- Мы с другом...
- Без друга.
- Это грубое насилие.
- Разумеется.
Атташе гордо вскинул голову, с треском закрыл зонт и, хлопнув дверью
лимузина, отбыл.
Комитетчик достал телефон, набрал номер.
- Товарищ полковник, объект на контакте. Даю, - протянул трубку
Игорьку.
- Слушаю вас, Любимов, - сказал Игорёк.
- Игорь Святополкович, - голос Любимова был более чем энергичен. -
Давайте забудем обо всех недоразумениях. На карту поставлена судьба
Отечества. Судьба России. Не знаю, как уж вы исчезли с квартиры Зверя, что
уж там у вас было с ним, но сейчас это не имеет значения. Я взываю к вашему
патриотизму и надеюсь, что наши договорённости остаются в силе.
- Полковник, вы скажите, что от меня требуется. Где Зверь? У
Тредиаковского? Где дом Тредиаковского?
- Вы правильно мыслите, Игорь Святополкович, - в голосе Любимова
звучало нескрываемое облегчение. - Тредиаковский совсем рядом, в Жуковке.
Где-то там и Зверь.
- Я найду. Тредиаковского спасать?
- Это как вам заблагорассудится. Нам нет дела до Тредиаковского.
Привезите Зверя. Я открываю вам карты. До полуночи остаются считанные часы.
Время Вавилона истекает. Мы должны передать Источник.
- Есть достойная кандидатура? - усмехнулся Игорёк.
- Так точно. Его уже везут. Встреча, предположительно, в двадцать три
ноль-ноль на пересечении Рублёвки и МКАДа.
- Обещать ничего не стану.
- Понимаю. Мы надеемся на вас. Передайте трубку лейтенанту.
В Жуковку микроавтобус с бойцами спецназа въезжать не стал.
Остановился перед самым шлагбаумом "закрытой зоны". БМВ с Игорьком,
благодаря удостоверениям комитетчиков, углубился в элитный сектор деревни и
остановился прямо напротив ворот жилища олигарха. По периметру железной
ограды забора горели матовые белые фонари. Игорёк вгляделся в контуры
особняка. "Тредиаковский - олигарх со вкусом", - отметил он. Двухэтажный
кирпичный особняк в строгом викторианском стиле, без популярного у
нуворишей архитектурного кровосмешения.
- Одноэтажное строение за воротами - помещение для охраны, - объяснил
лейтенант.
- Понял, - ответил Игорёк. - Ждите.
Створки ворот были приоткрыты, так что мог пройти человек. Охрана в
караулке лежала без признаков жизни, все четверо. Впрочем, в караулку он и
заглянул-то скорее для проформы, заранее зная, что увидит. Зверя и хозяина
коттеджа следовало искать там, в доме, в каминной зале.
Тредиаковский, человек с длинным носом и угрюмыми карими глазами,
сидел сбоку от камина, привязанный к массивному венскому стулу чёрного
дерева. Рот его был залеплен скотчем. А Серый помешивал кочергой угли.
- Привет, Серый, - с порога объявил Игорёк.
Серёга поднялся с корточек, глянул недружелюбно.
- А кого я на свой финач нанизал? - спросил он.
- Представляешь, Серый, не меня. Есть такое место во Вселенной,
называется Зазеркалье. Этот был оттуда, вылитый мой дубль. Ты же меня
знаешь, меня развести - как два пальца об асфальт. Вот дубль и развёл. Я
там остался, а он сюда - права качать. Ты же меня знаешь, я своих товарищей
не убиваю.
- Во сне ты и вправду был мирный. А в Вавилоне не очень. Хоте л меня
замочить?
- Иштар околдовала. Эх, Серый, как она меня об-манула... Я ведь больше
никому не могу поплакаться. Никто ведь не поверит. А ты поверишь. Да я тебя
за одно только это не стал бы убивать.
- Знаешь, клавишник, всё-таки лучше перестраховаться.
Серый потянул из кармана спецназовский ГШ-18, пробивающий любой
бронежилет, и два раза выстрелил.
Игорька качнуло. С некоторым недоумением Игорёк отметил, что ему
больно. В пиджаке, на уровне сердца образовались две дырки. Игорёк полез во
внутренний карман, вынул продырявленный паспорт и показал Серому.
- Вот видишь, всё путём.
- Вижу, - хмуро ответил Серый.
- Только, знаешь что, Серёга. Больно мне было отчего-то. И в Вавилоне,
согласись, я только что-то там хотел, а ты меня вырубил реально. И в
Снотворении вырубил. Что-то с тобой не так. Ты пойми, меня вообще-то могут
вырубить только иллюзорщики, а это страшные сущности. Они выше
Реализованных.
- О Реализованных я кое-что слышал от Володи. Кстати, ты его не видел?
- Ты уже спрашивал.
- Ну не тебя же. Выпить хочешь? Буржуйского вискарика?
- Ну, давай, за встречу, - подходя к столу, уставленному напитками,
сказал Игорёк.
Связанный олигарх следил за ними совершенно безумным взглядом.
Игорёк отхлебнул из широкого стакана вискаря со льдом, скривился.
Повернулся к Тредиаковскому:
- Мартини есть?
Тот замычал, показывая глазами куда-то вбок.
- Мартини - напиток женский, - рассудительно заметил Серый.
- Ничего, что женский, нам нравится, - приговаривая, Игорёк открыл
дверцу массивного антикварного буфета, добыл оттуда бутылку "Чинзано". -
"Чинзано" нам тоже сгодится. Не предлагаю, - кивнув Серому, свинтил крышку,
вытянул дозатор и сделал пару глотков прямо из горла. - Очень хорошо.
Серый, ты почему меня всё время вырубаешь?
- Не знаю. Я после Вавилона изменился. Научился уметь то, чего раньше
никогда не умел. Даже маги Египта не смогли меня научить большему. А сейчас
сила прямо играет. Если бы Володю встретить, он бы объяснил, конечно, если
бы захотел.
- Да, Володя, он такой, - глубокомысленно заметил Игорёк, усевшись на
свободный стул. Сделал ещё несколько глотков. - Я так и не понял, на кого
он играет.
- Что здесь непонятного? Сам на себя.
- Не скажи. Я о мироздании много чего интересного узнал. Свою игру не
поведёшь. Помнишь разговор про Армагеддон? Тебя ещё Володя спросил, на чьей
стороне собираешься.
- Помню, - нехотя ответил Серый.
- А ничейной-то стороны и нет. Такие дела, брат.
- Быстро же ты ума набрался, клавишник, - Серый снова присел перед
камином, откинул стекло и принялся помешивать угли.
- Что ты планируешь с этим? - Игорёк показал бутылкой на олигарха.
- Засуну ему кочергу в глотку.
- Ну-ну. В Снотворении, значит, хотел попотчевать часами его ментала.
Ты и вправду зверь. Может, сохраним ему жизнь?
- Это мне решать.
- Если бы меня здесь не было, тогда тебе. Но я же здесь. От этого
факта нам не уйти, - Игорёк снова приложился к бутылке.
- Пускай без кочерги. Но убью, по-любому. Он слишком много услышал.
- А я ему память сотру. Я знаю как. На уровне астрального тела. Мне
это легко. Может даже совсем забыть, что он - Тредиаковский. Номера счетов
позабудет. Цирк начнётся. Оцени.
- Оценил, - угрюмо произнёс Серый. - Мы с тобой, типа, клоуны. Шоу
Бенни Хилла.
- Тогда так. Этот вечер он забывает, а все сбережения отдаёт
государству. Как тебе такое, Серый?
Тот ухмыльнулся.
- Уже интереснее. Тогда пускай ещё в тюрьму садится. Сбережения - это
мелочь. Главный интерес - "Нефтеюганск". Пускай сам государству отдаст.
Тогда не убью.
- Ну с Резовским ты же как-то договорился. Ведь это была твоя работа?
- Меня попросили не убивать. А так, я бы его...
- Зачем ты их убиваешь? Тебе ведь деньги неинтересны.
- Империю строю. Никто не строит. А я строю. Для начала нужно, чтобы
такие упыри, как этот, не мешали, - Серый люто глянул на Тредиаковского.
- Полковник Любимов с группой "Русский Ковчег" тоже строит.
- Это они заслали твоего дубля?
- Только не мочить. Хотят они царя сажать на трон. Источник силы пока
что при тебе.
- Ну-ну. И сейчас где-то здесь пасутся?
- Сейчас, - Игорёк глянул на бронзовые каминные часы, - десять минут
одиннадцатого. Нас будут ждать в одиннадцать на пересечении с МКАДом. Туда
же подвезут и претендента.
- Кто претендент? - в глазах Серого блеснул огонёк интереса.
- Пока не знаю. Ты как, согласен? Я им ничего не обещал.
- Знаешь, клавишник, а поехали.
- Тебя могут убить.
- Вот и проверю. Должен же я знать пределы своей силы.
- С огнём играешь.
- С людьми, - презрительно сплюнул Серый. - Давай, вырезай ему память.
Игорёк опустил бутылку на пол. И, подойдя к Тредиаковскому, положил
раскрытую ладонь ему на заты-лок. Тредиаковский издал короткое мычание,
голова его дёрнулась и бессильно упала на грудь.
По Московской кольцевой автостраде мчался сквозь дождь чёрный
представительский "Мерседес". Сорванный среди ночи писателем Захановым
лидер ведущей левой партии России тяжким взглядом буравил небольшой участок
трассы, выхваченный из темноты светом противотуманных фар. И с раздражением
думал, что после девяносто шестого года будущее для него ограничено вот
таким мутным пятном света, за которым только мрак. Успел он уже
притерпеться к гнусной мысли, что власти в стране ему не видать. Уже и
деньги у Тредиаковского стал брать на борьбу с олигархическим режимом, уже
нещепетильно включает в партийные списки всякий новорусский сброд, одним
словом, махнул рукой на своё место в истории, на образ свой в глазах
потомков.
И вдруг оказывается, что всё можно переменить за какие-нибудь
пару-тройку часов. Приходит Заханов и, ссылаясь на самые наимистичнейшие,
самые что ни на есть метафизические источники, от имени наисекретнейшей,
что твоя масонская ложа, структуры "Русский Ковчег", зовёт на царство.
После всех разочарований и унижений, готов он был схватиться и за
оголтелую мистику. Терять нечего. Это тебе не танковую дивизию поднимать и
гнать на Красную площадь: расстреливать стены Кремлёвского дворца и брать
штурмом Администрацию президента. И ждать, что танкисты прямо на марше
предадут тебя. Нет, мы, лишь когда подобные сильные ходы недоступны,
изображаем толерантную оппозицию. Пускай журналюги зубоскалят, мол,
политики только изображают оппонентов, а на самом деле все из одной руки
кормятся, в одни школы и вузы детей отдают, на одних курортах яйца парят.
Нет, ты мне покажи хотя бы малую, но реальную возможность всё здесь
перевернуть - и переверну.
Заханов, сидевший рядом, пребывал в несколько ином настроении,
приподнято-воодушевлённом, наступательном. Ход событий последних дней,
казалось ему, лишь подтверждал его прогнозы и понимание глубинных процессов
бытия. Всё складывалось одно к одному. Информация об Источнике Силы
оказалась верной, а значит, его мистический информатор не был галлюцинацией
или плодом воображения. И группа "Ковчег" действительно работает под
патронатом Русских Богов. И грозная метафизика истории проворачивает свои
колоссальные шестерни в нужном направлении.
"Пространства имеют свойства шевелиться, - думал он, - на какое-то
время они застывают и превращаются в гигантские мировые кристаллы, где
грань одного кристалла точно и блистательно сопрягается с гранью другого,
соседнего. Но внутри этих гигантских кристаллов остаются жидкие,
расплавленные ядра, в которых постоянно идёт кипение. В какой-то момент эти
ядра начинают вбрасывать в кристалл эманации, и кристалл плавится.
Пространство начинает расползаться, растекаться, шевелиться до следующего
похолодания, до следующей Ялты, следующего Версаля или Тильзитского мира.
Евразийские пространства по сей день представляют собой странных,
загадочных, горбатых геополитических монстров, которые двигаются,
сталкиваются, скрипят, и не видны контуры, в которых может остановиться это
движение... С момента, когда у этого великого земного магнита исчез один
полюс, прои-зошёл слом всего этого равновесия и началось геостратегическое
безумие. Земля заболела раком, у Земли возникли раковые опухоли, которые
метастазами распространились на различные районы мира... Политики полагают,
что у них есть инструмент, с помощью которого они могут остановить дрейфы
земной коры. Действительно, такие инструменты есть у политиков. Но у
великих политиков, таких, как Македонский, Чингисхан, Сталин. Для того
чтобы эти инструменты задействовать, нужны колоссальные ресурсы, нужно
понимание красоты геополитических построений".*
- Великие геополитические архитекторы не нуждались в удержании власти,
потому что они уже её достигли - абсолютного могущества, - сказал он вслух.
- С помощью Источников Силы они меняли ось симметрии мира, они ускоряли
вращение земли, и это были великие метафизики. Геополитика или ощущение
пространства, как ощущение времени - это метафизические категории, которыми
управляют только великие деятели.
- Красиво изъясняешь, Андрей Александрович, - отозвался лидер. - Да
только тебе вольно изъяснять, а мне действовать придётся.
- Я так и останусь литератором и редактором, скромным метафизиком
Земли Русской. А ты пройдёшь через великую трансформацию и станешь первым
царём новой России.
- Ну всё же не царём, - довольным голосом заметил лидер.
- С метафизической точки зрения - всё же царём, Андрей Геннадьевич.
Самодержцем.
- И, как Пётр Первый, головы рубить, - бросил Андрей Геннадьевич.
- Ничего необычного в этом не вижу. Есть категория смерти.
Человечество в том виде, в котором оно существует, это проекции смерти во
все формы человечес-кого поведения. Именно смерть как таковая - есть все
инстинкты. Вся культура, все мотивации человеческие направлены к тому,
чтобы смерть отодвинуть или в преддверии смерти что-то успеть совершить.
- В преддверии смерти? Куда ты меня везёшь, оракул? - хмыкнул лидер.
- Это естественные вещи. Смертны мы все, но креатуры загадочных и
таинственных сил - лишь единицы, и они творят историю.
- Ну а сам ты как к смерти относишься? Или думаешь жить вечно?
- Мне близки идеи Федорова. Это идеи великого мирового собора, когда
бессмертие достигается всеми живущими на земле, и за счёт огромных усилий -
и научных, и моральных, и религиозных, воскрешаются отцы. Что потребует
колоссальной аккумуляции энергий. Это бессмертие будет достижимо не только
через химию, физику, биологию и генную инженерию, а через огромный
колоссальный духовный акт, акт братства, примирения, акт любви, акт
блаженства. Россия здесь незаменима, потому что эта чаша рус-ских страданий
непомерна, грандиозна, и русская беда, боль, страдания, русский апофеоз
мученичества - он абсолютно необходим как фермент.
- Философ, - заключил Андрей Геннадьевич. - Если бы не подтверждение
от Любимова, хрен бы я тут с тобой парился.
Наконец машина достигла пересечения с Рублёвкой и по виадуку съехала
вниз.
Под эстакадой кольцевой дороги, на обочине Рублёво-Успенского шоссе,
стоял БМВ с потушенными фарами. В нём находились Игорёк, Серый и полковник
Любимов. Молчали, полковник время от времени поглядывал на часы. О том, что
удерживает здесь Зверя, чем его уговорил Игорь Хромов, старался не думать.
Всё в руках Русских Богов, ход событий отмерен. До полуночи осталось менее
часа, и дороги назад нет.
Игорёк с сожалением думал, что лучше ему было уйти в лес. Пусты и
бесполезны великие надежды смертных. Одно лишь в этом бесполезном деле
хорошо - то, что эти надежды и впрямь великие. Пускай для Реализованных
сегодняшняя ночь - всего лишь очередной ход в большой шахматной партии, что
длится тысячи лет. Но для Любимова, его людей из "Русского Ковчега", и для
"спецов", что рассредоточились за деревьями и опорами эстакады, это - дело
их жизни. Не зарабатывание на жизнь, не прожигание жизни, не превращение её
в бесцельную суету.
Ну и потом, кому как не ему, приглядывать за Серым? Хоть тот и Зверь,
но всё же ставший уже близким человек.
Серый со скучающим видом глядел на приборный щиток и прикидывал, как
станет уходить, когда придётся уходить. Теперь что отказаться, что принять
участие в обряде - всё едино, кранты. Если сила изменит ему, то так тому и
быть. Интересно всё же знать, куда приведут его обретённая им сила и не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг