Михаил Величко
Звездный гость
(рассказы)
-----------------------------------------------------------------------
Сибирская жуть-2: Сб. рассказов / Сост. А.А.Бушков.
Красноярск: БОНУС; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. - 448 с.
ISBN 5-7867-0069-0 (БОНУС). ISBN 5-224-01587-1 (ОЛМА-ПРЕСС).
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru, http://zmiy.da.ru), 01.03.2005
-----------------------------------------------------------------------
Книга "Сибирская жуть-2" продолжает тему тех загадочных явлений, что
"не делятся на разум без остатка".
В ней представлены легенды, бывальщины, связанные с глухими уголками
сибирской земли, где надежно запрятано золото Колчака, на озерах слышится
рев реликтовых чудищ, а на таежные поляны приземляются летающие тарелки.
Любители этнографической экзотики найдут в книге подробный сценарий
шаманского камлания.
СОДЕРЖАНИЕ
НЛО в начале века
Звездный гость
Деревня Тишина
Райские кущи
Полет над галактикой
НЛО В НАЧАЛЕ ВЕКА
Я не знаю, то свет или мрак?
С.ЕСЕНИН
В детстве у меня была идеальная собеседница, моя бабушка, мать моего
отца. Я был старшим ребенком в семье. За мной появились два брата, и оба
умерли в конце двадцатых или начале тридцатых годов, когда мне едва ли
исполнилось пять лет. Ребятишки росли смышлеными, уже успели стать душевными
друзьями моими в детских наших играх. Я остался один, сильно переболев
вместе с братьями. Они ушли, я остался.
Потом в семье появилась девочка - мне шел седьмой год. Она, конечно же,
не могла стать наперсницей детских игр, дум и устремлений. Я был бы очень
одинок, если бы не бабушка. Прочитаю, бывало, что-то интересное для себя и
рассказываю бабушке, когда мы, скажем, грядку полем, горох-фасоль молотим,
за грибами, за ягодами в бор пойдем. До бора далеко, верст пять туда -
обратно, много чего наговоришь.
Я рассказывал бабушке, бабушка - мне. Она любила и умела рассказывать и
знала множество историй и сказок-былей Приенисейской Сибири. Бабушкины
предки строили в семнадцатом веке Красноярский острог, а в восемнадцатом -
Абаканский, ставший два века спустя местом моего рождения. Мне до боли жаль,
что не записал я бабушкиных сказок и былей, что не помню их. А ведь я потом
никогда и нигде не встречал тех старосельских сюжетов. Потеряны бабушкины
повести навсегда, пропали, утрачены безвозвратно.
В пятом-шестом классе я уже был начитанным человеком, в районной
детской библиотеке все книги перечитал, проглотил и переварил. И по
рекомендации заведующей, чуть ли не под ее расписку, перевели меня
торжественно в читатели взрослой библиотеки. И какие там были книги!
Я об этом потому рассказываю, чтобы вы поверили, что не только бабушка
для меня была значимым авторитетом, бабушка, неграмотный человек, которую я
не смог обучить чтению, но и я для нее стал уже кем-то, с кем можно
посоветоваться, чем-то сокровенным поделиться, что, может быть, уже не один
год и мучает, и волнует.
Однажды вечером в сентябре, когда все работы по хозяйству были
переделаны, мы сидели в избушке и я пересказывал своей слушательнице сюжет
какого-то фантастического произведения Герберта Уэллса. Время для того было
самым подходящим: ранние сумерки крались в сумеречную горницу, потемки
сгущались, мрак заполнял углы, запечье, полз под лавки и размещался там на
ночь. И тут бабушка мне, мне, отрицавшему всякую мистику, вдруг тихо так
говорит:
- А знаешь, Миша, мы с твоим отцом, с Федей, однажды чертей видели...
Близко... Вот как я тебя сейчас вижу...
- Ты что, бабушка! Чертей не бывает! - как всегда убежденно воскликнул
я. От такого моего безоговорочного неприятия мистического бабушка обычно
замыкалась, смолкала, не хотела мне рассказывать своих тайн. Но тут...
Наверное, сумерки сняли у нее смущение, она упрямо так говорит:
- А ты, мой дружок, сначала выслушай, а уж потом думай и решай, что к
чему. Я тебе ничего врать не стану, расскажу все так, как мы это с Федей
видели...
Бабушка взяла меня за плечи, подвинула к себе. Я ведь еще мал был, лет
двенадцать...
- Да ты как-нибудь у отца своего спроси. Он помнит, я знаю. Ему тогда
годиков семь было. Да, семь. Большенькой уж был.
Я подсчитываю в уме, в каком же это, стало быть, году могло произойти
то, о чем мне сейчас бабушка расскажет. Отцу семь, значит, в тысяча
девятьсот четвертом... Что же это за черти могли быть в наших краях в начале
века?..
А бабушка между тем принялась рассказывать...
Если бы не сумерки, наверно, не стал бы я слушать бабушкины байки, но
сгущалась тьма, да еще и разговор-то про черта, да еще и мне-то годков
только-только на второй десяток пошло... Подвинулся и я к бабушке...
- Жили мы в то лето в деревушке Куреж у большой горы Байтак. С горы в
речку Салбу ручейки текли. Тогда еще там и лес кое-где был: там кусты, там
купа деревьев. Потом уж все повырубили...
Потерялись у нас кони. Мы с Федей искали их, искали, да и сами
забежались так, что вечером уже, в темноте дорогу домой найти не можем. А
ночь уже на землю ложится. Думаю, сейчас костерок маленький разожжем и
переночуем у огонька, у ручья под кустиками. Завтра разберемся, куда идти,
где коней искать... Трава уже большая была... Троица прошла. Июнь стоял...
Да, июнь...
- А волков не боялись?
- Да каки тебе волки? В июне-то?.. Хотя места у нас волчьи. Ну, про
волков я не помню, может, и боялись, я ведь не одна была, с сыночком...
В июне ночи коротеньки, заря с зарей сходится. А все в середине ночи
темнота. И звезды в небе... Южная Сибирь... Туман с ручья наползает. Тишина,
хоть мак сей...
Я Феде свой шабурок постелила, Федя и задремал. А я сижу, бодрствую,
даже вроде бы молитву почитываю. Память у меня была хорошая, я их, молитв-то
разных, много знала. Это теперь вот все поперезабывала...
Дело к утру пошло. Заря занялась. Звезды меркли. Небо заалело. Воздух
ожил, прохладой напахнуло...
Я Федю полой шабура накрыла. Он посапыват, спит...
Я чувствую взволнованность бабушки, она как бы видит все то, о чем
говорит сейчас, и снова переживает ранее пережитое.
- Вдруг будто меня зарницей осветило. Я успела подумать: какая теперь
зарница, они в августе полыхают, когда хлеба на пашнях созревать начинают...
Я глаза открываю. А в небе - мать, пресвята Богородица! - чудо дивное! Висит
в розовеющем небе не знаю что - большое, огненное... Ну, как макитра
большая, сковорода глубокая, серебряная с серебряной же и крышкой. И вся она
огнем светится, зеленоватым. Я Федю на руки схватила, к груди его прижала.
Он у меня маленький был, меньше своих сверстников... Федя на руках-то
проснулся, глаза открыл и тоже на сковороду воззрился...
- Мама, - шепчет, - мама, что это такое?
А это самое вдруг померкло, исчезло из виду совсем и опять объявилось,
в полуста саженях от нас, прямо на лугу... Снова светится этот терем. В нем
даже как бы и окна появились. Круглые, будто бычьи глаза. Тоже зеленоватые,
но чуть красноватым отливают... Я голос потеряла, ни рукой, ни ногой
шевельнуть не могу. Молитва моя к губам пристыла, ни словечка из меня не
вылетает. Сижу ни жива, ни мертва, дрожу вся, кожа гусиными пупырышками
ошершавела...
У бабушки и теперь, когда она рассказывает мне все это, на руках-то
гусиная кожа. Волнуется, даже дрожит.
- И вдруг из этой жаровни выскакивают... черти, настоящие черти. Кожа у
них рыбья и тоже вроде бы светится холодным зеленоватым огнем... Рожи у них
будто стеклянные, а на голове сверху по два рожка золоченых. А голова-то
тоже рыбьего цвета. Глаза у чертей светятся. И тоже как бы красноватым
отливают...
Трое их было, да, трое. Средний чуточку больше, однако со взрослого
человека будет. Два других, что по сторонам у него, чуть поменьше... Они
опустились на траву и огляделись. Нас увидели у костра... Большими прыжками,
не шагами, двинулись к нам... Подошли, допрыгали они почти вплотную,
уставились, стоят. Глаза будто в больших таких очках... Кожу да рожу я у них
вот тут и рассмотрела, да и рост-то тоже... И золоченые рожки на рыбьей
голове. Нет, серой-смолой от них не пахло, а вот жаром будто бы обдавало.
Горячие они, черти. Постояли они перед нами, постояли, что-то будто даже
спросили, да я не поняла ни словечка...
И мне передается бабушкино волнение, чувствую, у меня кожа тоже
пупырышками взялась, будто я и сам этих чертей в рыбьей коже увидел.
- А потом они исчезли. Прямо на глазах пропали. Были и нет. Вот -
стояли, и - ни следа от них, ни духу. А потом и макитра их серебряная
поднялась и полетела, быстро-быстро, как звезда падучая помчалась по небу...
Оторопь моя прошла, я перехватила Федю за руку - и помчались мы в деревню.
Уж совсем светло стало. И слышу, петухи в деревне поют... И дорогу я вдруг
знаю, и тропа нашлась. Домой-то, считай, бегом примчались, на одном
дыхании...
Бабушка смолкла. Мне казалось, она все еще волнуется, будто бы вот
сейчас и тут еще раз переживает то давнее, что так поразило ее, чему она и
теперь не может дать никакого объяснения...
- Бабушка, а хвостов у них не было?
- Чего не было, того не было. Это были бесхвостые черти. И копыт у них
не было: чуни на ногах-то, белые с черной подошвой. А вот какие были руки у
них, не помню... Нет, не помню...
- Бабушка, а это не позднее было? Может, Феде-то уже все десять
исполнилось? Это вы, наверно, Тунгусский метеорит видели... Осколок от него
какой-нибудь тут упал...
- Нет, никакой это не митирит... Черти... Говорю тебе, это были
настоящие черти. На теле у них ничего не было, голы, как рыба в неводе.
Вроде бы даже они чуточку чешуей покрыты, серебристой такой... Да, может, и
не чуни у них на ногах-то обуты, а копыта белые с черной подковкой...
Бабушка довольно долго сидит молча, будто бы борется со своим
непрошеным волнением, со своими воспоминаниями. Потом она поднимается и идет
к окошку:
- Где-то наши задерживаются. Пора бы и приехать. Ведь обещались же
домой быть...
Бабушка вглядывается в темноту, в сумеречную улицу: не едут ли мои
родители с колхозного поля, на котором они и днюют, и ночуют, да ведь вот
сегодня-то как раз они сулились домой вернуться. Мы им и баню истопили.
Опять какие-нибудь дожинки. Ночная тишина стоит над селом. Собаки и те
дремлют, набегавшись за день.
- Я домой, в Абаканское село, вернулась, к батюшке ходила. Был тут у
нас священник, отец Симеон Рудаков. Рассказала ему про наше происшествие на
Куреженских ключах под Байтаком... А он мне в ответ: окстись-де, Марья
Ивановна, не городи околесицу. Какие тебе черти... Так больше я об этих
чертях-то никому и не рассказывала... Тебе вот - первому.
В те далекие теперь годы, в тридцать седьмом, как-то не до чертей было,
об НЛО слыхом не слыхивали. Отмахнулся я от чертей да и позабыл о них на
долгие-долгие годы, напрочь забыл. И у отца своего о том ни единого разу не
поинтересовался, не порасспросил. А вот теперь, когда разговоры об НЛО
пошли, я часто вспоминаю бабушкино повествование, слышу ее голос, чувствую
ее взволнованность. Увы, давно уже нет на свете ни моей бабушки, ни отца, и
никто из них ничего не уточнит из рассказанного когда-то. И все же я теперь
полагаю: видели отец с бабушкой это самое НЛО у горы Байтак между селами
Куреж и Большой Телек, в теперешнем Идринском районе Красноярского края...
Смею предположить, что не одно такое свидетельство похоронено нынче
навсегда по разным причинам, главная из которых - абсолютный аргумент: этого
не может быть, потому что этого не может быть никогда. Не показаться бы
смешным, не прослыть бы дураком. Вот ведь и я тогда отмахнулся от
свидетельского показания о событиях исключительных. Я не верил в реальность
рассказа, долго-долго не верил. Больше полувека.
Сколько таких вот всевозможных свидетельств ушло от нас незаписанными,
незафиксированными. Жаль.
ЗВЕЗДНЫЙ ГОСТЬ
В молодые годы довелось мне попутешествовать по нашей доброй земле,
походить пешком по местам ненаселенным, сплавляться по горным рекам, по
порогам и шиверам, слушать песни ветра в диких горах, белый шум водопадов и
рассказы людей бывалых у кочевого чума, на отдаленной базе геологов, в
охотничьей хибарке где-нибудь у черта на куличках, где сам Макар телят не
пас, куда ворон костей не заносил.
Однажды мы вдвоем с товарищем стояли в диком месте, высоко в горах, у
последних кедров тайги. Мы ждали свою группу, отряд друзей, которые
добирались сюда пешим порядком от далекого таежного аэродрома. Нас двоих
забросили в это место попутным вертолетом, с оказией, нас и имущество
отряда: палатки, лодки, продукты на все лето, и прочее - все, что нам
потребуется в дальнем и долгом путешествии. Дней десять прожили мы в
кедровнике на берегу речки. Здесь только недавно сошел снег, и молодая трава
смело пробивала полуоттаявшую почву, торопилась, распускалась нежными,
трогательными цветами. Цветет все одновременно: под кедрами - кашкара и
бадан, между кедрами и прямо около снежных полей - большие синие водосборы,
фиалки, а чуть ниже, на освободившихся ранее от снега участках, буйно цветут
синяя горечавка, жарки, золотой корень - родиола розовая, беленькие
ветреницы, дороникум и множество других знакомых и незнакомых цветов.
Я и сейчас, много лет спустя, с совершенно особенным удовольствием
вспоминаю те десять дней житья в верхней таёжке в далеких горах, у самой
линии горных снегов. Неземная успокоенность, все заботы оставлены где-то за
сотни верст отсюда, а впереди прекрасные дни хорошего путешествия по горной
реке от самых ее истоков до большой реки, до первых городов на ней. По этой
реке никто до нас не ходил, мы опишем ее, расскажем о ней другим
путешественникам.
Мы жили мирно, тихо, отдохновенно. Мы полагали, что вокруг на сотни
километров нет ни одной живой души. Только мы вдвоем да вот белки, бурундуки
и вольные птицы. И широчайший простор, открывающийся нам с высоты.
Выше нас вздымались снежные пики, закрывая вид на восток. От снежников
на пиках текли ручьи, сливались в потоки, те снова сливались друг с другом -
и образовывалась река, река нашего лета, река нашей давней мечты. Шум
потоков сливался в общее журчание, оно не мешало, не рушило тишины, было
естественным и даже приятным. До нашей таёжки сверху долина была широкой,
открытой, а ниже нас она резко сужалась, превращалась в глубокое синее
ущелье. Когда ветер дул снизу, с запада, мы слышали шумы многочисленных
водопадов. Над долиной и там, внизу, тоже поднимались горы - вечный покой,
страна нетронутого времени.
На третий или четвертый день нашей вахтенной жизни в этом дивном
Синегорье мы увидели за рекой, на распустившемся цветами лугу, стадо
оленей - северных оленей, которые, по нашей информации, тут действительно
водились, но встречались исключительно редко и очень малыми группами. А
тут - пара десятков, разновозрастные, здоровые. Будь у нас хоть какое-нибудь
ружьишко, мы бы, глядишь, отважились даже и поохотиться. Но ружья, слава
богу, у нас не было, оленям ничего не грозило. Я, правда, пытался поснимать
диких оленей на фотопленку, нацепив на фотоаппарат небольшой телеобъектив,
но, боюсь, это у меня получилось не лучшим образом. Далековато от нас
паслись сокжои, слишком далеко...
Бремя нашей вахты не было тяжким. Мы кое-чем занимались. Мой напарник
Сергей Шаламов собирал орех-падалку по верхним, изолированным друг от друга
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг