с первого дня знакомства. Удивительное сходство Чарли с сыном казалось ей
оскорбительной насмешкой. Мать никогда не простит убийц сына, а Бертон -
англичанин, да еще и офицер.
Обычный такт и уменье скрывать свои чувства позволили рани Марии
отнестись к Бертону со спокойным достоинством, но не больше. Во всяком
случае, она не допускала мысли, что между ее дочерью и иностранцем могут
возникло чуть близкие отношения, и терпела присутствие Бертона, ибо этого
хотел Сатиапал.
Раджа не мог оставаться беспристрастным к тому, кого считал своим
сыном. Он тайком радовался успехам Бертона, старался приписать ему лучшие
человеческие качества и злился на себя, когда внезапно всплывали
воспоминания о Лаптеве с его диапазоном возможностей и качеств, которых, к
сожалению, не хватало в полной мере Чарли.
Бертон в свою очередь изучал Сатиапала, используя еще не понятое им
самим исключительное положение любимчика. Он не хотел потерять заманчивых
перспектив и постоянно старался показать себя в лучшем свете. О Майкле
Хинчинбруке Бертон начал забывать, надеясь в душе, что тот погиб. Условия
его жизни значительно облегчились: отпала забота о выполнении задания, и он
работал только на себя. Чарли не шарил по закоулкам лабораторий, не проявлял
чрезмерного любопытства. Он не прикасался к самым интересным рукописям, с
безразличным видом проходил мимо полуоткрытого сейфа. Если уж рисковать, то
всем. Пока он входил в доверие, надеясь со временем подобраться к лакомому
кусочку. И эта тактика относительно Сатиапала полностью себя оправдывала:
раджа был близок к тому, чтобы рассказать своему помощнику значительно
больше, чем кому-либо.
Однако Бертона все сильнее начала беспокоить Майя. Он видел, что рани
Мария недолюбливает его, и лично ему это было бы глубоко безразлично. Но не
исключалась возможность, что именно старая княгиня настраивает дочь против
него.
Чарли усилил наблюдения, старался быть с девушкой как можно дольше,
менял тактику обращения с нею, и все напрасно. Изменился не он, Бертон.
Изменилась Майя. Его властность и настойчивость - испытанное оружие в
отношениях с женщинами наталкивались на безразличный скептицизм той, которая
еще совсем недавно казалась побежденной. Что бы ни сказал Чарли, что бы ни
сделал, - каждый раз на нем останавливался пытливый Майин взгляд. Девушка,
казалось, сравнивала его слова и поступки с какими-то другими образцами, и
это сравнение, как чувствовал Чарли, почти всегда было не в его пользу.
Иногда Бертон допускал мысль, что у него на пути встал какой-то
соперник. Но кто?.. Русский врач?
Чарли восстанавливал в памяти неуклюжую фигуру доцента Лаптева, -
выпуклый лоб, тяжеловатый корпус, - и приходил к выводу: нет, далеко ему до
настоящего красавца!.. Но мысль вновь и вновь возвращала Бертона к русскому
врачу, и скрытая вражда Бертона к своему спасителю свидетельствовала о том,
что англичанин далеко не так уверен в себе, в собственном превосходстве, как
хотел думать.
А однажды вечером Чарли впервые за несколько лет почувствовал бешеный
приступ ревности. Он заинтересовался картинами в одной из комнат Майи. На
мольберте виднелась фигура человека с собакой. Углы уже затянули сумерки,
поэтому Бертон, чтобы рассмотреть, подошел ближе.
Прямо на него взглянули упрямые серые глаза Андрея Лаптева. Русский был
изображен в позе человека, задумавшегося перед решительным шагом. Коричневый
пес смотрел вперед, навострив уши, а человек мускулистой рукой держал его за
ошейник.
Картина не окончена. Еще не положены те заботливые штрихи, которые
смягчают черты лица приятной игрой света и тени, но в таком виде она,
казалось, выигрывала, ибо делала Андрея Лаптева суровее и энергичнее.
- Нравится?
Майя подошла совершенно бесшумно и несколько секунд стояла за спиной
Бертона.
- Неплохо! - небрежно бросил Чарли. - Но мистер Лаптев у вас здесь
чересчур героичен.
- А он такой и есть, - спокойно возразила девушка. - Кстати, моего пса
он сумел покорить за несколько минут. Другим этого сделать не удавалось.
- Очевидно, ваш пес не сталкивался с настоящим мужчиной! -
безапелляционно заявил Бертон. - Где он? Он ляжет к моим ногам, как ягненок!
- Вы так думаете?.. - Майя посмотрела на Бертона так, словно он сказал
что-то оскорбительное. - Ну, что же - идемте. Но знайте: спасать вас больше
не буду!
Бертону пришлось проглотить недвусмысленный оскорбительный намек на
историю с обезьяной.
Майя открыла дверь своей спальни и позвала:
- Самум!
Пес вскочил в гостиную одним прыжком. Он, очевидно, уже давно слышал
чужой голос, чувствовал чужой запах, а теперь увидел чужого прямо перед
собой.
Самум пошел на Бертона с глухим рычанием. Тот двигался навстречу ему
молча. Расстояние между человеком и зверем все уменьшалось. Пес напрягся,
готовясь к прыжку.
- Ложись! - крикнул Бертон.
То ли команда прозвучала слишком поздно, то ли в голосе человека
прозвучали не те интонации, но окрик не дал желанного результата. Собака
прыгнула, норовя схватить человека за горло.
Чарлз Бертон был начеку. Он ударил Самума ногой в живот; пес отлетел к
противоположной стене, не издав ни звука, и ринулся снова. Повторилась та же
история.
И тогда пес переменил тактику. Он начал кружить вокруг намеченной
жертвы, выбирая ее уязвимое место. Бертон отступил к стене, ощупывая сзади
себя воздух.
Собака прыгнула третий раз. Теперь ее зубы щелкнули перед лицом
Бертона, но тот схватил пса за шею, стиснул и отшвырнул прочь. Чарли
пошатнулся, наткнулся на кадку с рододендроном, выхватил бамбуковую палку,
поддерживавшую стебель растения, и бросился в атаку.
Удары посыпались на Самума градом. Пес не покорялся. Весь
окровавленный, он все еще кидался на Бертона. Тот медленно загонял его в
угол.
- Ложись!.. Ложись!..
И пес лег, дрожа от бешеной злости, с налитыми кровью глазами.
- Встань! - на Самума обрушился еще один удар, и пес вскочил. -
Ложись!.. Встань!.. Ложись!..
Собака покорялась, понимая, что человек сильнее ее. Но до полной
покорности, которой добивался Бертон, было еще далеко.
- Хватит! - Майя вырвала из рук Чарли палку, швырнула ее прочь и
втащила собаку в свою спальню. - Это... зверство!
- Вы сами хотели этого! - вызывающе ответил Бертон, вытирая кровь на
лице, поцарапанном когтями Самума. - Я выиграл наше молчаливое пари и теперь
поцелую вас...
Он сделал шаг к Майе и вдруг остановился.
- Но нет! Свой поцелуй я возьму в другой раз. На глазах у героического
русского врача!
Чарли быстрыми шагами пошел из комнаты.
- Подождите! - крикнула Майя. - Подождите!
Он остановился, надеясь услышать что-нибудь, может быть, и острое, но
приятное.
- Никогда... никогда вы меня не поцелуете! - с тихой угрозой сказала
девушка. - А если отважитесь это сделать - умрете в ту же минуту. Запомните:
я дочь раджи Сатиапала, а не девица с Пикадилли-стрит!
- Простите, мисс Майя!.. - Чарли понял, что перешел границы
дозволенного и старался спасти положение. - В человеке иногда просыпается
зверь...
- Мне кажется, наоборот, в вас лишь иногда просыпается человек. Да и то
непривлекательный.
- Вы ошибаетесь. Майя... - только и мог ответить Бертон.
Весь день после этого он кипел. Ничто ему не давалось, но Сатиапал,
заметив это, по-своему истолковал его необычное настроение: молчаливость и
угнетенность Чарли он приписал влюбленности.
Все, что угодно, только не это! Надо заинтересовать Чарли наукой,
раскрыть ему важнейшие тайны, заставить работать до седьмого пота, чтобы
некогда было дыхнуть! А Майю хоть на время увезти куда-нибудь из имения.
Самые умные родители, как правило, теряют здравый смысл, когда речь
идет о воспитании собственного ребенка. Они не знают меры ни в чем - ни в
заботах, ни в беспокойстве, - закрывают глаза на плохое или, наоборот,
выискивают недостатки там, где их нет.
Сатиапал не являлся исключением из общего правила. Изучать своего сына
он собирался долго и старательно, однако этот срок все сокращался и
сокращался. На следующий день после неудачной попытки покорить Самума, Чарли
Бертон, наконец, получил право заглянуть в святую святых имения Сатиапала, -
в лабораторию, куда заходили только профессор и его дочь.
Чарли Бертон понял, что его ждет приятная неожиданность. Сатиапал зашел
утром, молча взял его за плечо и повел к подземному переходу в "корпуса".
Они шли почти тем же путем, каким пробирался в свое время Майкл
Хинчинбрук. Но теперь все было залито ярким светом и агрегаты работали на
полную мощность.
- Смотрите, Чарли! - торжественно сказал Сатиапал. - Ни один из
европейцев не бывал в этих помещениях, и многие отдали бы все за такую
возможность. Я очень хорошо знал вашу мать. Я долго изучал вас. И вот сейчас
я решил доверить вам тайну огромного значения... Я уже стар, и мне нужен
надежный помощник. Если вы оправдаете мое доверие, то сможете стать со
временем одним из самых выдающихся ученых мира, принесете большую пользу
человечеству... Прежде чем познакомиться с моими трудами, вы должны дать мне
обет, что никогда не нарушите два моих условия...
- Заранее соглашаюсь на все условия! - твердо сказал Бертон.
- Не спешите! - перебил его Сатиапал. - Первое условие: никогда не
использовать полученных от меня знаний во вред людям...
- Обещаю!
- А второе... Второе - личного характера. Поклянитесь, что вы никогда
не будете стремиться жениться на моей дочери и вообще не перейдете по
отношению к ней границ обычной дружбы.
- Клянусь! - сказал Бертон.
Он мог обещать и клясться сколько угодно, ибо знал, что все это -
пустые слова, а дело остается делом и действовать всегда нужно так, как
этого требуют обстоятельства.
Может быть, в эти минуты Сатиапал вспомнил тифозный карантин на окраине
Стамбула и другой обет, оставшийся невыполненным, однако это воспоминание
было тусклым и исчезло, не вызвав ни больших укоров совести, ни сомнений в
искренности Бертона.
- Ну, хорошо, - сказал Сатиапал. - Смотрите: вот то, что делает врача
всемогущим, а голодающим дает возможность насытиться где угодно!
Раджа раскрыл сейф и вынул две баночки с красными и синими, ярко
окрашенными, прозрачными кристаллами. Каждый из них походил на старательно
отполированный зуб какого-то необычного создания, и острые грани, если их
расположить в несколько рядов, неплохо бы украсили пасть акулы.
- "Зубы дракона"! - с гордостью сказал Сатиапал. - Так назвала
кристаллы Майя, будучи ребенком. Название показалось мне очень удачным.
Помните легенду о бессмертном войске?.. Пусть будут убиты все воины до
единого - достаточно вынуть из волшебной сумочки и рассыпать вокруг горсть
зубов исполинского дракона, как там, где зуб коснется земли, встанет
вооруженный рыцарь, чтобы бороться и умереть снова... Эти кристаллы призваны
творить мирные дела. Если бросить один из них в грязную кашицу из
размельченной соломы или древесных опилок, в действие вступят могучие силы,
превращающие в живом организме грубый корм во вкусный и питательный белок.
Я не стану рассказывать сейчас о механизме этого чрезвычайно сложного
процесса, не раскрою и формул "зубов дракона". Это будет позже, а может
быть, вы и сами поймете все без моей помощи во время исследований. Нам
предстоит создать еще одно, а то и несколько соединений, которые дадут
возможность получать настоящие, полноценные белки. Вы видите старательно
очищенные вещества нового типа. Это не витамины и не амины, а особые
катализаторы животного происхождения, очень активные в самых мизерных
количествах. Они ускоряют процесс рубцевания ран, и им вы обязаны
возвращенным зрением. Но это первые эксперименты, а дальнейшее - просто
невероятно!
Задумывались ли вы над тем, как из микроскопической клетки вырастает
гигантский слон, например, или человек с его удивительными умственными
способностями?.. Не задумывались ли вы над тем, что наука в конце концов
сможет восстанавливать калекам утраченные руки, ноги и другие органы?
Дантисты, например, лечат людей главным образом, как первобытные знахари
вырывают больной зуб, если не удается унять боль. Но никто не пробовал
вырастить новые зубы беззубому, а это, бесспорно, вполне возможно!
Сатиапал подошел к гибкой трубе, по которой ползла в железную вагонетку
непривлекательная на вид зеленовато-серая кашица.
- Это лекарство, его вам давали. Но это также и пища. Посмотрите, как
выглядят животные, в дневной рацион которых входит то, что обычно считается
несъедобным.
Профессор открыл широкие ворота и показал Бертону на стойла домашних
животных.
Шерсть на лошадях, волах и коровах лоснилась. Они не спеша ели из
кормушек силосоподобную массу, не обращая внимания на окружающее.
- "Пища богов"! - восхищенно прошептал Бертон.
- "Пища богов"? - подхватил Сатиапал. - Метко! Пусть будет так.
Сквозняк шевелил седеющие волосы старого профессора. Сатиапал окидывал
взором окружающее, как человек, который достиг вершин и любуется пройденным
путем.
А Чарлз Бертон тайком поглядывал то на Сатиапала, то на яркие
кристаллы. В его душе не пробудились высокие чувства. Он взвешивал, что
может дать это открытие и как быстро можно будет назвать его своим.
Глава XVI
МАЙКЛ ХИНЧИНБРУК НАПОМИНАЕТ О СЕБЕ
Долгие годы имение Сатиапала было одним из самых спокойных и самых
безопасных уголков Бенгалии. Его обитатели, живя в стороне от суетливых
городов и грязных селений, не подчиняясь полиции и англичанам, почти никогда
не болели, не знали досадных неожиданностей и вообще чувствовали себя
гражданами идиллической страны счастья. Здесь трудились привольно, ели
вкусно, спали крепко. Окружающий мир голода и несправедливости с его
тревожной и напряженной жизнью существовал где-то далеко, - почти
нереальный, словно воспоминание.
И вот в беззаботную благодать, как камень в теплое и тихое озеро,
обрушился целый ряд неожиданных, неприятных событий.
Появление в имении европейцев стало как бы предвестником беды.
Сначала вышел из строя дизель электростанции - совсем новый двигатель,
не проработавший десятой доли положенного времени. Причина аварии осталась
неизвестной. Механик заметил, что солярка, привезенная в последний раз,
имела несколько иной цвет и запах, чем обычно. В цилиндрах дизеля она
взорвалась, как нитроглицерин, и вдребезги разнесла двигатель. Хорошо, что
уцелел слабосильный резервный движок, иначе хлебнули бы горя.
Профессор Сатиапал совершенно не разбирался в технике. Если бы ему
сказали, что в солярке обнаружен большой процент сильнодействующей
детонационной жидкости, он не смог бы решить, хорошо это или плохо. Но
последующие события потребовали медицинских знаний: в имении вспыхнула
эпидемия.
Неизвестное заболевание походило на гибрид нескольких болезней. У людей
нестерпимо болела голова, свинцовой тяжестью наливались мышцы, как при
гриппе. Температура прыгала, как у маляриков. Сыпь на теле походила на
тифозную. Расстроенное пищеварение и резь в животе могли свидетельствовать о
дизентерии. А в результате всего наступал паралич или даже смерть.
В имение зараза могла попасть только извне, через людей или продукты.
Хоть и настойчиво добивался Сатиапал полной самоизоляции имения, он ее
не достиг. Собственное хозяйство давало многое, но кое-что приходилось и
покупать. Так неужели сахар и мука, доставленные несколько дней тому назад,
заражены?
Очень простой опыт подтвердил предположение. Одна из обезьянок -
забавный, смешной зверек - полакомилась вкусными, недавно купленными
продуктами, заболела и вскоре погибла.
Возбудителя болезни найти не удалось. Лекарства, даже всемогущий
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг