Я, верно, болен: на сердце туман,
Мне скучно все - и люди и рассказы.
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман),
Мой предок был татарин косоглазый,
Свирепый гунн... Я веяньем заразы,
Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены:
Вот океан весь в клочьях белой пены,
Закатным солнцем залитый гранит,
И город с голубыми куполами,
С цветущими жасминными садами,
Мы дрались там... Ах, да! Я был убит.
Николай Гумилев. Сонет
Беспризорники были жуткими созданиями... Считалось, что с детдомовцами
связываться опасно, но беспризорники - те были еще хлеще. Они никогда не
ходили по одному, напротив, всегда сбивались в стаи, и их действия очень
напоминали тактику стаи бродячих собак, опасных своим знанием человеческих
слабостей.
Если ты видишь, идя по городу, лениво бредущего или просто сидящего на
мостовой неумытого мальчишку, одетого в жуткие обноски, - знай: это
разведчик. Там, где есть один, - найдется и другой, а поблизости, глядишь,
и вся стая, поджидающая удобного случая чего-нибудь стащить. Вожаком
обычно был самый сильный, хитрый и сообразительный. Каждая стая имела свою
территорию и ревниво оберегала ее от других. Самым хлебным местом,
конечно, считался рынок, и из за него происходили постоянные столкновения.
Доходило и до поножовщины. Детдомовских беспризорники особенно не любили,
возможно потому, что многие в детдоме были когда-то такими же, как они.
Хотя, может быть, беспризорники просто видели в них конкурентов. Сашка
знал, что некоторые из его одноклассников приворовывают...
Эта шайка была не очень большой - человек десять, если считать без тех,
кто стоял на шухере. Несмотря на это, Сашке очень не хотелось с ними
связываться, тем более что они были в агрессивном нестроении - колотили
кого-то. Он уже начал было сворачивать за угол, помня слова отца о том,
что настоящий воин всегда сам выбирает место для своей битвы, а эта явно
была чужая.
Однако что-то вдруг заставило его остановиться. И забыть о желании
свернуть за спасительный угол... Заслоненное лохмотьями беспризорников, в
центре драки металось какое-то красное пятно. Красная майка! Настоящая
футбольная майка, которой так гордился его друг Юрка. Никто не знал,
откуда он ее раздобыл...
Мгновения слились в какой-то странно замедленный фильм. Сашка дико завыл,
подражая волку. Стая шпаны на миг замерла, прекратив обрабатывать Юрку. В
следующем кадре Сашка уже был рядом с ними и с разбегу ударил ближайшего
локтем правой руки в ухо. Тот полетел кубарем. Противник слева начал
оборачиваться и, получив удар левым локтем в висок, рухнул вслед за
первым. Сашка схватил Юрку за драгоценную майку и отшвырнул себе за спину.
Что-то жалобно затрещало. Прямо перед ним возникла дикая рожа главаря с
волчьим прищуром. Сашка ударил его каблуком в челюсть. Он понятия не имел
о самураях и французском боксе, просто дрался как уличный боец, используя
все возможности тела... Рожа главаря исчезла, но на ее месте возникла
другая, не менее грязная и дикая. Сашка влепил по ней с правой... и тут же
получил оглушительный удар по шее. Отмахнулся. Его перетянули колом вдоль
спины. Он развернулся, схватил этого, с колом, и швырнул через себя - силы
не занимать. Хлоп! В голове зазвенело как в колоколе. Кто-то отвесил ему
по уху. Он пошатнулся. Мимо мелькнула красная майка. Взметнулся
подобранный Юркой кол. Кто-то дико заверещал. Сашка пригнулся, пропуская
над собой что-то опасное, ухватил противника за ноги, ударил плечом в
живот. Тот опрокинулся. Зазвенел по брусчатке выпавший из рук кусок
арматуры. Сашка потянулся за ним и получил чувствительный пинок в корму.
Удары посыпались со всех сторон. "Только бы не достали заточки..." Мысль о
смерти странно отрезвила его. Но арматурина уже была в руках...
Откуда-то из глубин памяти всплыл отец посреди двора, ранним утром
упражняющий, "серебряный дождь". Шашка пляшет, окутывая тело завесой
стальных бликов. Воздух шелестит и рвется... Он услышал странное гудение,
удаляющийся топот и крики. Потом, уже начав осознавать, где находится, он
понял, что тело само по себе, не желая умирать, выполняет тот самый
"серебряный дождь". В нем не было бликов и сияния - лишь мелькание ржавой
арматурины. Она и издавала этот странный гудящий звук. Сашка сделал усилие
и остановился, с удивлением глядя на свои руки. Он не мог этого сделать...
и все же смог. Но как?
В поле зрения возникла окровавленная, удивленно-счастливая Юркина
физиономия.
- Ну ты, брат, даешь! Никогда такого не видел. Они драпанули, как
деникинцы от Первой Конной!.. И спасибо тебе.
Он сжал Сашкино предплечье и виновато улыбнулся. Тот улыбнулся в ответ и
только теперь понял, что губы разбиты вдребезги. Внезапно нахлынуло
осознание, что в мире нет ничего важнее таких вот мгновений, когда друг
рядом и жив, а враги бегут.
- Кажется, я порвал твою майку... - проговорил он. Юрка заржал, и они,
поддерживая друг друга, пошли прочь, а то не ровен час в милицию заберут...
Арматурину Сашка не выбросил.
* * *
Он лежал на алтаре, погруженный в странный полусон-полуявь. Этот случай из
юности всплыл внезапно и с невероятной силой. Савинов успел уже позабыть о
нем. Война все изменила, заставила переродиться, пересмотреть ценности.
Единственный друг - Юрка погиб в отчаянном августе сорок первого. Его
самолет подловили "мессеры" над Петсамо "Петсамо - теперь Печенга, город и
порт на побережье Баренцева моря", когда он летал на разведку...
Осталась боль, но она притупилась, как если бы все это случилось с кем-то
другим, в иной жизни. Собственно, так оно и было... Образы всплывали из
неведомых глубин, роились в серебристом свете над алтарем, звали. Он видел
смутные формы, башни какого-то города, поле, сплошь заполненное сияющими
сталью войсками... Потом были исполинские глыбы льда, плывущие в море, и
вмерзший в одну из глыб парусник странной формы. Потом он увидел остров в
устье огромной реки, странно знакомый, и корабли викингов, идущие к
нему... В памяти всплыло название острова - Белый, а река... Это же устье
Оби! Прямо как на аэрофотоснимках...
* * *
Корабли шли с какой-то недоброй целеустремленностью, борт о борт,
нацелившись звериными ликами со своих форштевней на ближайший пляж. Над
пляжем вздымались скалы, и, на одной из них стояло несколько людей в белых
одеждах. За их спинами были видны купола и шпили какого-то большого храма.
Песок заскрипел под килями драккаров, и викинги стали прыгать через борта.
Мечи, - обнажены. Их вождь, рыжебородый детина, держал в руках здоровенный
топор. То, что случилось дальше, привело Савинова в изумление и ярость.
Кровавый туман закружился перед его глазами. Из него всплыл умирающий
старик с топором в груди, полыхающий корабль, мясорубка битвы... Клубы
тумана набухали и рвались, выпуская на волю все новые картины смерти. Вот
молодая девушка в растерзанном платье, убитая ударом меча. В мертвых
пальцах - рукоять ножа. Рядом труп викинга, что пытался ее изнасиловать...
Вот другая девушка, привязанная к алтарю. Здоровенный русобородый
насильник срывает с нее остатки одежды... Последний из стражей, вышедший
один против десяти и победивший их... только для того, чтобы вскоре
погибнуть... Викинг с двумя мечами, хищно склонившийся над связанной
девушкой... На миг из багровой мути возникли эсэсовцы в черной форме, с
закатанными по локоть рукавами, затем туман сгустился и он перестал
что-либо различать. А потом он почувствовал, что его куда-то несут.
Впрочем, может быть, и это только приснилось...
* * *
На каменистом пляже, рядом с дымящимися остатками "Ворона", выросла
сверкающая груда сокровищ. Воины столпились у кучи, ожидая справедливого
дележа, но Стурлауг был верен своему обычаю.
- Если мы погрузим все, что взяли, "Рысь" пойдет ко дну прямо у берега.
Значит, надо отобрать самые дорогие и легкие вещи. Дайн! Ты займешься
этим. Возьми людей, сколько считаешь нужным, и приступай немедленно!
Греттир! Выставь на скалах дозоры! У нас мало времени! Скоро те, кто
покровительствует этому храму, узнают о случившемся, и тогда нам надо быть
подальше отсюда! Остальные займутся погребением павших. Все, что мы не
сможем взять с собой, - оставим здесь. В курган много класть нельзя -
иначе враги разроют его, чтобы вызволить свои святыни!
Хирдманы с ворчанием принялись за дело. Им жаль было оставлять несметные
богатства, которые уже побывали в руках. А сколько еще осталось в храме!
Но они понимали - хевдинг прав. И с детства помнили притчу о жадной
собаке, которая сожрала больше, чем могла переварить.
Хаген смотрел, как слаженно работают воины. Позабыв о ранах, они таскали
на борт "Рыси" бочонки с водой, свежее мясо, солонину, овощи,
позаимствованные в храмовых кладовых. Переносили раненых, - некоторых,
особо тяжелых, пришлось добить, - они бы не вынесли обратной дороги по
неласковому Студеному морю. Тела павших укрыл курган - вытянутая каменная
насыпь, своей формой повторявшая очертания драккара. Его увенчала
обугленная носовая фигура с "Ворона". Черная от копоти птичья голова
теперь будет вечно смотреть на Закат, в сторону родной земли. Смотреть,
пока не сдастся напору времени крепкое просмоленное дерево или чья-то
мстительная рука не осквернит могилу. Убитых стражей и жрецов снесли во
двор храма. И аккуратно положили под стеной. Нужно уметь уважать отважного
противника. Хевдинг приказал оставить мертвым врагам оружие, за
исключением самого драгоценного. Похоронить их с почестями - не было
времени. Это сделают те, кто скоро заявится сюда, чтобы наказать дерзких
пришельцев. Что ж, прощайте, Стражи! Встретимся в Вальхалле!!!
Хаген постоял немного над телом того воина, который в одиночку уничтожил
десяток Скьяльви. "Ты был храбр, - сказал убитому викинг. - Для меня было
честью сразиться с тобой! Жаль, что я никогда не узнаю, что значили твои
последние слова. Прощай!" Мертвый не ответил. Его дух был уже далеко...
Когда он спустился к берегу, все уже было готово к отплытию. Солнце низко
склонилось к горизонту. Золотая дорога, сотканная его лучами, сияла на
воде. Это - путь домой. Небо очистилось, ветер переменился и теперь будет
исправно наполнять парус "Рыси", возвращающейся из похода... Пора! Все
готово. Почти все...
Пленниц согнали к самой воде. Растерзанных, полуголых. Воины деловито
осматривали их, выбирая самых красивых, чтобы забрать с собой. Остальные -
пусть остаются! Жрица, которую выбрал Хаген, стояла чуть в стороне,
закутанная в его плащ. Он уже знал, что девушку зовут Сигурни. И что она
ненавидит его. И боится. Боится одного Хагена, потому что ее чары не
властны над ним. Он возьмет ее с собой...
Однако Стурлауг решил иначе.
- Убейте их! - его приказ прозвучал над берегом словно вороний грай.
Хирдманы замерли. Им показалось, что они не расслышали слов хевдинга. Воин
не убивает без нужды! В воздухе повисла тишина. Только ветер печально выл
в скалах, да чайки кричали над рокочущими волнами.
- Но зачем?.. - спросил наконец Греттир. - Мы ведь можем их продать в
Бирке. Они хороши собой и непокорны, - арабы ценят таких!
- Они все - жрицы, колдуньи и принесут нам беду, нашлют проклятье! Возьмем
ли с собой, оставим ли здесь - оно настигнет нас! Их чары уже завладели
вами - раз вы хотите их взять на борт "Рыси", где, кстати и так мало
места! Поэтому их нужно убить, немедленно, пока они не успели сделать
что-нибудь похуже! И в первую очередь - ту, что околдовала Торира... Ну
же! Вы воины или плаксивые старухи?!
Греттир пожал плечами и потянул из ножен меч. Хевдинг знает, о чем
говорит, - его ведет сам Один!
Хаген услышал слова отца, когда проверял - правильно ли закреплен на
палубе груз. Он даже не сразу понял, о чем тот говорит. И лишь шелест
клинка, покидающего ножны, каким-то образом заставил Хагена осознать
происходящее. Следующее свершилось как-то помимо его сознания.
- Сто-о-ой!!!
Мечи сами рванулись в руки. Хаген не помнил, как прыгнул за борт, как
мчался к берегу, поднимая фонтаны брызг. Ему лишь почудилось, что он бежит
прямо по гребешкам волн. Греттир все так же медленно вытягивал меч из
ножен, словно единый миг растянулся до бесконечности. Под сапогами
заскрежетала галька. И когда клинок наконец покинул свое убежище, путь ему
преградили мечи Хагена. Греттир от неожиданности отступил на шаг и опустил
оружие. Сын вождя стоял перед ним, возникший словно из воздуха, закрывая
собой золотоволосую жрицу и ее подруг.
- Вы не убьете их! - Хаген сам не понимал еще, почему он так поступает.
Жизнь рабыни - ничто. Но по какой-то неясной ему причине - в этот раз было
не так.
- Хаген! - голос Стурлауга зазвенел от изумления и гнева. - Отойди! Ты
позоришь себя перед воинами. Ведьмы должны умереть! Только тогда мы сможем
вернуться домой живыми!
- Нет, отец! - слова рождались на губах со странной легкостью, как будто
кто-то другой, неизмеримо более мудрый, чем сам Хаген, произносил их. - Их
нельзя убивать! По той же причине, по которой ты запретил осквернять трупы
врагов! Если мы убьем их - тогда месть настигнет нас, где бы мы ни были!
- Я никого не боюсь!!! - Стурлауг побагровел от ярости. - Отец Дружин
защитит нас! Отойди, говорю тебе, и не мешай Греттиру!
- Если ты так уверен в Его защите, тогда зачем убивать женщин? - Хаген
упрямо смотрел в глаза отца. - Как раз это и недостойно воина!
Уже весь хирд собрался у кромки воды, испуганно следя за спором отца и
сына. Ссора вождей перед выходом в море - очень плохая примета. Стурлауг
возвышался на носу "Рыси", глаза его метали молнии, рыжая борода свирепо
топорщилась. В этот миг он живо напоминал Тора, буйного бога Грозы.
- Ты обвиняешь меня в трусости!? Меня!!?
- Нет, отец! Но ты судишь поспешно. Если тебе нужны их жизни - сначала
убей меня!
- Ах ты, наглый... щенок! А ну - свяжите его и на борт! Потом остынет!
Воины неуверенно шагнули вперед, но Хаген резко вскинул мечи на уровень
глаз:
- Я не шучу! Первый, кто приблизится, - умрет!
Хирдманы остановились. Они видели - молодой вождь действительно не шутит!
Кому охота умирать, когда добыча уже на борту. Тем более что неизвестно,
кто ближе к правде - отец или сын... Греттир опомнился первым:
- Послушай, Ингольвсон! Зачем затевать ссору из-за баб? Пусть остаются
здесь. Да и не смогут они ничего! Мы же их попользовали, а это, говорят,
отнимает у ведьм силу!
Хирдманы одобрительно загалдели.
- Это не все! - голос Хагена перекрыл шум. - Жрицы останутся здесь, но
одна, вот эта, - клинок указал на Сигурни, - пойдет со мной! А если ты,
отец, запретишь, я останусь здесь...
Снова упала тишина, звенящая, душная. И опять лишь волны пенились,
вгрызаясь в берег, и стенали чайки. Хаген стоял неподвижный, будто
высеченный из камня. И мечи в его руках не дрожали. Стурлауг долго смотрел
на сына, словно не узнавая. Потом сплюнул в набегающую волну и произнес:
- Все на борт! Ведьму привязать к мачте, чтобы не напакостила чего...
Греттир! Разрежь остальным путы! Пусть проваливают, пока я не передумал. И
пошевеливайтесь!!!
* * *
Ольбард смотрел на спящего. Лицо вождя было суровым, но человек, хорошо
знавший князя, сказал бы, что тот удивлен. Ольбард предвидел, что этот
странный воин, удивительным образом оказавшийся в его дружине, пойдет
следом за ним. Сила позвала его. Удивляло другое. Место, в котором они
находились, было Храмом Древних. Во времена его создания мир был юн и
Могущества жили в нем бок о бок с людьми. Теперь все иное. Люди страшатся
Силы. Они забыли... Ольбард знал храбрость своих воинов, но он также знал,
что большинство из них ни за что не согласились бы войти под эти своды, а
остальным это стоило бы большого усилия. О таких местах идет мрачная
слава...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг