться за пределы
имения хотя бы на короткое время.
Собственно говоря, выходить из комнаты во двор не воспрещалось. Однако
приходилось удовлетворяться прогулками в радиусе тридцати шагов: за
невысоким штакетником, обрамлявшим садик возле дворца, начиналось царство
мрачных, злых псов. Они не посягали на территорию Хинчинбрука, но и его не
пускали на свою, а всякие попытки более близкого знакомства встречали
красноречивым рычанием.
Радуясь суматохе среди своих врагов, Хинчинбрук собрался в поход. Он
давно заприметил раскидистое дерево в углу усадьбы, которое, сплетаясь
кроной с вершиной огромнейшей магнолии, образовало у шоссе своеобразный
мостик над небезопасной стеной. К счастью, удалось избежать лишних хлопот;
когда начался ливень, охранник ушел от ворот.
За несколько минут Майкл Хинчинбрук сбегал к примеченному им в день
появления здесь дереву, забрал из дупла радиостанцию и благополучно вернулся
назад. Не теряя времени, он начал разведку и, стараясь пролезть из бокового
полуразрушенного крыла дворца к интересующим его помещениям, увидел Лаптева.
Шпион убедился, что напал на интересный след. Можно расшифровать его
самостоятельно, без посторонней помощи, но потребуется больше времени. Зачем
это делать, если проще связаться с агентурной службой и получить точные
данные?
Хинчинбрук вынул из кармана небольшую плоскую коробочку и раскрыл ее.
Нет, все-таки американцы мастера своего дела. Крохотный радиопередатчик
словно только что с завода - не поржавел, не отсырел; индикатор показывает
полное напряжение.
- Волна сто... волна сто... - бормотал Хинчинбрук, пристраивая
наушники, размером и формой напоминавшие фасолины. Он подкрутил немного
ручку настройки и услышал знакомые позывные: тире и две точки - "Д", первая
буква слова "Дракон", которым шифровалось полученное Хинчинбруком задание.
Почти беззвучно застучал телеграфный ключ. Слабенькие сигналы сорвались
с антенны передатчика, пробились через стены, сквозь плотную завесу дождя и
достигли цели, не принятые никем из посторонних. Через несколько минут
Хинчинбрук получил ответ: доцент Андрей Иванович Лаптев - хирург советской
эпидемиологической экспедиции, расположившейся в селении Навабгандж, за
сорок пять миль от имения Сатиапала. Полную биографию доцента Лаптева
информационная служба обещала передать через двое суток.
- Молодец! - прошептал Хинчинбрук.
Он хвалил сам себя; быстрота, с которой получен ответ,
свидетельствовала, что Лаптевым уже заинтересовался кто-то выше. Значит,
след взят правильно.
Хинчинбрук сложил радиостанцию, спрятал в карман и направился в свою
комнату. Половина седьмого, пора ужинать.
Он наскоро съел принесенный слугой-индийцем ужин и, ковыряя спичкой в
зубах, развалился в кресле, обдумывая план предстоящей ночной разведки.
Комната Хинчинбрука помещалась в полуразрушенном крыле дворца. Ни в
ней, ни в соседних помещениях, полных старья и паутины, ничего интересного
не обнаружено. Только из одной каморки сквозь зарешеченное окошко можно
выглянуть в знакомый уже Хинчинбруку коридор, да в одном месте глухой стены
загадочно поблескивала железным обрамлением дверь, ведшая неизвестно куда.
Можно распилить решетку, взломать дверь, - Хинчинбрук не остановился бы
даже перед тем, чтобы взорвать весь дворец, лишь бы достигнуть своей цели, -
однако прибегать к решительным действиям слишком рано.
Полугость-полупленник, он лишен возможности свободно изучить незнакомую
обстановку и должен прежде всего добыть хотя бы простейший план дворца.
Ему пришла в голову чудесная идея - выбраться на чердак. Если дом
всегда разделен на комнаты с дверями, которые могут быть на замке, то чердак
дает возможность свободно передвигаться в любом направлении.
Исполнение задуманного отняло немного времени. По баррикаде из
поломанной мебели он пробрался к поврежденному дождями потолку одной из
комнат в конце коридора, почти бесшумно выломал истлевшую доску и вылаз на
чердак. Перед ним открывался широкий оперативный простор.
Шпион продвигался вперед медленно, осторожно, лишь изредка поблескивая
фонариком. Впрочем, это была излишняя предосторожность: в этой части дворца,
очевидно, никто не жил. Под ногами у Хинчинбрука чавкала расквашенная глина
потолка. Возле его ушей с тихим шорохом сновали огромные летучие мыши. Да
еще однообразно барабанил дождь.
Дальше, за поворотом, картина немного изменилась. Очевидно, крыша здесь
старательно ремонтировалась; под перекладинами начали появляться коробочки,
ящики, бутыли, - всевозможный хлам, который обычно жалеют выбросить и на
веки вечные заталкивают в какой-нибудь угол. Наконец впереди блеснул тусклый
свет.
Ход с чердака вел к массивной башне, которая очень интересовала
Хинчинбрука. В ее окнах еженощно долго не гас свет, а на занавеске однажды
вырисовался силуэт профессора Сатиапала. Богачи часто устраивают свои
кабинеты в верхних этажах домов - возможно, именно так поступил и ученый
раджа.
Лишь на минутку задержался Хинчинбрук перед ветхой дверью. Немудреный
внутренний замок жалобно звякнул, скрипнули навесы, шпион выглянул на
площадку. Однако сразу пришлось спрятаться: кто-то поднимался по лестнице,
тихонько разговаривая.
Говорили на языке "хинди", наиболее распространенном в Бенгалии. Но не
напрасно Майкл Хинчинбрук еще четверть столетия назад задался целью стать
специалистом по индийским вопросам. Не жалея сил и времени, он в
совершенстве изучил "хинди", "урду" и еще несколько языков. Сейчас эти
знания пригодились.
За шорохом дождя слышались лишь отрывки фраз. Речь шла о сахаре,
бензине и прочих хозяйственных вещах. Говорил только один, а его собеседник
ограничивался короткими "да" или "нет". Но вот прозвучала знакомая фамилия:
"Бертон".
- Глупости, - ответил басистый голос. - Считай, что ты ни одной
листовки не видел.
- А если англичане узнают?
- Они не узнают. Через неделю Бертон выздоровеет полностью и навсегда
покинет этот дом.
Шаги послышались совсем рядом, и Хинчинбрук через щель увидел Сатиапала
и пожилого худощавого индийца. Судя по содержанию разговора, это был
помощник профессора или управляющий имением.
- Собак выпустить? - спросил индиец после небольшой паузы.
- Не нужно, - ответил Сатиапал. - Может быть, господину Лаптеву
вздумается осмотреть имение, когда затихнет ливень. Покажешь ему все.
- И корпуса?
- Нет. Скажи, что там зернохранилище. Закрой на замки двери и пользуйся
тоннелем.
- А рыжий?
- Переведи к Бертону.
Скрипнула дверь на верхнем этаже. Голоса смолкли.
Хинчинбрук подождал минуты две, потом запер выход из чердака и уже
знакомым путем пошел обратно. Он был вполне удовлетворен результатами первой
разведки: несколько подслушанных фраз сказали ему больше, чем могло дать
многочасовое "путешествие" по всему имению.
Во первых, стало ясно, что Сатиапал не подозревает своих "гостей" ни в
чем плохом, так как поверил листовке о розыске "преступников" Хинчинбрука и
Бертона. Несколько выяснились отношения Сатиапала и Лаптева. Но самое
главное из услышанного - упоминание о "корпусах"... Зачем понадобилось
переводить Хинчинбрука? Не потому ли, что обрамленная железом дверь в
полуразрушенном крыле дворца ведет к тоннелю?
Последнее предположение было вполне правдоподобным. У шпиона чесались
руки проверить его немедленно. Но волей-неволей он был вынужден лечь спать,
ожидая переселения, и уснул, как человек с чистейшей совестью.
Его разбудил помощник Сатиапала.
- А?.. Что?.. - Хинчинбрук вскочил, разыгрывая испуг. Даже во сне он не
терял над собой контроля, и теперь последовательно играл роль преследуемого
беглеца.
- Идемте, - кратко бросил индиец.
- Куда?
- Ваш начальник чувствует себя лучше. Будете за ним ухаживать.
- Вот хорошо, вот хорошо!.. Спасибо!.. А то я так беспокоился, так
беспокоился...
Откровенно говоря, Майкл Хинчинбрук никогда не интересовался личной
участью подчиненных. И Чарли Бертон для него только пешка, которую, смотря
по обстоятельствам, можно без жалости отдать на уничтожение, заткнуть навеки
в глухой угол или, наоборот, защищать и продвигать вперед. Ныне эта пешка
помогла пролезть в имение Сатиапала. Чарли выжил при этом, что ж, прекрасно!
Трубить в трубы не из-за чего, но перед посторонним следует проявить горячую
радость.
- Мой начальник очень привык ко мне... Ведь он так молод и неопытен...
Только из Англии... Где уж ему знать Индию!
Хинчинбрук болтал без умолку. Идя за индийцем, он даже не запоминал
дороги, ибо давно выследил, куда поместили Чарли Бертона и при желании мог
увидеться с ним когда угодно. Но такой необходимости у шпиона еще не было, а
отдельный домик в стороне от дворца его не интересовал.
Приближаясь к комнате Бертона, Хинчинбрук замолчал. Он вовсе не хотел
разбудить Чарли, если тот спит. Кто знает, как встретит подчиненный своего
шефа после долгой разлуки. Во всяком случае, свидетели при такой встрече
излишни.
Чарли спал. Он лежал навзничь, раскинув руки. Забинтованная голова в
полутьме напоминала огромный белоснежный кочан капусты.
- Боже мой! - тихонько ахнул Хинчинбрук, молитвенно склоняясь над
кроватью. - Такое натворить, а?! Искалечили человека, - какого человека.
Индиец тронул его за плечо:
- Ваша комната - рядом. Не тревожьте больного, ему необходим полный
покой. Если что потребуется - вызовите меня. Кнопка звонка - вот.
Индиец показал Хинчинбруку предназначенное ему помещение, кратко
проинструктировал, как ухаживать за больным, и вышел. Шаги затихли, шпион
запер внешнюю дверь и пошел к Бертону.
- Чарли!.. Чарли!..
Тот пошевельнулся, простонал и открыл глаз.
- Это я, мальчик, не пугайся...
- Майкл?! Ты здесь?.. - Бертон приподнялся и переспросил угрожающе: -
Здесь?!.. Зачем ты сюда пришел?!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг