уцелевших стражников, окруженная восставшими, жалась, затравленно
озираясь, к крыльцу. Из дома выволокли Индибила в изодранной одежде. Его
бил озноб, нижняя челюсть отвисла. Под ненавидящими взглядами Индибил
бессильно опустился на ступеньку, ноги не держали его.
- Что будем с ним делать? - спросил Ретобон.
- На рудник! - выкрикнул кантабр. - Завалить камни - пусть подыхай,
собака!
- Правильно! - загалдели рабы. - На рудник его! Пусть отведает веселой
болезни!
- Стойте! - Из толпы выступил невысокий раб с жесткими светлыми
волосами. - Они звери, это так, но мы зверями быть не должны.
- Заткнись, Поэт.
- Добренький нашелся! Они-то тебя не жалели!
- Не нужна нам излишняя жестокость, - упорствовал светловолосый. -
Проткните его копьем, и все. Пусть в проклятый голубой рудник никогда
больше не ступит нога человека!
- Поэт прав, - сказал Ретобон. - Мы не звери. Покончить с ним сейчас
же!
Он махнул рукой в сторону Индибила и стражников. Так уж получилось само
собой, что Ретобон оказался вожаком у восставших.
Ущелье бурлило. Вырвавшиеся на волю рудокопы, плавильщики, каменотесы
разобрали оружейные склады, опустошили сарай с запасами продовольствия. Из
личного погреба Индибила вытащили пузатые пифосы с вином. Целиком жарились
на вертелах бараны из стада, принадлежавшего стражникам. Тут и там
горланили песни. Непривычная сытость и выпивка валили рабов с ног.
Ретобон и его друзья понимали, что это опасно: стоит прискакать сейчас
в ущелье отряду стражников с какого-либо из ближних рудников, и они
перебьют восставших, как кроликов. Но ничего Ретобон не мог поделать. Он
переходил от костра к костру, уговаривал рабов опомниться, доказывал, что
нужно выставить у входа в ущелье сильный заслон... Напрасно! За Ретобоном
плелся пьяный гигант-кантабр, нацепивший на голову шлем с высоким гребнем.
Он весело напевал на своем языке что-то тягучее. У одного из костров
кантабр увидел старых знакомых - Горгия и Диомеда.
- Грека! - рявкнул он и хлопнул Горгия по плечу так, что тот чуть не
подавился бараньей костью, которую как раз обгладывал. - Грека - воля -
хорошо!
Он размахнулся, чтобы и Диомеда по-приятельски хлопнуть, но тут его
занесло, и, потеряв равновесие, кантабр свалился рядом с Горгием. Он и не
сделал попытки подняться на ноги, почти сразу же захрапел.
Ретобон пристально посмотрел Горгию в лицо. Ухмыльнулся.
- Здорово, грек. Не помнишь меня?
- Где-то видел я твои рябины, - сказал Горгий, - а где - не помню.
- В порту в винном погребе однажды сидели, - напомнил Ретобон. - Тордул
еще заставил тебя пиво пить...
- Верно! Еще задушили вы там кого-то.
- Соглядатая, - кивнул Ретобон. - Как же ты очутился тут? Тебя же
Аргантоний на обед к себе позвал. Поругались вы, что ли?
Горгий коротко рассказал печальную свою историю.
- Вот как, - задумчиво проговорил Ретобон. - А я и не знал, что
Миликона прикончили... Предательством тут пахнет, клянусь Быком. - Он
почесал одной ногой другую, ноги у него были босы и черны от грязи. -
Похоже, что Миликон предал нас. Уж очень быстро нас похватали... будто
поджидали у крепостных ворот...
- Ты бунтовал вместе с Тордулом? - спросил Горгий.
- Мы дрались вместе. Потом нас всех пригнали на голубой рудник, а
Тордула оставили. А куда он подевался - не знаю.
И тогда Горгий рассказал про Счастливчика Тордула. Ретобон, присев на
камень, слушал его, неподвижно уставив взгляд в пляшущий огонь, опираясь
обеими руками на меч.
- Значит, уехал в тот самый день, как папаша его стал царем? -
переспросил он, когда Горгий умолк.
- Царем? - изумился грек. - Да ты шутишь, рябой.
- Какие там шутки. Он сын Павлидия. Сам он уехал или силой увезли? Не
знаешь... Хотел бы я знать... - Ретобон опять задумался.
Рядом затеяли игру с шлемом, свалившимся с головы кантабра. Рабы с
хохотом поддевали шлем ногами, перекидывались.
Вот кто, значит, покровительствует Тордулу, думал Горгий: сам Павлидий!
Ну и ну, с царским сынком, можно сказать, хлебал из одной миски...
Кто-то сзади произнес заплетающимся языком:
- От этих... которые с рудника... подальше держись. Заразные они...
Горгий напряженно соображал, как теперь быть. Одно ясно: надо поскорее
отсюда убираться, пока выход из ущелья открыт, пока снова не заневолили.
Вот только куда идти? Путь в Майнаку закрыт. Гемероскопейон? Есть ли туда
дорога? В этой дикой стране заблудиться ничего не стоит. С голоду
подохнешь. Или от жажды... Пробраться тайком в Тартесс, разыскать Тордула,
попросить, чтоб замолвил перед папашей словечко? Опасно, опасно... Если
даже и доберемся, то простит ли Павлидий? Простить - это значит
признаться, что сам он, Павлидий, велел убить Миликона. Вот если бы Эхиар
стал царем Тартесса...
Горгий испытующе посмотрел на рябого. Ретобон все сидел перед огнем,
глаза у него слипались, острый подбородок уткнулся в раздвоенную рукоять
меча. Может, они и впрямь заразные, эти, с рудника?
- Ты спишь? - сказал Горгий. - Послушай, есть тут в плавильне один
старый раб...
И он рассказал Ретобону, как Тордул всюду искал раба с царским знаком
на груди и как он, Горгий, обнаружил этот знак у Молчуна.
С Ретобона мигом слетела сонливость. Он вскочил, потребовал немедленно
разыскать Молчуна. Хорошо, что Полморды был тут как тут, слушал по
привычке чужие разговоры.
- Молчун в своем сарае, - сообщил Полморды. - Сам видел, как он туда
пошел.
Дверь сарая оказалась на засове. Ретобон навалился плечом - дверь
заскрипела, подалась. Тут же перед вошедшими выросла темная фигура.
- Назад, - глухо сказал Молчун.
За его спиной дымил горн. В красноватой мгле Горгий успел заметить
сколоченный из досок стол и несколько сосудов разной величины на нем.
- Я Ретобон. Я вывел рабов из рудника голубого серебра. Мы свободны. Ты
тоже теперь свободен, старик.
Да пошлют ему боги просветление, подумал Горгий, всматриваясь в
бесстрастное лицо Молчуна.
- Назад, - повторил Молчун, надвигаясь.
Ретобон и Горгий попятились. Молчун вышел вслед за ними из сарая,
плотно прикрыл дверь и прислонился к косяку.
- Кто станет теперь добывать голубое серебро? - спросил он.
- Никто, - ответил Ретобон. - Горные духи не будут больше губить людей.
- Плохо. - Молчун покачал головой. - Надо копить голубое серебро.
Один из друзей Ретобона зло выкрикнул:
- Тебе надо, так иди добывай сам!
- Еще мало накоплено, - упрямо сказал Молчун.
- С нас хватит, - отрезал Ретобон. - Послушай, как твое имя?
Старик не ответил. Бормотнул что-то под нос, толкнул дверь, намереваясь
войти в сарай. Горгий понял, что наступило решительное мгновение, угодное
богам. Он заступил старику дорогу и быстрым движением рванул рубище с его
плеча. Молчун выпрямился, по его тусклым, как бы мертвым глазам пробежал
огонек гнева.
Ретобон впился взглядом в знак-трезубец под выпирающей ключицей.
- Царь Эхиар! - закричал он радостно. - Истинный царь Тартесса! Мы тебя
нашли!
От костра к костру переходили Ретобон и его друзья. Рассказывали рабам,
как много лет назад верховный жрец Аргантоний не дал вступить на престол
законному наследнику Эхиару, обманом и силой захватил трон тартесских
царей, а самого Эхиара, лишив имени, навеки бросил на рудники. Теперь
Эхиар найден по тайному знаку на груди. Настало время восстановить
справедливость: Павлидий не царского рода, он не имеет права на престол.
Это право имеет лишь Эхиар.
Рабы слушали, поплевывая и почесываясь. Кто соглашался, а кто и
возражал:
- Может, оно и так, да гнилая рыба не слаще тухлого мяса. Нам-то что за
дело, кто будет сидеть на престоле?
- Вы, лишенные разума! - горячились друзья Ретобона. - Царь Эхиар сам
изведал рабской доли, он будет благоволить рабам. Он отпустит вас по домам
и даст вам вдоволь пищи!
- Так уж и отпустит, - опять чесались сомневающиеся. - Кто-то ведь
должен добывать медь и серебро?
- Верно, - ответил Ретобон. - Царь Эхиар разгромит гадирцев и заставит
работать на рудниках военнопленных.
- Это еще разгромить надо...
- Тьфу на вас, безмозглые!
- Эй, послушайте! - кричал Нирул, светловолосый рудокоп, известный под
кличкой Поэт. - Разве вы не слыхали от дедов, как было в старину?
Тартесситы жили, как все, они сами выбирали вождя, и старейшины решали
дела племени. Они в честном бою добывали иноплеменных рабов...
- Знаем! - гаркнули из толпы. - Тартесситы захватили нашу землю,
цильбиценскую!
- Илеатов побили!
- Да поймите же, это были честные войны, и побеждал тот, кто сильнее! -
кричал, надсаживаясь, Нирул. - Так было всегда! А потом пришли с моря
проклятые сыны Океана, они стали заводить свои порядки. Заставили
тартесситов поклоняться своему богу и копить никому не нужное голубое
серебро. Они возвысили недостойных, а теперь дошли до того, что стали
обращать в рабство своих сограждан, нас, тартесситов...
- Не то говоришь, - шепнул ему в ухо Ретобон. - Не надо про сынов
Океана. Эхиар-то ведь тоже их потомок.
Нирул озадаченно хлопал белесыми ресницами: ох, и перемешалось все в
Тартесском государстве...
А рабы меж тем орали:
- Нам-то что за дело до вашего Тартесса!
- По дома-ам!
Гигант-кантабр, окруженный горцами-соплеменниками, ревел во всю глотку,
что надо идти на проклятый Тартесс, разграбить его и разрушить до
основания. Рабы-тартесситы, опасаясь за свои семьи, истошно кричали:
- Не пускать дикарей в Тартесс! Лучше перебьем их на месте!
Страсти накалялись. Уже какой-то горячий лузитанин в войлочной шапке
замахнулся секирой на столь же пылкого тартессита. Тартессит схватился за
меч. И хотя Ретобон и его друзья срывали голос, пытаясь унять драчунов,
драка неминуемо переросла бы в страшное побоище - если бы не случай. В
ущелье на рысях влетел отряд стражников с ближнего рудника: кто-то, видно,
донес туда весть о бунте. Распри прекратилась сама собой. Рабы встретили
стражников градом камней и метательных копий. Мало кому из стражников
удалось ускакать, да и за теми пустились вдогонку рабы, улюлюкая и колотя
лошадей босыми пятками.
- Вы сами видите, - надрывался Ретобон, - нельзя терять время! Все
погибнем, если не покончим с распрей! Эй, запрягайте лошадей, грузите
оружие и пищу! Разбирайтесь по дюжинам, выбирайте старших! Царь Эхиар
поведет нас на Тартесс! Слава царю Эхиару!
- Сла-ва-а-а! - вторили одни.
- Долой! - орали другие. - Он чокнутый!
- Я честный гончар, - слышалась скороговорка Полморды. - Я всегда
исполнял законы, а против господ никогда не шел. Зачем нам другой царь?
Вот если помрет Павлидий, тогда, конечное дело, и Молчуна можно... этого
то есть Эхиара...
А в это время царь Эхиар, далекий от страстей, кипевших вокруг его
имени, в своем сарае раздувал огонь в горне ручными мехами, помешивал
горячий расплав в глиняном сосуде, бормотал в свалявшуюся седую бороду:
- Еще больше, еще немного... Отделить огонь от земли... силу от огня...
Помогите мне, тени царей Океана, будьте со мной!..
К сараю подошел Козел со свертком под мышкой.
- Я принес царю Эхиару достойную одежду, - объяснил он людям, которых
Ретобон поставил для охраны царя.
- Ого! - сказал один из охраны, развернув сверток. - Где добыл?
- В доме Индибила. Пустите меня, почтенные, к Ослепительному!
Он постучал в дверь. Эхиар не откликнулся. Он осторожно снял сосуд с
огня, слил что было сверху в другой сосуд, к густому остатку на дне
добавил щепотку порошка и снова поставил на огонь.
- Пусти меня, Ослепительный, впусти недостойного раба, - скулил под
дверью Козел. - Я принес тебе белые одежды...
- Огонь от земли... Силу от огня... - невнятно доносилось из сарая.
Подошел Ретобон с тяжелым двуручным мечом на плече. Ногой, обутой в
поножи и боевую сандалию, ударил в дверь, сорвал ее с ветхих кожаных
нетель.
- Царь Эхиар, - сказал он решительно, - веди нас на Тартесс, твой трон
ожидает тебя.
Старик вскинул на него затуманенный взгляд, отблески огня играли на его
изуродованном лице.
- Еще мало голубого серебра, - внятно сказал он. - Надо больше... еще
немного...
- Хватит, - отрезал Ретобон. И закричал, обернувшись: - Эй, царские
носилки сюда!
Шла, катилась с гор, громыхала повозками, гомонила многоязычной речью
лавина взбунтовавшихся рабов. Рудник за рудником, поселок за поселком
вливались в войско. Скакали во все стороны гонцы на запаренных лошадях,
громкими криками сзывали людей:
- Истинный царь Тартесса Эхиар, Ослепительный, прощает долги и записи!
Он дает волю рабам! Идите к нам, идите вместе с нами на Тартесс! Смерть
Павлидию, слава царю Эхиару!
Неудержимо и грозно катилось с гор воинство - к устью реки, к синему
Океану, к великому, ненавистному и любимому городу Тартессу. Впереди конь
о конь с Ретобоном ехал с тяжелым копьем наперевес могучий волосатый
кантабр. Далеко окрест разносился рев тысяч охрипших глоток:
- Слава истинному царю Эхиару!
- Понятно, какой металл вы называете голубым серебром.
Но для чего оно нужно правителям Тартесса?
- Разрешите ответить на вопрос вопросом. Для чего
фараоны тратили десятки лет и тысячи жизней на сооружение
пирамид? Для чего римляне заставляли население завоеванных
областей возводить колоссальные портики? Для чего на
острове Пасхи вырубали каменными топорами из цельных скал
огромные статуи?
- Выходит, накопление голубого серебра столь же
бессмысленно, как сооружение пирамид?
- Бессмысленно - не то слово. С точки зрения фараона,
строительство пирамиды, как выражение идеи его могущества,
имело огромный смысл. Возможно, когда-то и властители
Атлантиды копили голубое серебро с определенной целью.
Впоследствии цель забылась, затерялась, но остался ритуал.
- Опасное, опасное это занятие...
15. ГОНЕЦ ПАВЛИДИЯ
Ретобон сидел на каменистой осыпи, уперев подбородок в раздвоенную
рукоять меча, и поджидал гонца Павлидия. Отсюда, с холма в северо-западной
части острова, был хорошо виден Тартесс. Прямо на юг - крепостные стены,
за ними высились мрачный, увенчанный гребнями царский дворец, серебряный
купол храма, темно-серая башня Пришествия. На востоке, за лесом, - главная
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг