После короткой паузы:
- Продуть среднюю!
Резкое шипение воздуха. Звонок. Топот ног.
- Приготовить правый дизель на продувание главного балласта!
Плеск волн. Неясные голоса. Отдаленный гул моторов.
- Продуть главный балласт! Комендоры, к бою!
Новиков подплыл к Заостровцеву, тронул его за плечо. Сорок минут
истекли, пора было подниматься. Но Заостровцев даже головы не повернул.
Маврикий и Витька уходили вверх. Новиков помахал им рукой, сказал:
- Мы немножко задержимся.
Он знал: лучше Заостровцеву не мешать, если... если с ним сейчас
творится то же, что и в том памятном рейсе. Вот как, значит! Он не утерял
своей удивительной способности. Просто скрывал от всех... Но что он видит
сейчас? Или, вернее, слышит?
- Огонь! Огонь, комендоры!
Орудийные выстрелы, выстрелы. Гул моторов. Разрывы снарядов. Пулеметные
очереди.
- Еще один катер горит! Молодцы!
Яростный грохот боя.
- Товарищ командир, пятый заливает водой!
- Носовая! Почему замолчали? Огонь по самолету!
Нарастающий рев моторов.
- Серега, Серега, ты что? Куда тебя?..
Тяжкий взрыв. Лязг, оборвавшийся стон.
- Заряжай!..
- Первый и второй заливает...
Еще выстрел.
- Прощай, Алексей Иваныч, дорогой... Друзья, прощайте! Умрем, как
положено! "Вста-вай, проклятьем заклейменный..."
"Интернационал" заглушает грохот боя. И вдруг - тишина. Плеск волн...
Маврикий на своем "стриже" доставил их к маленькому островному пирсу.
Они пошли наверх по крутой тропинке, петляющей меж скал. Заостровцев
держался неплохо - куда лучше, чем полтора часа назад, когда Новиков еле
выволок его из-под воды. Хорошо еще, подоспел Маврикий, обеспокоенный их
долгим отсутствием, и они вдвоем втащили Заостровцева на верхнюю палубу
судна. Заостровцев повалился в шезлонг и долго лежал в полном оцепенении.
Пульс у него был нормальный, дыхание - ровное, но он не отвечал на вопросы,
хотя и слышал их прекрасно. "Первый раз вижу такое полное отключение", -
сказал Маврикий. Новиков не стал ему рассказывать о давней истории.
Они шли вчетвером по тропинке. Заостровцев переставлял ноги, как
автомат, и держался неестественно прямо, а когда им навстречу выскочили Лиза
и близняшки, он улыбнулся и слабо помахал им рукой.
Но Тосю ему провести не удалось.
Новиков ожидал, что она накинется на Заостровцева с упреками, - ничуть
не бывало. Она сразу уложила Володю на койку и промассировала ему виски, а
потом напоила каким-то экстрактом. И все это спокойно, без суеты, без лишних
слов.
- Теперь постарайся уснуть, - сказала она и вышла из палатки.
Она велела детям не шуметь. Молча выслушала рассказ Новикова о
случившемся.
- Сама виновата, - сказала она. - С него нельзя глаз спускать.
- Почему? - удивился Маврикий.
- Потому что нельзя, - последовал маловразумительный ответ.
Новиков сидел в палатке Заостровцева. А Марта с Тосей устроились в
шезлонгах под скалой. Скала еще хранила тепло ушедшего дня. Над головой
слабо шелестели, перешептывались сосны.
- Тебе не холодно босиком? - спросила Тося и, не ожидая ответа,
заявила: - Завтра мы улетим домой.
- Почему так скоро? Вы же собирались пробыть здесь две недели.
- Володя лучше всего чувствует себя дома. В привычной обстановке.
- Ну, знаешь ли! - Марту возмутила такая безапелляционность. - Не
понимаю, почему ты вечно выставляешь его каким-то больным и беспомощным.
- Ничего я не выставляю! Но он не такой, как все. Как же можно его не
оберегать?
В ее голосе послышались слезы.
- Если ты говоришь о той старой истории у Юпитера, то ведь у Володи это
прошло. Он сам сказал Алеше...
- Ничего не прошло! Просто он скрывает от всех. Даже от меня... Только
напрасно, все равно я вижу... В позапрошлом году он прилетел из Парижа
совершенно разбитый. И до этого как-то было. И сегодня что-то опять
случилось...
- По-моему, сегодня он просто перекупался.
- По-твоему! - Тося отодвинулась от Марты, поправила волосы. - С ним
это случается редко, но каждый... не знаю, как назвать... каждый приступ
обходится ему дорого. Поэтому я стараюсь всегда быть с ним.
Марта мягко сказала:
- Тося, милая, прости, что я...
- Ничего, - прервала Тося. - Ты благополучная, тебе, конечно, не
понять. Да я, в общем, и не требую понимания, ты не обращай внимания на мою
вспышку.
"Да, да, как же, - подумала Марта. - Я - благополучная. Я такая
благополучная женщина, каких еще на свете не бывало. А какое благополучие
мне еще предстоит..."
- Мне важнее всего, - продолжала Тося, - чтобы Резницкий оставил Володю
в покое. Когда они сходятся и начинают о чем-то разговаривать, я просто
места себе не нахожу. Володя притворяется спокойным и веселым после таких
разговоров, но ведь я вижу...
- Резницкий скоро улетит с новой экспедицией, - сказала Марта. -
Надолго улетит...
- Ты все это слышал? - изумленно спросил Новиков.
- Да, - ответил Заостровцев. - Поверни, пожалуйста, лампу... Слишком
резкий свет.
- Но как это возможно? Вовка, дружище, извини, но я просто не могу
понять... Звуки, отзвучавшие более века тому назад...
- Я и сам не понимаю, Алеша. Не то чтобы я слышу звуки, а...
воспринимаю их как-то иначе. Не слухом... - Заостровцев лежал, уставясь на
гибкий обруч верхнего крепления палатки. - Звукозапись, очевидно, может идти
стихийно, хаотически. В определенных условиях корпус корабля способен
заменить ферромагнитную основу...
- Постой, постой! На корабле была шумопеленгаторная станция, она
принимала все звуковые колебания...
- И преобразовывала в электрические... Может, пеленгатор и сыграл свою
роль. А может и нет... В Париже ничего такого не было.
- В Париже?
- Ах да, я тебе не рассказывал...
Заостровцев повернулся на бок и закрыл глаза. Лицо его было в тени,
свет падал только на ухо, на аккуратный пробор. Новикову показалось, что он
заснул, но тут Заостровцев начал неторопливо и негромко рассказывать, как в
позапрошлом году в Париже после очередного заседания конгресса он вышел из
Сорбонны, не дождавшись Резницкого, и ему вдруг захотелось просто так, без
дела, побродить по улицам. Он бродил долго, наслаждаясь весной, Парижем и
радуясь, когда узнавал площадь или здание, знакомые по книгам.
Так он очутился на площади Бастилии, а потом заблудился в лабиринте
старых улочек и вышел к стене, над которой каштаны уже выбросили свой
зеленый флаг. "Что это за район? - обратился он к прохожему. - Бельвиль или
Бют-Шомон?" - "Кладбище Пер-Лашез", - сказал прохожий. "Неужели
Пер-Лашез?" - ахнул Володя. Спустя несколько минут он уже стоял у стены
коммунаров - там, где версальцы расстреливали последних защитников Коммуны.
Он смотрел на знаменитую стену, покрытую прозрачным слоем
пластика-консерванта, с волнением всматривался в высеченные на камне лица и
фигуры людей, умиравших за свободу.
И тут у него в памяти зазвучали строки старых стихов, - он даже и не
знал, что помнит такое.
Если ухо приложить поближе,
сквозь цветущие вьюнки
Ты услышишь выстрелы и крики,
ты услышишь мерные шаги.
Это идут коммунары,
как в семьдесят первом году.
В небе пылают пожары -
всем богачам на беду...
Сами по себе стихи были не из лучших, но они обожгли ему душу. Ему не
понадобилось прикладывать ухо к стене- ведь в стихах об этом говорилось
фигурально, - но он услышал все. Отрывистые команды и ругань, и выстрелы, и
крики гнева и боли. Он плохо знал французский и почти ничего не понимал, но
тут и понимать было нечего, все было понятно и так. Каменные фигуры на стене
как бы ожили, задвигались....
Он не помнит, сколько это продолжалось. Видеофонный вызов привел его в
чувство. "Куда вы запропастились?" - сердито спросил с экрана Резницкий.
Потом они с Резницким пытались разобраться в необычайном явлении связи
времен. Повторить это не удалось. Все тут было загадкой. Ведь если даже
предположить, что стена обладала феноменом естественной звукозаписи, то за
два века со времени Парижской Коммуны на ней должны были накопиться огромные
наслоения позднейших звуков, и выделить в этом хаосе определенную временную
группу было просто немыслимо...
- Ну и ну! - сказал Новиков. - Ни за что бы не поверил, если бы сам не
видел тебя на "Апшероне"...
Заостровцев молчал.
- Вовка, ты спишь? Послушай, Вовка, это же грандиозно! Можно
расшифровать... можно прочесть все прошлое!
- Выключи, пожалуйста, свет, - попросил Заостровцев.
- Тебе плохо? - Новиков всполошился.
- Нет. Просто режет глаза. Ничего, пройдет...
Теперь в палатке было темно. Лишь слабый свет аландского вечера
проникал сквозь пленку оконца и треугольник входа. Из соседней палатки
донесся взрыв детского смеха.
- Ты говоришь - прочесть прошлое, - тихо сказал Заостровцев. - Нет,
Алеша. Во-первых, это у меня бывает очень редко. Ну, а потом... пока я один
такой на свете.
- Неужели за столько лет вы с Резницким...
- Нет. Ни одна из бесчисленных моделей не дала результата. Удалось
решить несколько побочных проблем - ну, это ты знаешь... Придется подождать,
пока дело подойдет к концу.
- К концу? Погоди, я что-то не понимаю... Ведь исследование мозга
после... - Новиков осекся.
- После смерти, пожалуй, ничего не выйдет, - спокойно сказал
Заостровцев.
- Чего же тогда... ты собираешься ждать?
Заостровцев ответил не сразу.
- Алеша, то, что я тебе сейчас скажу, кроме меня и Резницкого не знает
никто. Никто, понимаешь?
- Можешь не сомневаться, Вовка.
- Так вот, - Заостровцев понизил голос до шепота. - В сущности, все
очень просто. Мы заранее все подготовим. Всю программу. И когда я
почувствую, что конец близок, то отдам свой мозг исследователям.
Витька сказал:
- Устал читать. Пойду купаться.
- Иди, - рассеянно отозвался Новиков. - Только не ныряй.
Они были одни на острове. Заостровцевы уехали, Марту увез Маврикий на
планктонную станцию: кто-то там, работая под водой, не то вывихнул, не то
сломал себе ногу.
Денек сегодня выдался ясный и теплый. Море умиротворенно наливалось
глубокой синевой, шхеры грели на солнышке старые каменные бока.
Нам повезло, думал Новиков. Нашему поколению достался мир сравнительно
благополучный, покончивший с войнами и разобщением людей. Еще не идеальный,
но в целом разумно устроенный мир. И мы очень заняты своими делами, своими
сложными проблемами. И, конечно, мы не забываем тех, кому обязаны этим
благополучным миром, - борцов Великой революции, борцов, разгромивших
фашизм. О них написано много прекрасных книг, и памятники им стоят по всей
планете.
Но что памятники! Их было много, миллионы, и каждому памятника не
поставишь. Вглядеться бы в их непреклонные лица, услышать живые голоса.
Понять их муки и ярость...
Те, с подводной лодки, - разве они не любили жизнь? Быть может, они
могли бы спастись, отлежавшись на дне, или по крайней мере оттянуть
смерть, - ведь каждая минута жизни так драгоценна... А они всплыли и
бросились в неравный бой, чтобы успеть перед смертью нанести врагу еще удар.
Вряд ли, умирая, они думали о нас. Но всей своей борьбой, и яростью, и
ненавистью к фашизму они прокладывали дорогу в будущее - вот в этот ясный,
безоблачный день. Разведчики будущего... А разведчикам так уж положено -
идти впереди.
"Это идут коммунары..."
Запомни, сказал Новиков самому себе. Запомни это широкое небо и сосны
над головой, этот теплый от солнца песок, и море у скал. Запомни безмятежное
лето на Аландах...
Он посмотрел на Витьку. Тот плыл к берегу на спине. Новиков пошел было
в воду, но тут раздалось трезвучие видеофонного вызова. Марта, наверно,
вызывает. Он подошел к разбросанной на песке одежде и вытащил из кармана
рубашки белую коробочку видеофона.
На экране возникло сухощавое лицо Бурова.
- Все загораешь? - Буров язвительно ухмыльнулся.
- Загораю, - сказал Новиков. - А ты как? Разгромил "домоседов"?
- Какое там! Еле уцелел. Уж очень агрессивные старички, ничем не
пробьешь.
- Илья, тут подняли подводную лодку... - Новиков принялся было
рассказывать, но Буров не дослушал.
- Это здорово, - сказал он без особого интереса. - Думали мы с Инной
провести еще денечка три на вашем благословенном острове, но не выйдет.
Кроули обнаружил в Патагонии какой-то новый зловредный микроб и приглашает
Инну полюбоваться на него. Сегодня мы улетаем в пампасы.
- Так тебе и надо, - сказал Новиков. - Раньше ты всюду таскал Инну за
собой, пусть теперь она тебя потаскает.
- А мне все равно. Все равно, где думать - в пампасах или в льяносах, -
засмеялся Буров.
- Ну, счастливого полета. Мы тоже скоро улетим... Может, завтра, -
добавил Новиков неожиданно для самого себя.
- Почему вдруг заторопился?
- Многое надо сделать перед отлетом.
- Куда еще собираешься лететь?
- Куда, куда... В Пятую межзвездную.
Буров с экрана всмотрелся в Новикова.
- Решил все-таки?
- Да.
- Алешка... Ну, мы еще поговорим, я к тебе прилечу. Ладно! Все
правильно.
Все правильно, подумал Новиков, запихивая видеофон в карман. Нельзя,
понимаете, товарищи, просто нельзя, чтобы было неправильно. Вы же
превосходно знаете, что в Космос ходит около одной сотой процента населения
планеты и большинство космонавтов работает в пределах Системы, и
следовательно...
Он вздрогнул от холодных брызг, упавших ему на спину, и живо обернулся.
Витька, ухмыляясь, стоял позади, готовый к игре, и Новиков не обманул его
ожиданий. Он погнался за Витькой, и тот, хохоча на все Аландские острова,
пустился наутек. Минут десять они прыгали по скалам и кружили вокруг сосен.
Потом улеглись на пляже, локоть к локтю.
- Скучно тебе без заостровцевских девочек? - спросил Новиков.
- Надо же и отдохнуть наконец, - совершенно по-взрослому ответил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг