Глава XVII
"РАК ПОБЕЖДЕН"
Долго пришлось бы описывать, как победили "болотницу" разновидность
эпидемического дальневосточного энцефалита. Тысячи врачей многие дни
просиживали у изголовья больных, сотни микробиологов во многих институтах
страны работали над созданием препаратов против этой болезни. Каждое
открытие, самое ничтожное и самое великое, требует напряженной работы.
Победа была достигнута общими усилиями: студентка Снежко установила, что
вирусоносителями "болотницы" являются болотные крысы; владивостокский врач
Цой заметил, что облучение радиоволнами сантиметрового диапазона значительно
улучшает деятельность сердца больных; московский академик Бернардский
высказал подтвердившееся предположение о том, что методика лечения
"болотницы" должна быть аналогичной методике лечения заболеваний мозга;
Ленинградский микробиологический институт создал живую вирус-вакцину для
профилактических прививок; Харьковский институт имени Мечникова - препарат
для лечения.
Как бы то ни было, к весне основная масса больных "болотницей"
постепенно начала выздоравливать, а в Златогорск вылетело несколько
врачей-инструкторов Академии медицинских наук, чтобы покончить с этой
болезнью раз и навсегда.
Двадцать восьмого марта Тане Снежко впервые разрешили подняться с
постели, а одиннадцатого апреля она выписалась из клиники.
Был хороший весенний день. Крупные, легкие, совсем летние облака
неторопливо плыли по ярко-голубому небу; лопались почки на деревьях,
выпуская острые язычки зелени; о чем-то оживленно беседовали птицы.
Таня опьянела от воздуха, солнца, птичьего крика, автомобильных гудков,
музыки, доносящейся из парка. Ее окружили со всех сторон друзья, шутили,
смеялись.
- Подождите, подождите минутку, - повторяла Таня. - Дайте дух
перевести!
Все это было и раньше: облака и солнце заглядывали в окна палаты;
музыка звучала из репродуктора; букет лозы, покрытой белыми барашками, стоял
у нее на столике; друзья приходили ежедневно, - но только теперь, когда все
это собралось вместе, Таня почувствовала настоящую радость. Она подбежала к
Лене Борзик, чмокнула ее в щеку и засмеялась:
- Лена, ты опять толстеешь? Спишь, наверное, много?
- Не даем спать! - заметил Миша Абраменко, как всегда, солидно и
безапелляционно.
- Да ведь кедровых шишек нет? - Таня показала, как Лена умащивалась на
своей необыкновенной подушке.
- Она сейчас считает, что ящик из-под микроскопа удобнее. Правда, Лена,
что у тебя сегодня вместо подушки был ящик?
Лена задорно тряхнула головой:
- Конечно, неправда! Это ты спал, а мы со Степаном работали всю ночь.
Ой, Таня, что у нас получается! Сегодня мы производим последний опыт. Степан
просил тебе раньше не говорить, чтобы не беспокоить. Он вообще какой-то, -
Лена фыркнула, - слишком осторожный. С меня, например, взял честное слово,
что я никому не расскажу о вирусе Иванова... А все знают. В нашей
лаборатории каждый день бывают и директор института, и парторг, и
профессора, даже Несмеянов позавчера заходил. Я как раз дежурила, а он
спрашивает: "Скажите, это не вам ли я поставил четверку на первом курсе?"
Мне, говорю. "А ну-ка снова спрошу вас, не ошибся ли"... И как начал
спрашивать, как начал... А потом говорит: "Молодец, принесите матрикул,
поставлю пять"... Пошутил, конечно!
Они шагали в ногу по широкой асфальтированной улице, думая о том, что
скоро окончат институт и разъедутся в разные стороны, но всегда будут
вспоминать эти дни, как самые светлые, самые хорошие.
Таня радовалась, что не отстанет от товарищей: выпускной курс в
основном весь год занимался практикой, ей практику зачли, а теоретические
курсы за последние два месяца она основательно подогнала. Ей было только
немного досадно, что не пришлось поработать над вирусом Иванова.
- Ну, друзья, давайте поспешим. Я хочу собственными глазами увидеть,
наконец, ваш вирус.
Вот и настал день последнего, решающего опыта. Коля, задумавшись,
глядел в окно. Было свежее утро. Друзья ушли к Тане. Хотелось пойти вместе с
ними, но нельзя. Вот уже скоро-скоро наступят те минуты, когда выяснится
все.
Николай перевел взгляд на Степана. Тот, откинувшись на спинку стула,
сидел, закрыв глаза.
"Усталость, - определил Коля. - А впрочем, нет. Это просто потому, что
успех дался не сразу, а по частям. По мелочам торжествовать было рано, а все
открытие в сущности и состоит из неисчислимого множества таких мелочей".
Он задумался и, кажется, вздремнул, но сейчас же вздрогнул и посмотрел
на часы.
- Не пора ли начинать, Степа?
- Пора. Прошло ровно семьдесят два часа... Приготовь препарат.
- Есть, приготовить препарат! - Коля бросился к термостату, чувствуя,
как приливает к вискам кровь, как гулко стучит сердце. - На сколько понизить
температуру? Есть, на четыре градуса! - Он перевел рукоятку реостата и
подмигнул Степану.
Степан улыбнулся в ответ, но улыбка получилась напряженной. На его
небритом лице вздулись желваки, глаза блестели.
- Начали! Засечь время!
- Есть!
Мягким осторожным движением Степан открыл термостат и вытащил оттуда
стеклянный сосуд сложной формы, наполненный голубоватой прозрачной
жидкостью. Поддерживаемый стеклянными трубочками, по которым подавалось
питание и воздух, в ней плавал кусочек мышцы, покрытый тонкой эластичной
кожей. На коже виднелся сложный рисунок, состоящий из разноцветных точек.
Этот кусочек болел болезнью Иванова.
- Записать температуру!
- Есть.
- Препарат номер два!
- Есть.
Коля торопливо придвинул к себе второй сосуд из другого термостата. В
нем была уже иная - бесцветная, мутноватая жидкость. Еще более сложная
конструкция поддерживала уродливо раздутую почку иссиня-красного цвета - это
была выращенная в искусственной среде раковая опухоль.
Быстрым, уверенным движением Степан отрезал кусочек пятнистой кожи от
первого препарата и вложил его в разрез, сделанный Колей в раковой опухоли.
Затем медленно, осторожно поставил сосуд в термостат и вытер тыльной
стороной ладони пот со лба.
Вторые сутки без сна - не пустяк.
Спать уже даже не хотелось, только в висках монотонно шумела кровь, да
все тело казалось тяжелым и безвольным. Мысли то вспыхивали, то исчезали,
раздражая своей бесконтрольностью. Еще труднее было выразить их на бумаге. А
Степану хотелось, чтобы каждое слово было теплым, отточенным, искренним - он
писал письмо профессору Климову:
"...От всей души благодарю Вас за Вашу большевистскую дружескую помощь.
Благодарю и поздравляю с успехом: я сижу сейчас у термостата, где, пожалуй,
впервые в истории происходит контролируемая человеком борьба вируса Иванова
с вирусом рака. Это та борьба, которую Вы назвали интерференцией вирусов и
которую Вы предвидели, предполагая, что в процессе развития вируса Иванова
есть определенные стадии. Неужели действительно найдено средство против
рака? Я сейчас подумал об этом, как посторонний человек, и эта фраза
прозвучала необыкновенно, сказочно! Ну, а если вирус Иванова действительно
интерферирует со многими вирусами? Да ведь это и есть воплощение моей
детской мечты об антивирусе. Это миллионы спасенных человеческих жизней!
Виктор Семенович! Дорогой! Я совсем не чувствую усталости, хотя час
тому назад был готов упасть и уснуть мертвым сном. Ведь то, что мы делаем
сейчас, - просто чудо! И главная заслуга в создании антивируса - Ваша. Вы
дали нам вирус Иванова.
Пусть позже, при встрече, я расскажу Вам детально, каким в сущности
простым было решение загадки. Но какого труда стоит эта простота! Дело в
том, что надо было перевернуть всю методику исследований. По некоторым,
вполне понятным Вам соображениям, я пока не описываю подробностей, но скажу:
я один ничего бы не мог сделать. Мы работали вчетвером, под руководством
двух профессоров и одного доцента, и только наши. объединенные усилия дают
мне право сейчас написать: вирус Иванова имеет стадии развития. Через
несколько минут я смогу написать Вам еще одну фразу: рак побежден!.. Я
уверен в этом, ибо предварительные опыты подтвердили взаимную
интерференцию"...
Степан положил перо и возбужденно зашагал по комнате. Усталость
действительно исчезла. Двенадцать минут оставалось до первого контрольного
просмотра раковой опухоли; двенадцать минут, каждая - как день... И Коля,
милый, взволнованный Коля, стоит, весь напружинившись, как перед прыжком.
Степан отвернулся и посмотрел в окно. На ветке суетился воробышек.
Где-то прогудела автомобильная сирена.
Но все заглушало едва слышное тиканье часов. И когда зашипела пружина,
собираясь пробить пять раз, Степан бросился к термостату и открыл дверцу.
Кусочек мышцы, который шесть часов тому назад был отвратительным
нагромождением изуродованных раковых клеток, побледнел, уменьшился в
размерах и, самое главное, покрылся сверху слоем нормальных клеток. Степан,
торопясь, отрезал небольшой кусочек ткани, приготовил препарат и положил его
на предметное стеклышко микроскопа.
Да, это были нормальные, вполне нормальные клетки! Это была победа.
- Хорошо!.. Ух, как хорошо!
Профессор Кривцов, потирая руки, расхаживал по лаборатории студенческой
бригады. Иногда он останавливался перед Степаном и смотрел на него,
удивленно подняв брови.
- Степан! Да ты ли это? Семен Игнатьевич, а знаете, каким я впервые
увидел Степана Рогова? Вот таким. - Он поднял руку на метр от пола. -
Принесли изможденного, седого... Думал умрет... А сейчас - смотри ты! Ведь
он оставит нас без работы. Ну куда я теперь денусь со своей патологией? -
Кривцов комично развел руками. - Да и вы, дорогой эпидемиолог, не
отвертитесь. Скажут: "В архив!"
Петренко добродушно согласился:
- В архив - так в архив.
Степан смущенно улыбался:
- Семен Игнатьевич! Иван Петрович! Да ведь ничего неизвестно, мы же еще
не испытали на живом организме.
- Э, друг, уже все известно! Пусть еще год, пусть два придется
поработать - и не одному тебе, а всему институту но успеха добьемся.
- Завтра мы создадим бригаду вирусологов. Как вы считаете, товарищ
Рогов, нужна ли такая бригада?
- Конечно... Но...
- Вы хотите сказать, что в эту бригаду должна войти ваша студенческая?
- Да.
- Безусловно. Вы тоже согласны, Семен Игнатьевич? Ну, вот и хорошо.
Руководить бригадой мы будем по-прежнему втроем. Пока что, конечно.
В шесть часов начиналось заседание Ученого совета. Уходя, профессор
Петренко еще раз напомнил:
- Будьте очень осторожны, Степа! Дежурство должно быть непрерывным.
Ведь сыворотки больше нет?
- Ни капли.
- Сегодня у нас на Совете решаются важные дела, но я загляну сюда часам
к двум ночи. Кто дежурит?
- Я.
- Вам надо отдохнуть. Завтра начнется не менее важная работа.
- Тогда Коля Карпов.
- Не стоит. Он тоже не спал. Пусть лучше Абраменко.
В коридоре послышались веселые голоса, дверь распахнулась и влетел
Коля. Он швырнул на стол какой-то пакет и, став у порога, торжественно
изрек:
- Ее микробиология Татьяна Снежко-Дальневосточная. Собственной персоной
после пятимесячного добровольного заточения в клинике. Ну, преклони же
колена, невежливый ты человек!
Таня подходила к Степану, улыбаясь, протянув обе руки. А Николай уже
откручивал проволоку на горлышке бутылки. Шампанское брызнуло в потолок, но
Карпов ловко подставил мензурку.
- Товарищи! За наш успех! За профессора Климова! За Кривцова, Петренко
и Ивлева! Наконец за то, что я признаю себя побежденным, и отныне мы вновь
друзья навсегда! Я сейчас встретил Великопольского и сказал ему, что больше
в его лаборатории работать не буду. Я сказал, что нами открыт антивирус, а
посему все дальнейшие работы его просто не нужны...
Химический стакан, наполненный веселым искрящимся вином, дрогнул в руке
Степана. При одном напоминании о Великопольском стало неприятно. Вспомнились
слова Кати: "Это твой злейший враг".
- Коля, зачем ты сказал? Мы же условились...
- Да ведь я ему ничего секретного не сказал и не скажу никому даже под
страхом смерти! Но это... Но это такое открытие, что о нем надо кричать
всему миру! Пусть знают, что это сделали мы, советские люди! Так выпьем за
советских людей! Выпьем за торжество жизни!
Провели третий контрольный просмотр. Антивирус действовал. Живая ткань
все более и более приближалась к своему нормальному состоянию.
Следующий просмотр решили провести в два часа ночи.
Глава XVIII
В КОМНАТЕ ПАХЛО ХЛОРОФОРМОМ
- В кино! В кино! Кто за кино? Единогласно! А какая картина идет, скажу
я вам. Прекрасная картина!
Лена спросила с недоверием:
- А ты видел?
- Видел. Афишу, конечно. Ну, в общем, пошли! Я уже заказал по телефону
пять билетов.
- Зачем пять? Ведь Миша остается.
- А потому... - Коля таинственно умолк и посмотрел на Степана: - потому
что с нами пойдет одна красивая девушка, которую Степан - вот собственник! -
даже боится нам показать.
Таня удивилась.
- Катя?
- Ну, конечно, Катя! Ну, не красней, Степан! Не красней!
- Действительно нехорошо, Степа! И давно она в городе?
- С осени.
- Ты лучше спроси у него, Таня, сколько раз он видел Катю. Ей-богу,
раза два, не больше!
- Не выдумывай, Коля, - каждое воскресенье.
- А в прошлое?
- Но ведь ты помнишь, какая у нас была срочная работа?
Таня покачала головой:
- Нет, Степа, мне все это не нравится! Работа работой, но человека
забывать нельзя. Почему, например, о Кате вспомнил сейчас Коля, а не ты?
- Потому, что я о ней никогда не забываю.
- А в кино не хотел ее пригласить.
- Я не собирался в кино, я собирался пойти к ней.
Через полчаса шумной гурьбой они ввалились в общежитие
Сельскохозяйственного института.
Катя была дома. Она чувствовала себя очень плохо, Но когда в коридоре
послышались шаги и прозвучал знакомый голос Коли Карпова, она вскочила с
кровати.
Уже потому, что это посещение было неожиданным, что у Степана на лице
горел румянец, а глаза блестели возбужденно, Катя поняла, что произошло
что-то очень важное, очень радостное. Еще не решаясь поверить своему
предположению, она робко спросила:
- Удача, Степа?
А он крепко схватил ее за руки:
- Победа. Кричи "ура". Рак побежден!
Он смутился и посмотрел на друзей.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг