полагают, что у них нет ничего общего, кроме имени..." А в
XI веке грузинский ученый Давид Мтацминдели писал про
общность языка грузинских и пиренейских иберов.
- И что же, эта общность доказана?
- Нет, все еще гипотетична. Пиренейские иберы - скорее,
выходцы из Африки, чем с Кавказа. Но в глуби веков нелегко
проследить пути племен. Вероятно, общности у них все же
больше, чем розни.
- Ну да, все мы, так сказать, восходим к ветхому
Адаму...
4. ГОРГИЙ ВСТРЕВОЖЕН
Царь Аргантоний плескался в бассейне. Вокруг стояло несколько
приближенных - первые люди Тартесса. Им было даровано почетное право
лицезреть царскую особу без одежд. Более того: иногда они удостаивались
высочайшей чести - приглашались царем в бассейн для беседы о
государственных делах.
Вот и сегодня.
- Павлидий! - позвал царь.
Верховный жрец встрепенулся, разжал тонкие губы.
- Иду, Ослепительный!
Как был, в многослойных одеждах и сандалиях, плюхнулся в бассейн, по
горло в воде заспешил к царю. Аргантоний, потирая костлявые плечи,
посмотрел на него из-под строгих седых бровей.
- Что нового в Тартессе?
Павлидий заученно ответил:
- В Стране Великого Неизменяемого Установления не может быть ничего
нового. Народ благословляет твое имя, Ослепительный!
Придворные, что стояли по краям бассейна, выкрикнули громким нестройным
хором:
- Вечно свети нам!
Аргантоний лег на спину, задвигал ногами. Верховный жрец медленно
поплыл сзади, стараясь не брызгать. Одежды вздулись у него на спине желтым
пузырем.
- Во дворце нечем стало дышать, - сказал Аргантоний. - Что там делают в
городе? Почему столько дыма?
- В кварталах оружейников... и медников... дымят горны... - Павлидию
трудно было говорить, он часто дышал.
Царь подплыл к ступеням бассейна, сел, выпростал из воды длинную седую
бороду. Павлидий почтительно стоял перед ним по горло в воде.
- Третьего дня, - доложил он, - карфагеняне нагло напали в море на
корабли купца Амбона, идущие с Оловянных островов. Если бы не попутный
ветер...
- Хорошо, что ты напомнил об Амбоне. Кажется, я еще не подписал указ о
его производстве в блистательные?
- Нет, Ослепительный. Это достойный подданный, ни разу не замеченный в
сомнениях. Он уже сделал в твою казну большой взнос.
- Передай Амбону: пусть поднимет вдвое восточную стену. Вели пригнать
рабов. За прокорм и камень пусть платит он.
- Будет исполнено! - Павлидий склонил голову, клюнул воду ястребиным
клювом.
- Высокорожденным не пристало нюхать дым, - изрек царь.
- Прекрасно сказано, - громко зашептались придворные. - Такие слова
надо чеканить в серебре...
- Разреши доложить, Ослепительный, - сказал Павлидий. - Стало мне
известно, что карфагеняне собирают войско, чтобы идти на Тартесс войной.
Их отряды стоят в Гадире. Их флот...
Аргантоний в сердцах ударил кулаком по воде.
- Ощипанная цапля на кривых ногах - вот что такое твой Карфаген.
Придворные не смогли сдержать восторга, закричали:
- Какая глубина! И вместе с тем точность!.. Цапля на кривых ногах!
- Ощипанная, - веско добавил Павлидий, скользнув взглядом по
придворным. Никому не было дано права укорачивать высказывания царя.
- Никто не смеет угрожать моему царству, - сказал Аргантоний. - Как
идет Накопление?
- С начала месяца в Сокровенную кладовую доставлено два пирима голубого
серебра.
- Два пирима за целый месяц? Верховный жрец, ты забыл о своей главной
обязанности.
- Я не забыл. Как можно, Ослепительный! Кроме того, месяц еще не
кончился...
- Ты забыл. Ну-ка скажи, что повелел Нетон?
С самого начала разговора Павлидий видел, что царь не в духе. Видно,
опять у него жжение в кишках. Все труднее приходилось ему с Аргантонием: в
последние годы стал он нестерпимо капризен. Каждое слово поперек
поворачивает. Сколько же лет еще отпущено ему богами?
Но вопрос требовал ответа, и Павлидий, скрыв раздражение, привычно
забубнил:
- И повелел бог богов Нетон: ничто не должно изменяться, и непреложен
закон, и да стоит царство, пока накапливается крупица за крупицей голубое
серебро.
- Пока крупица за крупицей накапливается, - поправил Аргантоний. - Я же
сказал, что ты забыл. Помнить неточно - все равно что забыть.
- Ты прав, Ослепительный. Я помню, но неточно. - Павлидий решил не
сердить царя.
- Ты не хочешь, чтобы щит Нетона был готов поскорее.
- Я хочу, Ослепительный, как можно!
- Кто хочет, тот старается.
- Я очень стараюсь, Ослепительный. Поверь, я строго слежу. Но, как
известно, голубое серебро не просто дается в руки. Мрут рабы на руднике...
- Надо пополнять! Или, может быть, на плоскогорье перевелись
цильбицены? - в голосе царя послышалась ирония.
Павлидий благоразумно смолчал, не стал сердить царя сообщением, что
подлые цильбицены, да и другие племена на плоскогорье - все эти лузитане,
индигеты, илеаты - приобрели, скверный обычай яростно сопротивляться
тартесским конным отрядам.
- Или перевелись преступники в самом Тартессе? - продолжал Аргантоний,
пересев на ступеньку повыше (он строго придерживался совета придворного
врача: выходить из воды постепенно).
- Я ревностно их разыскиваю, Ослепительный.
- Преступники всюду! Сколько рабов потребно для рудников, столько чтобы
было мне и преступников.
- Будет исполнено. - Павлидий снова клюнул воду. - Разреши доложить,
Ослепительный: в Тартесс пришел фокейский корабль.
- Давно не приплывали. Хорошо. Фокейцы не цильбицены. Миликон! - позвал
царь.
- Иду, Ослепительный! - Пышно разодетый вельможа с крупным холеным
лицом и завитой каштановой бородкой проворно сбежал по ступеням в бассейн,
стал рядом с Павлидием.
- Прими фокейца как следует, Миликон. Греки - союзники Тартесса. Вели
купцам принять его товар и отгрузить ему олова.
- Стало мне известно, - заметил Павлидий, - что фокейцу не олово
потребно, а готовое оружие из черной бронзы.
- Это он, должно быть, по неразумию, - сказал Миликон с добродушной
улыбкой. - Не знает наших законов. Я объясню фокейцу, Ослепительный.
- Позови его ко мне на обед. Я сам объясню.
С этими словами царь Аргантоний поднялся во весь свой высокий рост.
Двое придворных кинулись к нему с полотенцами.
Амбон не обманул - прислал на корабль сведущего человека. Тот говорил
мало, больше смотрел. Подкидывал на жесткой ладони горсть наждака,
удовлетворенно кивал. Сказал, что его хозяин намерен взять весь груз
наждака - талант за талант олова в слитках. Часть олова, если фокейцу
угодно, можно заменить медью.
Горгий угостил сведущего человека вином, стал осторожно выспрашивать -
в каких товарах нужда, хорошо ли платит хозяин морякам и ремесленникам,
какие нынче цены на масло и полотна. Сведущий человек вино пил исправно,
но больше помалкивал, почесывал раздвоенный кончик носа. Однако после
четвертого фиала вдруг повеселел, разговорился. Оказывается, был он
вольноотпущенником, и выходило по его словам, что лучше его в Тартессе
никто в бронзовом литье не смыслит. А узнав, что Горгий из бывших рабов,
обрадован но ткнул брата-вольноотпущенника кулаком в бок. И пошел у них
совсем уже хороший разговор - кому хозяин больше платит, да каков корм, ну
и все такое.
После шестого фиала нос тартессита по цвету сравнялся с вином.
- Брось ты свою... как ее... Кофею, - лепетал он, глядя на Горгия
пьяненькими рыжими глазками. - Чего там хорошего - козьим сыром брюхо
набивать... Оставайся у нас, Горгий. Каждый день жирную ба... баранину...
Шепну хозяину слово - он тебя возьмет... Он без меня и шагу не ступив Без
меня он бы - вот!
Довольно ловко он сплюнул в трещину между палубных досок.
- Не просто это, - отвечал Горгий. И добавил, чтобы отвязаться: - Там у
меня женщина, которую хочу взять в жены.
- Ме-е-е! - проблеял тартессит, всем видом выражая величайшее
презрение. - Женщина! Да их у нас тут сколько хочешь! Тебе какую -
потолще? - Он встал, шатаясь, направился к двери каютки. - Сейчас
приведу...
- Постой, не к спеху. - Горгий поймал его за полу, усадил. - Я бы,
пожалуй, остался, да боюсь, не смогу с вашими мастерами сравняться. Вы же
не только обычную бронзу льете, а и еще кое-что к меди добавляете...
- Да это - тьфу! - Посланец Амбона снова сплюнул. - Выучу я тебя.
Самоцветный порошок любой дурак добавит, был бы он только под рукой. Налей
еще вина!
Выпили.
- Самоцветный порошок? - переспросил Горгий. - Посмотреть бы...
- А вот я с обозом на рудники поеду, возьму тебя с собой. Клянусь
Быком! Меня там начальник знает, Индибил, блистательный... Да что
блистательный! Сам све... светозарный Павлидий меня знает! Думаешь, вру?
Клянусь Быком! Он часто у Амбона бывает... У-у-у, Павлидий! - прогудел он,
округлив глаза. - Боятся его до смерти... Чуть что - на рудники, а там
знаешь как? Лучше удавиться... Да вот, послушай!..
Он протянул над столом жилистую руку, схватил Горгия за ворот, притянул
к себе, доверительно прошептал, брызгая слюной:
- Басня такая ходит, будто перед праздником Нетона царь с Павлидием
задумались: как бы подешевле угостить народ и чтоб доволен он был...
Дальше слушай! Спросил Павлидий у богов, а боги ему: удавитесь оба,
говорят, вот и дешево будет и народу праздник...
Тартессит пьяно заблеял, затрясся от смеха. Вдруг разом умолк,
оторопело уставился на Горгия, раскрыв рот с редкими зубами.
- Ничего я тебе не говорил... нич-чего! - прошипел он. - И знать тебя
не знаю!
Откуда только в нем, хмельном, такая прыть взялась - опрометью кинулся
прочь.
Горгий, усмехаясь в черную бороду, вышел из каютки поглядеть.
Вольноотпущенник Амбона мчался по причалу, расталкивая портовых людей.
Истинно - как от чумы удирал.
А купец Эзул так и не прислал своего человека...
Грызла Горгия беспокойная мысль: не зря ли доверился Эзулу, что он за
человек? Карфагенским псам, видно, служит, затаил злобу на родной город.
Ну, это не его, Горгия, дело. Он должен исполнить повеление хозяина,
привезти в Фокею оружие (хорошо бы - из черной бронзы!), и тогда Критий,
как обещал, возвысит его, возьмет к себе в долю. Критий стар и сам
понимает, что нужно передать торговое дело в надежные руки. Так-то вот...
Пусть этот Эзул служит кому угодно, хоть мрачным силам Аида, лишь бы
сдержал слово. И Горгий в который уже раз начинал прикидывать, сколько
выручит за продажу корабля и во сколько обойдутся быки с повозками, чтобы
пройти сухим путем до Майнаки, а там надеялся он нанять корабль до Фокеи.
Жалко, очень жалко было Горгию продавать корабль (шутка ли - сколько
свинца ушло на обшивку), но иного выхода он не видел. Испытывать еще раз
судьбу, лезть напролом через Столбы - на это, видят боги, и неразумный
ребенок бы не решился.
День перевалил за полдень. Жаркое солнце Тартесса так накалило палубу,
что в щелях меж досок плавилась смола - босой ногой не ступишь. Духота
загнала гребцов и матросов в воду: кто плавал возле корабля, кто просто
сидел в воде, держась за спущенный канат или за сваи причала. Горгий с
завистью подумал о тенистом дворике и прохладном бассейне купца Амбона.
Обедала команда вяло: кусок в рот не лез при такой жарище. Все были в
сборе, кроме Диомеда. Еще утром Горгий с несколькими матросами отправился
на базар, продал десятка три амфор с маслом и вином - часть за деньги,
часть за бараньи тушки, лук и ячменную муку (пшеничную брать не стал -
дорога больно). Собрались с базара домой - Диомед привязался, как репей к
гиматию: дозволь, мол, остаться ненадолго, еще раз поглядеть на ту
диковинную трубу. Прямо малый ребенок. Велел ему Горгий через час быть на
судне.
Вот уже солнце за полдень, а Диомеда все нет.
Горгий начинал тревожиться но на шутку. В этом городе держи ухо востро.
Припоминал вчерашнюю облаву на базаре. Уж не угнали ли желтые всадники
Диомеда вместе с другими бедолагами, не сумевшими откупиться? Денег-то у
Диомеда не было...
А может, стоит в гончарном ряду, дует в закрученную трубу, и горя ему
мало, обо всем позабыл?
Могло быть и так.
Не выдержал Горгий, пошел на базар - посмотреть, как и что. Портовые
закоулки кишели пестрым людом - полуголыми грузчиками, мелкими торговцами,
подвыпившими матросами. Горгий скромненько проталкивался сквозь толпу -
вдруг навстречу всадники в желтом. Лошади шли шагом, портовый люд спешно
очищал им дорогу. Ехавший впереди безбородый человек в высокой шапке
держал в руке серебряную палку, обвитую лентами. Потрясал палкой, что-то
кричал зычным голосом. Горгий высмотрел в толпе человека почище, моряка с
виду, дернул его за рукав, спросил, о чем кричит безбородый. Тот окинул
Горгия быстрым взглядом, ответил на плохом греческом:
- Новое царское повеление выкрикивает: отныне считать Карфаген... как
это... голой цаплей на кривых ногах.
- Голой цаплей?
- У которой нет перьев, - пояснил тартессит.
- Общипанной цаплей, - догадался Горгий.
- Верно! А ты с фокейского корабля?
- Да. - Горгий поспешил прочь.
Он шагал по пыльной дороге и невольно вспоминал карфагенян - Падрубала
и того, молодого, с яростными глазами. Общипанная цапля - как бы не так,
думал он, дивясь странному царскому указу.
Издали увидел еще группу всадников - там тоже выкликали указ. Видно, по
всему городу разъезжают, чтоб, избави боги, никто не остался в
неведении...
Торговые ряды сильно поредели: базарный день заканчивался. Все же
Горгию повезло - разыскал тощего гончара с трубой, как раз тот укладывал в
возок свой товар. Кое-как объяснились. По словам гончара выходило, что,
верно, подходил к нему грек с бородкой, опять пробовал дуть в трубу. Дул,
дул, а потом что-то сказал, сам засмеялся и ушел. Куда ушел? Гончар махнул
в сторону порта. Больше он ничего не знал.
Ну, не иначе как в винном погребе сидит Диомед, нашел, видно,
собутыльника, угощается на даровщинку. Горгий огорченно поцокал языком.
Вернулся в порт, заглянул в одну винную лавку, в другую. Народу всюду
полно, а Диомеда нет. Разыскал еще погреб, спустился в душную, пропахшую
бараньим салом полутьму. За длинными нечистыми столами ели, пили, галдели
люди, моряки по обличью, над ними тучами роились мухи. Какой-то пьянчуга
спал, уронив лохматую голову на стол.
Диомеда не было и здесь.
Один из едоков привстал, замахал Горгию: подсаживайся, мол. Горгий
узнал в нем давешнего моряка, который объяснял про ощипанную цаплю. Сделал
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг