Порошин русский, парижане были с ним особенно любезны. Он не стеснялся в
беседах с ними.
- Да полно, какая же у вас республика, когда вы покорены китайским
Богдыханом и, в его декретах, именуетесь его рабами? где же ваша свобода? -
спрашивал Порошин парижан.
- O, les chinoise... ce sont nos meilleurs et bons amis...
- Но какие же вам они друзья, когда вы с прочею Европой им платите
такую страшную дань, и их знамя веет над стенами некогда славного Парижа?
- Зато мы избавились от царства адвокатов... Нет более адвокатов, -
говорили ликующие парижане: - есть только прокуроры и милующий Богдыхан...
Порошин узнал, что правосудие в ХХ-м веке очень упростилось. Давно
замечая, что спиртные напитки и отчасти хлороформ развязывают язык,
тогдашние ученые стали делать остроумные опыты и изобрели особую жидкость,
из которой добыли газ, названный спирто-хлороформом или алколо-хлорадом.
Напуская этот газ в особую комнату, прокуроры силой вводили туда
подозреваемых и подсудимых, и последние, надышавшись предательским
испарением, теряли главное из чувств - силу воли, после чего прямо диктовали
стенографам все, что делали и говорили, все, что у них было в сокровенных
помышлениях. С тех пор упразднились полицейские дознания, предварительные и
судебные следствия, очные ставки, перекрестные допросы, доносы и отделения
явных и тайных сыщиков.
- Потом, извините, вы всегда кичились свободой и легкостью ваших
нравов, - допытывал французов Порошин: - а у вас вон и теперь существует
казнь...
- Нельзя! - отвечали находчивые парижане: - каждый народ имеет право
принимать меры в ограждение своей безопасности от преступников и злодеев!
- Но еще нелепость... Вы кичитесь республикой, равенством, свободой, а
у вас, кроме китайского, общага всем вам гнета, есть еще местный, частный
гнет... еврейский! Кроме многих прежних династий, вы проходите наконец через
династию израильских президентов своей республики, Ротшильдов... Извините,
но это - позор! Евреи восседают у вас на троне Генриха IV-го и Людовика
ХИ? - го, банкиры, биржевики красуются в креслах Робеспьера и Мирабо...
Этого но представляла история даже таких торгашей, как англичане; у них тоже
были и есть свои Ротшильды, но те у них не шли и не идут дальше банкирских
контор и несгораемых сундуков...
- Это мы сделали поневоле.
- Как поневоле?
- Евреи с началом нынешнего, ХХ-го века, через свои банкирские конторы,
завладели всею металлическою монетою в мире, всем золотом и серебром.
Производя давление на бирже, они получили неотразимое влияние и на выборные
классы великой, но завоеванной китайцами Франции. За то при первом же
президенте из дома Ротшильдов у нас оказался финансовый раж: полное
равновесие прихода с расходом в бюджете, устройство всех общественных
отправлений на акционерный лад и окончательное введение удобных бумажных
денег, вместо металлических...
- Но вы говорите, что Ротшильды взяли верх через захват в свои руки
всех металлов в мире?
- Да, золото всего мира перешло к ним, они им и доныне владеют, а нам
за него предоставили, в виде векселей на себя, очень красиво отпечатанные
ассигнации. Это значительно удобнее, их легко носить в кармане. Золото любят
у нас носить одни, как вы, иностранцы.
- Вы упомянули также об устройстве всех общественных нужд на
акционерный лад.
- Точно так.
- Как это случилось?
- За примером не далеко ходить. Со вступлением в управление Ротшильдов
исчезли окончательно в домах лампы, печи и графины.
- Не понимаю, как это? - спросил Порошин: - разве изменился климат,
пропала зима, солнце не заходит с той поры и люди не нуждаются в питье?
- Вы недостаточно поняли меня, - ответил француз, с улыбкой вглядываясь
в Порошина: - я говорю только, что печи, графины и лампы окончательно
исчезли, с мудрым президентством Ротшильдов, не только у нас, но полагаю и в
других цивилизованных городах. А что эти редкости доброй старины
действительно исчезли, это вам, вероятно, известно... и вы их теперь увидите
разве только в музеях диковинок прошлых времен...
Порошин боялся далее об этом расспрашивать, чтоб не возбудить
подозрения на свой счет. Он вскоре лично убедился, что каждый дом и каждая
комната в новом Париже получали тепло, свет и воду из общего резервуара этих
материалов, устроенного в нескольких километрах за городской стеной.
Он взял духовой фиакр, нарочно съездил и осмотрел это замечательное,
монументальное здание, доставлявшее особыми проводниками для парижан
электрический свет - в их здания и уличные фонари, воду - в кухни, бани,
умывальные столы и прямо в прикрепленные к столам на гуттаперчевых трубочках
стаканы и другие сосуды, и тепло - в каждый дом, в каждый обитаемый уголок.
Все ограничивалось кранами: повернешь один - в комнате засветит яркая
электрическая луна, повернешь другой - наливается сквозь мягкую трубочку в
сосуды вода, повернешь третий - в холодной комнате становится, по желанию,
тепло и даже жарко.
Проводники этих снадобий управлялись особыми регуляторами, экранами,
градусниками и другими измерителями для расчета с акционерным обществом их
поставщиков.
Это любопытное "центральное водо- тепло- и свето-хранилище" Порошину
показывал бойкий и говорливый привратник-портье, хотя француз, но с
итальянским профилем лица, одетый в цветное китайское полукафтанье и с
длинною, щегольски заплетенною, до пять, косой, по фамилии Бонапарт.
- Вы носите громкую фамилию? - спросил, смутившись, Порошин: - не
происходите ли от былых во власти Наполеонидов? Их династия когда-то здесь
правила...
- О, мосье! вы правы! - грустно ответил, покуривая особую сигаретку с
примесью опиума, портье: - мало ли что было в старину? Нам, скромным и
верным слугам Богдыхана, нет дела до прошлого этой счастливой страны... Вы,
как иностранец, встретите и гарсонов в отелях из этой же, ныне обедневшей
фамилии, и ветошников, и продавцов каштанов, и газет. Это все мои дяди и
кузены... Благодаря многоженству, много у каждого из нас, бедных
провинциалов, родных.
- Какому многоженству? Разве во Франции мормонизм?
- Не знаю, мосье, что вы хотите сказать этим мудреным и мне непонятным
словом. Только многоженство даровано Франции в правление предпоследнего из
мудрых Ротшильдов, ныне правящих нами во имя пресветлого Богдыхана, -
даровано в награду за допущение этой гениальной банкирской расы ко всем
тайнам нашей государственной казны.
- Но почему же Ротшильды вас наделили именно этой наградой?
- А как же? - ответил с чопорностью ученого знатока, самодовольный
портье Бонапарт: - у Авраама и прочих праотцев было по несколько жен. Ну, а
введя иудейское исповедание в счастливой, процветающей Франции, наши новые
правители рекомендовали и этот обычай.
- Так и еврейская вера введена у вас?
- Если хотите, у нас нет теперь уж никакой веры, - спокойно улыбнулся
привратник: - китайцы на этот счет особенно покладливы и дали нам полную
свободу. Проповеди у нас заменены поучительными воскресными фельетонами
министерских газет, а большинство обрядов нотариальными актами. Прибавилось
только нотариусов и их писцов.
- Брак, однакоже, очевидно сохранился, если у вас введено
многоженство? - спросил Порошин: -какой, скажите, у вас брак, гражданский
или тоже... китайский, то есть никакой?... и на какие сроки?
- Брак у нас действительно китайский, то есть примененный, в духе века,
к формам юридического подержания имущества, или найма прислуги, квартир, -
на год, на месяц и даже, для желающих, на более короткие сроки... О, мосье,
китайцы - первые люди в мире.
...Порошин не заметил, как шли его минуты, часы и дни. Парижские новые
нравы и особенно дамские наряды его повергали в изумление. Парижанки носили
неимоверные костюмы, или скорее ходили почти вовсе без костюмов. На улицах и
в гостях Порошин на них видел еще некое подобие легких, широких, в китайском
вкусе, бурнусов, сандалий и шляп. Дома же и на театральных сценах они,
вместо одежд, как дикари, имели лишь красивые, убранные дорогими,
искусственными каменьями пояса, да на ногах, руках и шеях - золотые,
серебряные и алюминиевые браслеты, кольца, запястья и ожерелья. Каждая
только и делала- купалась, душилась. заплетала волосы, кушала, посещала
театры, звериные травли и влюблялась...
Для Порошина, вообще сдержанного и неохотника до пустых развлечений и
забав, начался ряд таких эксцентрических похождений, такой душевной и
сердечной суеты, что он сам себе не верил, удивляясь, откуда у него берется
такая пустота и такой задор.
Кутежи с уличными шалопаями, сидение по целым дням перед бычачьими и
петушиными боями в Колизее, ужины с убранными в браслеты и кольца
красавицами, посещение местных палат и скачек на искусственных, движимых
сжатым воздухом, лошадях и прочие развлечения до того замотали и вскружили
голову Порошину, что он, и без того слабый здоровьем, окончательно выбился
из сил.
Он особенно потом помнил свой последний день, проведенный в 1968 году.
В этот последний, роковой, седьмой день, в последние часы, минуты и
секунды, перед условным досадным пробуждением, Порошин, - как он это ясно
вспоминал впоследствии, - бешено и злобно хохоча в глаза какому-то
французскому академику, раздражительно-едко повторял:
- Вы все изобрели и все выдумали! Надо вам отдать честь! Вы испытали и
несете на себе иго евреев и китайцев, а летать но воздуху все-таки но сумели
и не изобрели... Достигли этого, все-таки, русские, русские, русские!...
Озадаченный французский академик только на него поглядывал.
- Притом... что у вас за нравы, извините, и какой цинизм во всем. Хоть
бы эти костюмы у ваших женщин... ха-ха! Одни кольца, да запястья, как у
дикарей...
- Но, позвольте, - вмешался француз: - вы хоть и русский, но разве и у
вас не введены такие же моды? Париж и теперь по этой части законодатель.
Откуда же вы, что этого не знали и этому удивляетесь?
- Я с крайнего севера, из Колы, - смешавшись, продолжал Порошин: - да
не в том дело, хоть бы и у нас вы ввели такую же распущенность! Далее... Вы
в конец убили девственность и невинность невесты, - уничтожили святую роль
матери. Все женщины у вас кокотки, да, кокотки! знаете это... древнее слово?
- Не слышал.
- У вас во всем невообразимый, разнузданный и дикий произвол страстей.
- Мы за то чужды предрассудков, - возразил с достоинством академик: - у
нас везде поклонение природе, реальность.
- Это, пожалуй, забавно, но дико, дико до невозможности! - горячился и
кричал на площади Трона Порошин, где происходил этот обмен его мыслей с
ученым: - у вас полное падение искусств, поэзии, живописи, музыки! Ваша
живопись заменена китайщиной, безжизненной, сухой, ремесленной, всюду
лезущей и все поглощающей фотографией.
- За то дешево, схоже, как дважды два, с природой и избавляет от
пестроты красок.
- Нет, нет и нет! - кричал Порошин: - фотография - сколок одного,
мелкого и ничтожного момента природы; художественная живопись - могучее
зеркало природы, в ее полном и идеальном объеме!... Потом музыка, - Бог
мой! - что у вас за музыка! Вагнеровщина, доведенная до абсурда... слышали
про Вагнера?
- Это что за имя? в древности были Моцарт, Бетховен, Россини, - о
Вагнере никто не знает...
- Был такой чудак, делавший с музыкой, как с кроликами, опыты сто лет
назад. Вы, теперешние французы, развили его идеи и показали в точности, в
какие трущобы нас вел этот и ему подобные борцы за музыку будущего...
Мелодия у вас исчезла; ее больше нет и следа! Ни песни, ни былого,
задушевного, чудного французского романса, ни единой сносной музыкальной
картины... волны бессмысленных тонов и звуков, без страсти и без
выражения, - хаос!... Наконец, иду далее... куда вы дели драму, высокую
комедию? - Это что такое? - удивился академик-француз.
- Вы заменили комедию и драму, - не стану вам объяснять их значения,
если их забыли теперешние парижане! - с грустью сказал Порошин: - вы
заменили все это глупейшим, но реальным водевилем, с провальями и
переодеваньями, гнусным сумбуром цинических, будничных, уличных сцен, как
заменили былую оперу шансонетными дивертисментами, да притом в такое время,
когда и все-то ваши шансонетки сплошь лишены тени мелодии, живого,
задушевного мотива, наравне со всею вашею музыкой...
- Мы, реалисты, вас, к сожалению, совершенно не понимаем! - отозвались
на площади некоторые слушатели этого спора: - вы, мосье, точно вышли из
какого-то допотопного архива, точно явились с того света, из отдаленной
прадедовской старины.
- Да, вы правы! я жил и дышал иным веком, иною эпохой! Я вас не понимаю
и от души сожалею! - произнес с новою запальчивостью Порошин: - вы
презираете все, что не ведет к практической, обыденной, низменной пользе! Вы
пренебрегаете идеями великого философского цикла и дали развитие одному -
практическим, техническим, не идущим далее земли, наукам и ремеслам. Вы
отдали луч солнца за кусок удобрения, песню вольного, поэтического соловья
за мычание упитанной для убоя телушки, а Вольтера и Руссо, - вероятно, вы не
забыли хоть имен этих светил вашей страны? - променяли на тупицу Либиха и
другого тупицу, Вирхова. Надеюсь, этих-то ваших апостолов вы отлично знаете
и помните доныне?...
- Зато мы верны природе! - повторил академик-француз, закуривая у
столика ресторана кальян с опиумом.
- Зато вас, свободных французов, поколотили и завоевали китайцы, и
поработили евреи, - с бешенством ответил Порошин...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 11.09.2006 15:21
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг