яблоневом саду!
Незнакомые термины, необычайные доказательства угнетали, смущали
Степана. Почти с отчаянием в голосе он спросил:
- Товарищ доцент, пусть не "жизненная сила", не "жизненная формула"...
но что же нужно сделать, чтобы из неорганических веществ возникла жизнь?
- Это мы скоро узнаем, - ответил Петренко. - Академик Опарин и
профессор Лепеширская работают сейчас над раскрытием тайны. И они достигнут
успеха, я уверен в этом. Основные законы развития материи предвидел еще
Энгельс, а дальше их развили Ленин и Сталин. В том-то и сила нашего
мировоззрения, что мы не только объясняем, но и предвидим... А профессор
Браун, как и многие другие буржуазные ученые, ни объяснять, ни предвидеть не
умел.
Несколько минут сидели молча. Наконец Степан отважился спросить:
- Но как же работают буржуазные ученые? Ведь и у них есть достижения?
- Часть прогрессивных буржуазных ученых признает и защищает
материализм. Некоторые высказывают реакционные взгляды лишь в угоду своим
хозяевам, но тайком руководствуются материалистическими законами. А
громадное большинство ищет свой путь на ощупь. Если и появляется у такого
ученого какой-либо успех - это значит, что ученый стихийно приблизился к
материализму...
У Степана вспыхнули глаза:
- Товарищ доцент, а может быть, и профессор Браун...
- Возможно и так, - согласился Петренко. - Универсальный антивирус он
создать не мог, ибо такое средство вообще создать нельзя. А вот вакцину
против вируса "Д" или другой подобный препарат - возможно и создал. Я не
вирусолог, поэтому-то и призвал на помощь доцента Великопольского. Но
достаточно нам говорить об антивирусе и о Брауне... Устали?
- Устал. - Степан потер ладонью лоб и вздохнул.
- Вам тяжело, я знаю. Но перед вами - целая жизнь. Будете учиться,
Степа?
- Буду.
- На врача?
- Да.
Доцент Петренко поднялся и крепко пожал руку Степана:
- Учитесь, мой друг! Возможно, будет тяжело, но не падайте духом. Вот
уж и коммунизм не за горами. Кто, если не мы, советские люди, должны
бороться за торжество жизни, за торжество коммунизма на земле!
Доцент Петренко беседовал со Степаном еще около часа. Он подробно
расспрашивал обо всем, рассказывал о себе и о своей работе, давал много
полезных советов. И чем искреннее и теплее звучал его голос, тем тяжелее
становилось на душе у Степана.
Вот уже год он среди родных советских людей. Везде встречает привет и
ласку. А за что? Что он сделал для своей Отчизны? Препарат профессора
Брауна - не военная тайна. Антивирус Брауна - бессмыслица!
Доцент Петренко выглянул в окно. По широкой улице, залитой лучами
заходящего солнца, шел юноша в аккуратной шинели, в тщательно начищенных
сапожках. Вот он обернулся, долгим взглядом посмотрел на здание института,
затем быстро пошел в сторону городского парка.
Глава III
ВЕЛИКОПОЛЬСКИЙ
Антон Владимирович Великопольский, заведующий вирусным отделом
Микробиологического института, ходил по кабинету большими, тяжелыми шагами.
В его руке дымилась "козья ножка". Доцент, привыкнув на фронте к махорке,
все еще не мог перейти на папиросы. Затягиваясь дымом, он размышлял о
Степане Рогове и антивирусе профессора Брауна.
"Подземный город... Да, такие города в Германии существовали. Профессор
Браун... Существовал и профессор Браун, это имя знакомо с институтских
времен... И, наконец, ампула и формулы... Нет, малый не врет, он
действительно был в подземном городе, встречался с профессором, добыл ампулу
с неизвестным препаратом".
Цигарка прижгла пальцы. Доцент швырнул ее в угол, сел за стол и
разгладил лист желтоватой бумаги. Он разбирал формулу за формулой, и брови
его сдвигались все более и более. На листке были промежуточные реакция с
короткими объяснениями по-латыни. Завершающая формула, видимо, также давала
структуру полупродукта, потому что под ней стояла латинская фраза:
"Присоединяя к полученному указанное ранее"...
Заключительная формула была чем-то знакомой доценту. Бензольные
кольца... Цианистые группы... Аминокислоты... Но их расположение было
странным, необычным.
Таинственные формулы раздражали, как иероглифы исчезнувшей
письменности, - они могли скрывать в себе все, что угодно - и гениальные
догадки, и бред маниака.
Доцент Великопольский не верил в этот антивирус. Слишком смелой, даже
нелепой была идея создать средство против всех болезней. Если бы Степан
Рогов не сообщил, что профессор Браун в конце концов оказался сумасшедшим,
можно было надеяться найти в ампуле какой-нибудь антибиотик нового типа
что-нибудь вроде пенициллина. Но теперь...
И все же рассказ Степана о том, что крыса, которой был влит препарат
Брауна, оказалась невосприимчивой ко многим вирусным заболеваниям,
интриговал Великопольского. Как бы то ни было, антивирус необходимо
исследовать со всей тщательностью.
Но доцент медлил. С неизвестным микробиологическим препаратом надо
обращаться очень осторожно.
Часы пробили пять. В коридоре послышался шум шагов, голоса людей -
окончился рабочий день института. И когда установилась особенная,
настороженная тишина, которая всегда водворяется в больших зданиях после
ухода людей, доцент вошел в свою лабораторию.
Он надел респиратор, закрывающий почти все лицо, осторожно взломал
кончик ампулы и, набрав капиллярной трубочкой капельку жидкости, рассмотрел
ее под микроскопом. Поле было абсолютно чистым - следовательно, это или
чистейший раствор, или вирусный препарат. В таком случае необходимо
увеличение 50-60 тысяч, обычный же микроскоп увеличивал только в две тысячи
раз. Электронный микроскоп, недавно установленный в институте, все еще не
был отрегулирован, значит придется исследовать на животных.
Доцент задумался над тем, какой вид вирусных болезней взять для
исследования. Скарлатина, корь, грипп, трахома, сонная болезнь, тропическая
лихорадка - все они вызывались ультравирусами - живыми частицами, которые во
много раз мельче самых мелких микробов. Но одни из этих вирусов свойственны
лишь человеку, - а на людях эксперименты не производятся, - другие были
недостаточно активны. В этом отношении наиболее подходящим для исследования
являлся вирус бешенства: в последних стадиях бешенство неизлечимо.
Были еще причины выбрать именно этот вирус: Рогов сказал, что препарат
Брауна изготовлен, в конечном счете, из вируса бешенства - значит, в силу
родства, будет наиболее сильно взаимодействовать с этим вирусом. К тому же,
и методика исследований Великопольскому близка: совсем недавно он пытался, -
правда, безуспешно, - создать новую вакцину против бешенства.
Доцент вспомнил, что накануне в институт привезли бешеную собаку во
второй стадии болезни. Она обречена, и если антивирус Брауна подействует,
можно с уверенностью сказать, что этот препарат действительно всемогущ.
Собрав необходимые инструменты, доцент спустился в полуподвал. Едва
лишь он открыл дверь, из угла послышалось рычание. Большая рыжая собака,
истекая слюной, грызла железные прутья решетки.
Великопольский равнодушно посмотрел на животное и сосредоточенно
наполнил шприц.
Пришлось порядком повозиться, прежде чем удалось прикрутить собаку к
прутьям клетки и сделать ей вливание. Затем он сел на свежеоструганные доски
у стены, вынул кисет, закурил, наблюдая за медленно тающими кольцами
табачного дыма.
Прошел час, другой, третий...
Собака бесновалась по-прежнему.
Досадуя на то, что напрасно потеряно так много времени, Великопольский
ушел из института.
Когда позади закрывалась тяжелая институтская дверь, Великопольский
обычно старался забыть о волнениях и неприятностях, связанных с работой. Ему
не хотелось думать о повседневных делах, которые поглощали уйму энергии, но
были незаметными и неблагодарными.
Совсем недавно он выдвинул гипотезу противогриппозного иммунитета.
Вначале она казалась неуязвимой и стройной, но сегодня утром окончательно
выяснилась ее полная несостоятельность. Затем этот антивирус... День прошел
впустую.
Ему захотелось отвлечься от мыслей, рассеяться, и он направился к
парку.
Великопольский гордился собой: получить в тридцать восемь лет место
заведующего отделом не всякий сумеет. К тому же, он выглядел по-юношески
молодо, и когда - чисто выбритый, в безукоризненном кителе - проходил по
улицам города, девушки улыбались ему.
Великопольский долго сидел на скамейке, жадно вдыхал терпкий весенний
воздух, вслушивался в задорный смех молодежи, всматривался вдаль, туда, где
по главной аллее, залитой светом, проходили нарядно одетые люди, - сидел,
смотрел, слушал и чувствовал, что уходит беспокойство, исчезают мысли о
неудачной гипотезе, об антивирусе Брауна.
Наконец он поднялся и пошел по главной аллее. На пути ему встретилась
группа девушек, - взявшись за руки, они шли, лукаво посматривая на красивого
демобилизованного офицера.
Он хотел сделать вид, что испугался, что сдается в плен, а затем,
разорвав девичью шеренгу, взять их под руки и пойти вместе, но вдруг
подтянулся, погасил улыбку и торопливо свернул в боковую аллею: из-за киоска
появилась Елена Петровна - доцент института. Она медленно шла в глубь парка.
Великопольский устремился за ней, но не подошел, а остановился в
нескольких шагах, в тени деревьев. Елена Петровна, сев на скамью, изредка
посматривала вдоль аллеи, словно ожидая кого-то.
Она давно нравилась Великопольскому. Умная, молодая, красивая, она
держалась с ним по-дружески, но казалась недоступной. И все же он был
достаточно опытен, чтобы понять: Елена Петровна любит его. Великопольский
давно заметил, что ей хочется бывать с ним, что у нее радостно вспыхивают
глаза, когда он играет с Галочкой, ее дочерью.
Завтра она уезжает в Сочи. Он заволновался. Ему показалось, что
представился удобный случай для сближения. Весна, парк... Разыграть
случайную встречу...
Но в этот момент к Елене Петровне подошла пожилая женщина; они долго
беседовали и ушли вместе.
Досадуя, Антон Владимирович пошел следом. У выхода из парка он
остановился в раздумье. Ему очень хотелось подойти к Елене Петровне, но, так
и не решившись, он направился к Дому специалистов, в свою неуютную
холостяцкую квартиру.
Выйдя из института, Степан остановился в полной растерянности.
Но постепенно досада исчезла. В конце концов ничего необыкновенного не
произошло. Разве не усомнился он в антивирусе еще там, на берегу горного
ручья, когда впервые понял, что профессор Браун сошел с ума? Разве майор
Кривцов не доказывал, что таким путем, который предложил профессор Браун,
невозможно создать антивирус, что он в своих исканиях был далек от истинной
науки? Соглашаясь, что Макс Браун мог совершенно случайно открыть новую
вакцину, Кривцов все время твердил Степану, что если он хочет стать
настоящим микробиологом, то должен выбросить из головы все теории профессора
Брауна.
Сегодня почти то же самое сказал доцент Петренко, секретарь партбюро
института.
Степан обернулся и с грустью посмотрел на огромное серое здание. Лучи
заходящего солнца отражались в оконных стеклах, бросая тревожные красные
отблески. Почудилось, что за этими окнами пылают огромные печи, гудят
машины, суетятся люди.
Но пусть даже не так. Пусть в лабораториях института царит напряженная
рабочая тишина, - все равно там творятся чудеса, там борются за жизнь.
- Надо учиться! - сказал Степан. - Да, учиться!
Он повторил это как клятву. Исчезли остатки растерянности, безволия.
Будущее теряло свою неопределенность.
"Надо сделать так, как советовал секретарь партбюро - записаться в
вечернюю школу, потом поступить в институт, - думал Степан. - Надо учиться,
учиться всю жизнь".
Уже стемнело, когда Степан вошел в парк и, усталый, опустился на скамью
возле памятника великому поэту. На скамейке сидела девушка. Видимо, она
готовилась к экзаменам. "Курс органической химии", - прочел Степан. Ему
хотелось заговорить с этой девушкой, расспросить, где она учится, трудно ли
сдавать экзамены, но он так и не решился. Девушка шепотом повторяла формулы.
Когда она ушла, Степан проводил ее долгим взглядом, думая о том, что
скоро и он вот так же будет ходить в парк с книгой в руке. Быть может, они с
этой девушкой даже встретятся, заговорят о химии, о новых кинофильмах или
просто станут смотреть вдоль аллеи на нескончаемый поток людей.
Был уже поздний час, и аллея постепенно пустела. Степану вдруг стало
грустно и одиноко. Казалось, что вместе с людьми из парка уходит мягкая
теплота весеннего вечера. Внезапно подул холодный северный ветер, влажно
задышала земля, парк стал слишком просторным и неуютным.
Запоздалые прохожие торопливо уходили из парка.
Заныло плечо, и Степан встал со скамьи. Он несколько раз прошелся
взад-вперед, чтобы согреться, и уже начал жалеть, что не пошел в гостиницу,
а теперь, среди ночи, разыскать ее трудно, да и неловко являться так поздно.
Вдали показался какой-то человек. На груди его блестели медали, а лица
еще не было видно. Степану показалось, что это Великопольский. Это
действительно был он.
Антон Владимирович прошел совсем близко. Степан с уважением подумал о
том, как много приходится работать этому человеку. Ему хотелось подойти к
Великопольскому, спросить о чем-нибудь, поговорить, но он боялся показаться
навязчивым, не хотелось, чтобы доцент подумал, что он нарочно поджидал его в
парке. И Степан отступил глубже в чащу кустов.
Великопольский остановился на миг, словно обдумывая, куда пойти, сломал
веточку, повернулся и решительно направился к выходу из парка.
Степан посмотрел ему вслед, вздохнул и вскоре уснул на холодной,
жесткой скамье.
Проснулся он рано, совершенно окоченевший. В боку неприятно покалывало.
Степан не обратил на это внимания. Ему нужно было немедленно найти дочь
Екатерины Васильевны.
"Пр. Ст." Степан расшифровал как "проспект Сталина", но на этой улице
дома © 7 не существовало. Рогов долго искал, прежде чем узнал, что этот дом
сгорел от бомбы во время войны.
В адресном столе Степан также ничего не добился.
А покалывание в боку все усиливалось. К вечеру в груди появилось
ощущение чего-то неприятного, лишнего, пересыхало во рту, кружилась голова,
и Степан понял, что снова заболел. Ему стоило больших усилий добраться до
гостиницы.
Швейцар сокрушенно покачал головой: у Степана лихорадочно блестели
глаза, щеки горели ярким, нездоровым румянцем. Швейцар сказал, что сначала
надо пройти медосмотр; видя, что юноше самому не дойти, проводил его до
ближайшей больницы.
- Ну-с, молодой человек, - сказал врач, выслушав Степана, - вам
придется полежать. У вас пневмония.
Степан устало склонил голову:
- Понимаю, доктор: воспаление легких. Не везет мне - ведь я только что
из госпиталя...
Глава IV
"БРЕД СУМАСШЕДШЕГО ПРОФЕССОРА"
Утром Великопольский проснулся в сквернейшем расположении духа. Все его
раздражало: слишком громкая музыка, долетающая из соседней квартиры; мелкий,
противный, совсем не весенний дождь; воспоминания о вчерашнем неудачном дне.
Изменив многолетней привычке, он даже не побрился и приехал в институт
с опозданием. И в институте все казалось Великопольскому скучным и постылым:
швейцар - назойливо-фамильярным, аспиранты - непонятливыми, суетливыми.
И еще эта беседа с доцентом Петренко. Секретарь партбюро
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг